— Все, покупаю искусственную. Давай о деле.
— Вот это, — тоже перешел на деловой тон Максим, — вам на хранение. Двадцать процентов — ваши. За "банковские услуги" и информацию.
— Щедро. Ну да ладно. Придет время, сочтемся. Я думаю, вся эта продажная сволочь скоро ляснется и я еще вернусь. Кто их крышует?
— Ого! Поверьте, отсюда не видать. Не знаю, когда все с этими местными и не местными буграми кончится. Лучше займитесь своим делом. Откройте какую-нибудь сыскную контору. И не здесь, а в столице. Я спонсирую. Да и вообще мы могли бы там здорово помогать друг другу.
— Подумаю, о многомудрый юноша. Ладно, к делу. У меня там ребята остались. Твой Хома, его фамилия Кисленко, пропал практически сразу после выписки. Обнаружен мертвым на пригородной свалке. То есть до дома и не доехал. Когда исследовали то, что осталось... Ты же понимаешь, столько времени... Такое впечатление, что растерзал какой-то здоровенный хищник. Типа медведя, — Холера инстинктивно оглянулся. Но в лесу было тихо.
— Нет здесь никого, — успокоил розыскника Максим. — Дальше.
— Ты откуда знаешь? Ну да ладно. Так вот, списали на то, что на свалке труп пораздирали псы. Но, по заключению эксперта, самые жуткие повреждения — прижизненные.
— Какие "жуткие"?
— Не надо. Не уснешь. Просто поверь. К примеру, когда человека грохает поезд, ну как тогда, помнишь? Он сначала свою жертву раздевает. Потом отрывает руки-ноги. Потом голову. Потом раздирает живот и наматывает на рельсы кишки...
— Хватит! — подкатила тошнота к горлу Макса.
— Так вот, юноша, это по сравнению с тем, что сделали с Хомой, — цветочки. Или к примеру... Понимаю твою реакцию, но это тебе будет интересно. Знаешь, чем наш король бильярда Гриня закончил? Сварился в холодец.
— Это как? — изумился Макс.
— Сидел в ванной, говорил по телефону, и вдруг замыкание. Двести двадцать по шнуру. Ну, он, правда, долго не мучился. А трубка упала в воду и как кипятильник работала. Они же мнительные, наши нувориши. Мой дом — моя крепость. Даже б... гм... ну, девиц легкого поведения на ночь у себя не оставляют. К утру быки сломали дверь, а в ванной — холодец. Потом, когда наши и прокурорские приехали, быков, которые своего шефа вычерпывали, по несколько раз повыворачивало. Хотя, свинье — свинячья смерть. Ты что?
— Ничего-ничего, сейчас пройдет, — давился подступающей тошнотой подросток. — Но я же не знал, что он в ванной. Я и не думал, — бормотал он.
— Э-э-э, братец, да ты и здесь руку приложил? Ты когда приехал-то?
— Перестаньте, — уже справившись со слабостью, попросил Макс. — Что известно еще о Хоме? Есть подозрения?
— Подозревают, конечно, "шакалят". Что-то они не поделили. Он же и в больнице с криминальной травмой лежал. Кто-то по голове здорово двинул. Ходят смутные разговоры, что он с дружками где-то что-то раскопал. Может, даже из того места, где вы чей-то сапог нашли. Помнишь, рассказывал? Какой-то клад. И не поделились. Кстати, сейчас в розыске еще два его сотоварища. С учетом того, что случилось с Хомой, прогнозы самые мрачные... А тебе он там, в больнице, ничего не рассказывал? Или... не показывал?
— Не-е-ет, — протянул Максим. — И вообще, вам-то зачем?
— Ребята дают информацию мне, я — им. И просто, ну, любя что ли, хочу предупредить, — если замешан, берегись. Это не Прохора бандюганы и не "шакалята". Кстати, о Прохоре. Его братан, ну, Ники, помнишь, я рассказывал, обещался жутко отомстить за братца. Скоро он возьмется за "шакалят", так что эти пауки друг друга сожрут. Но с этим парнем, с Хомой, что-то пострашнее. Берегись, — повторил бывший мент.
— Спасибо. Я сам его найду. Или вот что, — вдруг осенило юношу. — Скажите вашим друