— Нет, Гриня, погодь, — оттолкнули его от выхода. — Как насчет рассчитаться? Сам всегда утверждаешь...
Если бы людей было поменьше, наглеца можно было не послушать. И не в деньгах-то дело. Не сумма для короля. Но вот так принародно умыли. И кто? Кто???
— Сколько? — сквозь зубы выдавил он.
— Серый, сколько партий?
— Тринадцать, — напомнил друг, тоже все еще находившийся под гипнозом случившегося чуда.
— Сколько? — вновь переспросил Григорий. Ему хотелось как можно быстрее спрятаться от позора.
— Сорок девятьсот шестьдесят, — подсчитал в уме победитель. В зале зависла жуткая настороженная тишина.
— Минус должок с моего приятеля за шесть партий... значит, сорок шестьсот сорок.
— Завтра с открытием деньги будут здесь, — собрался с мыслями болотный король и, раздвинув толпу, вышел.
— Вот вам и молодежь. За горло берет, и плевать им на авторитеты, — то ли в шутку, то ли всерьез разорвал паузу один из зрителей.
Теперь загалдели все, но приближаться к странному мастеру, развалившему непобедимого Гриню, как-то не решались.
— Пошли, — предложил Максим товарищу. — Задержались, зараза. Надо было отыграться — и все. Меня человек заждался. И вообще...
— А ты азартен, Парамоша! — со смехом процитировал фразу из "Бега" Серый. — Жалко Гринчика? — скорчил он уморительную гримасу. — А он продувшихся жалеет? Знаешь, как выбивают долги? Это с нашими связываться не очень желают. Да и то... Помнишь, отец Жоры в госпиталь попал, вроде как с балкона свалился? С какого там балкона... Слушай, а что ты с такими бабками делать будешь? Что батьке скажешь? Я бы...
— Ну?
— Не знаю. Айда лучше на пиво.
— У меня встреча, Серый. Ты сам.
— Ну, тогда покедова. Вечером прошвырнемся? — и, не дожидаясь ответа, спасенный дружок свернул на аллею, ведущую к пивбару.
Бывший сыскарь сидел в ленивой расслабленной позе на дальней аллейке. В конце ее начиналась тропинка, которая в свою очередь проходила возле того самого, выглядывающего из земли, осколка замковых развалин.
— Когда я был при деле, минута в минуту прибегал. Теперь со штатским оборзел? — хмуро упрекнул он за опоздание Максима, но тем не менее протянул руку.
— Дружка выручал.
— Это того же? Как его? Огнев? Или Огоньков? Опять куда-то влип?
— Да так, по мелочам...
— Влипнет он рано или поздно в большое дерьмо. Ну не об этом. Что меня поперли, уже знаешь. Но не плакаться пришел. Мои заботы. Слушай. С первым, на кого ты указал, была разборка. Тоже уже знаешь? Молоток. Но вот его... ммм... "лейтенант" — Лось дал интереснейшие показания. Тебе интересно? Так вот, какая-то чертовщина происходила. Привалило к ним в наглую что-то очень напоминающее нечистого — тьфу, тьфу, тьфу, — рассказчик быстро сплюнул. — Запытало двоих быков до смерти, а третьего, был у них один садюга, так задрало, что тот сам в петлю влез. Ну, они хотели визитера должным образом приветить, тем более, что тот вроде пацаном обернулся. Пальнули в него. Впритык. Кишки выпустили. А тому хоть бы хрен — поднялся, выпытал у шефа все об убийстве, выдрал глаза и язык, перерезал горло и Прохору, и заму его... Как тебе такие кошмарики?
— Глюки. Наверное, передозировка. Это что, Лось сам видел?
— Это ему рассказали...
— Убитые?
— Хорошее объяснение. Ну, что было, быстро!
— Я... но послушайте, дяденька, — вдруг спохватился Максим. — Чего вы пристаете? Вы кто?
— Я??? Кто??? — подхватился со скамейки экс-опер. — Да, — через мгновение успокоился и опустился он. — Просто еще не привык. А ты молодец, быстро нашелся. Как-то изменился, — он изучающее, будто впервые увидел, рассмотрел юношу. — Не то, чтобы возмужал, а как-то... заматерел, — нашел он слово. — Тогда еще пришел телок телком, а теперь — этакая ходячая... самоуверенность.
— Нет, я просто теперь никого не боюсь.
— Случилось что? — почти по-товарищески забеспокоился экс-мент.
— Да... постоянно, — рассеянно, думая о чем-то своем, подтвердил Максим.
— Что ты и где все-таки учудил?
— Ай, ерунда, — отмахнулся Максим. — Вы-то что теперь делать будете?
— Я их все равно достану. Всех, — с озлоблением прорычал опер. — Я теперь человек свободный. Оторвусь пока от них, и из тенька непроцессуальным путем... Поможешь?
— Я опять уезжаю... На недельку. Приеду, позвоню. Дайте номер.
Он достал свой сотовик и занес продиктованный номер. Собеседник, увидев навороченный аппарат только вскинул брови, но спрашивать ничего не стал. Это навело Макса еще на одну мысль.
— Тогда и вы мне помогите, ладно? Я тут у одного короля в бильярд выиграл.
— У Грини что ли? Ты? — изумился сыщик.
— Да. Он завтра обещал долг принести. Что-то мне... тревожно.
— А говоришь, что ничего не боишься, — усмехнулся собеседник. — Но здесь — дело чистое. Принесет и отдаст. Может, потом, через месячишко, тебя и прихлопнут, но уже вроде бы и не за выигрыш.
— Понимаете, мне некуда его девать. И домой нести это, отцу рассказывать... А он у меня...
— Понял. И что?
— Вы не могли бы их забрать себе. Ну, половину вообще. Вам же жить, и на расходы по следствию. А вторую я бы как-то частями брал.
— Вроде банка? Но погодь, а сколько же там?
— Сорок с хвостиком.
— Сорок чего?
— Тысяч. Баксов.
Холера присвистнул, затем вновь посмотрел на подростка долгим взглядом.
— Твои масштабы действительно внушают некоторую... тревогу, — передразнил он Максима. — Это меняет дело. И вот что я тебе скажу. Он завтра придет и принесет все, копейка в копейку. Ну, цент в цент, то есть. Но как ты его обул! Да. Принесет. Но, во-первых, это не означает, что за этим выигрышем придешь ты. Все мы смертны, сам понимаешь. При меньших суммах проигрыш — долг чести, но при таких у этого дерьма мелкого масштаба все может быть. Мой тебе совет — до завтрашнего дня из дома не высовывайся. Кто бы там какими голосками за дверями не распевал: "Ваша мама пришла, молочка принесла". Ну а дальше, уже утром, получив выигрыш, ты не обязательно донесешь его до дома. Или не обязательно сохранишь даже недельку. Поэтому... Поэтому... Так говоришь, фифти-фифти? Хорошо, — решился он. — Отработаю. Приходим завтра вместе. Ты получаешь, вхожу я. Отдаешь: "Вот товарищ капитан". Я исчезаю. Гриня и сотоварищи уточняют у тебя мотивы, ты объясняешься, что я тебя запугал уголовной ответственностью за азартные игры, они объясняют тебе, что ты лох, Холеру уже из ментовки поперли. И все. Мстить тебе не подумают — ты уже сам жертва, даже большее, чем они, посмешище. И, кроме того, не так... э-э-э... западло им забирать уже у меня свои бабки. Хотя и поопаснее, конечно, чем юнца пощипать. Как план?
— Это уже для вас опасно.
— Надо же твои двадцать штук отрабатывать! Ну и, кроме того, может, выходы кое-какие нащупаю... Ну, по рукам? А теперь, давай, провожу хотя бы из парка. Думаю, что еще рановато для них, но черт их знает. Кроме того, для этой нашей легенды полезно.
— Вот здесь, — кивнул Максим, проходя мимо торчащей башенки, — мы клад искали. Вход в замок. Там все мусором завалено. Начали расчищать, ногу нашли в сапоге. Здесь никого не убивали, не помните?
— На моей памяти нет. Но поинтересоваться могу. Хотя...
— Хотя зачем, — подхватил подросток, понимая, что совсем другое хотел сказать опальный мент.
У выхода они распрощались, условившись, что Макс придет получать должок точно к открытию, а опер будет действовать по обстоятельствам.
Когда юноша поднимался к насыпи, за поворотом загудел тепловоз. Максим вспомнил врезавшуюся в еще детскую память жутковатую историю, рассказанную детворе в назидание их первой учительницей. Вот здесь, возле этой стрелки, девочка перебегала дорогу. И вот в этих рельсах ей зажало ногу. А поезд уже шел, и ничего нельзя было изменить. И кто-то из взрослых накинул ей на голову свой пиджак. Чтобы не видела "последнего". Макс вздрогнул, вспомнив захолодивший тогда его детскую душу ужас. Потом остановился, решив переждать. Ну его к черту с этой стрелкой. Сзади тоже кто-то, шумно сопя, остановился. Видимо, бежал, но тоже решил не рисковать. Из-за плавной дуги поворота выбрался и быстро стал увеличиваться работяга-тяжеловоз. Максим отступил было на шаг и в это время почувствовал сильнейший толчок в спину. И вновь, словно в замедленной съемке, мимо его проплыл на рельсы мужик с вылазящими из орбит глазами.
Вот он еще раскрыл рот, блеснув передними золотыми зубами, вот взмахнул руками с почему-то зажатой в них Максимовой рубашкой. Он не успел ни упасть, ни даже закричать. Лобовое железо многотонной махины ударило прежде всего в голову и отбросило несчастного вперед. В этой замедленной съемке Белый еще увидел, что модные, переходящие в бородку усики стали красными. Затем тепловоз догнал падающее тело, и уже гораздо дальше от места наезда в стороны полетели какие-то обрывки плоти и одежды. Только теперь жутко взревел и заскрежетал тормозами локомотив. Макс, не дожидаясь остановки, скатился в разросшиеся под насыпью буйные кусты бузины. От увиденного его трясло и тянуло на рвоту. К счастью, после вчерашнего очищения он вообще ничего не ел.
Пока он приходил в себя и унимал нервную дрожь, начали сбегаться зеваки. Они, конечно, рванули вперед — туда, где теперь еще дымились в горячей крови куски человеческого тела. Не кинулся туда только один — примчавшийся одним из первых Холера. Он нашел в кустах рубашку Максима, как-то потерянно ее рассмотрел, вдруг с каким-то отчаянием погрозил кулаком чуть ли не самому небу и, по-стариковски сгорбившись, поплелся назад, в парк.
— Товарищ капитан, — позвал его из кустов Максим.
Опер остановился, явно не веря своим ушам.
— Я здесь, подойдите, пожалуйста.
— Ты... жив? Как... Ты же... — уже через мгновение обнимал юношу бывший мент.
— Как моя рубашка? Цела? А то с голым пузом...
— Да, браток. Цела. Я еще подумал... Но в таких случаях все бывает. Приходилось. Насмотрелся... Но подожди, как же... А кто там?
— Не знаю. Гомик какой-то, — уже одеваясь, объяснил Макс. — Такой пучеглазый, с усами-бородкой, — показал он на себе форму растительности. — И полный рот золотых зубов. Хотел толкануть. Промахнулся. Вот, рубашку содрал — а сам под тепловоз.
— Сыч. Наверняка. Сыч. Гринин холуй.
— Да, вроде видел его в бильярдной.
— Вот, братишка, я тебя не зря предупреждал. Пошли отсюда.
Когда они выходили через второй выход, тоже пересекающий эту же насыпь, зеваки ручейками тянулись к людскому морю, уже плескавшемуся вокруг места происшествия.
— Надеюсь, ты мне когда-нибудь объяснишь, как можно содрать с человека рубашку, застегнутую на все пуговицы и успеть после этого кинуться под поезд? — приходя в себя, мрачно пошутил Холера. — А пока — до завтра. Думаю, что на сегодня их программа закончилась. Будут приходить в себя. — И опер ушел, уже расправив плечи, но озадаченно покачивая головой.
Максим, привычно пожав плечами, взглянул на часы и ускорился в городок по дороге, усаженной благоухающими удивительным ароматом крушницами. На рандеву к девушкам он опаздывать не привык.
— Здравствуй, проходи, тапочки вон там, — встретила его Косточка.
Они прошли в знакомый зал. Судя по тому, что девушка была одета в домашний халатик и обычно, без прибамбасов, причесана, можно было понять, что разговор должен состояться деловой. Ну, во всяком случае, не любовный.
— Чай, кофе, — собираясь с мыслями, предложила хозяйка. — Как съездил? Говорят, как бы победил и в столицу на смотрины успел? — выстрелила она.
— Чай, кофе не надо, спасибо. Да, пару боев выиграл, но знаешь...
— Я вот почему тебя позвала, — перебила повествование одноклассница. — Ты мне должен кое-что объяснить. После того как бы сеанса спиритизма, думаю, можешь.
— Постараюсь, но, знаешь, тогда... такое редко бывает. Просто потрясло всех...
— Я не об этом, Макс. Тут совсем другое. Какая-то как бы чертовщина стала твориться.
— Но, Кост... но Тань... тот сеанс совсем не был связан с чертовщиной...
— Не оправдывайся. Сама знаю. Ты мне вот что скажи... Приснился мне жуткий сон. Будто ввалился ты ко мне ночью весь как бы в крови. Простреленный. Из дырок как бы кишки выглядывают. И завалился у меня в ванной. Даже нет. Сначала в крови появился, потом в ванной как бы завалился, а там я кишки и увидела. Бр-р-р, — передернуло ее. — А потом я тебя вытащила, перебинтовала, перетащила как бы в постель. А потом сутки ты был у меня. Вылечился... И... — запнулась она, — и как бы ушел.
— Да, странный сон. Ну, чего только не снится. Тебе что, этот сон истолковать? Так я не...
Девушка гибкой лаской метнулась к нему и расстегнула рубашку. Затем отошла, вновь села в кресло и своими огромными глазами уставилась на гостя.
— Ну вот, видишь, — никаких шрамов, — смущенно прокомментировал Максим, вновь застегиваясь.
— Да, во сне я тоже удивилась... Но ответь мне, пожалуйста, — ее голос стал зловещим. У тебя на левом боку как бы родимое пятно. Как я могла это видеть во сне, если не знала бы об этом?
— А ты не знала? — облегченно вздохнул подозреваемый.
— Конечно, нет, откуда?
— Да ты просто забыла. Когда еще малыми в бассейн ходили на плавание. Вы еще с Мышкой обе приставали — подбегали и нажимали: "Би-би!"
— Точно, — всплеснула руками Косточка. — Забыла. Ну ладно... Выкрутился... Перейдем к более серьезным вопросам. Мне еще снилось, что... что... ну, что между нами как бы... было. Ну?
— Так было или "как бы было"?
— Ай, не цепляйся к словам-паразитам. Сам еще недавно по делу и не по делу "конкретно" вставлял. Не отвиливай.
— А хорошо это снилось? Я, я только так... извиняться мне за сон или нет...
— Это неважно. Совсем неважно, — покрывшись краской, отрезала девушка. — Вот это как раз обсуждению не подлежит.
— Но почему же. Если приснилось, что это кое-что было невинно и чудесно, то какая в конце концов...
— Все. Проехали. Чем объяснишь?
— Может, перед этим... сном у тебя что-то с кем-то было, а потом наслоилось?
По тому, как вновь покраснела девушка, Максим понял — угадал. Бедный Пенчо...
— Ладно, проехали и эту тему. А то ты наобъясняешь. Ну хорошо. А теперь... Мне снилось, что я тебя тогда как бы перебинтовала. Говорила тебе, нет? И вот затеяла я уборку — ну, чем объяснить? — она вытянула из стоящего рядом пакета грязно-бурые бинты и сунула их под самый нос своему гостю. — Вот, под ванной лежали.
— Может, из семьи кто порезался? — пробормотал растерянно Максим.
— Не смеши меня и не держи за дурочку, — возмущенно вскрикнула девушка. — Тут несколько метров бинтов. Пальчик порезанный бинтовали? И крови, наверное, литра на два впиталось.
— Ну, я не знаю, как у вас бинтуют, — промямлил, собираясь с мыслями, подросток.
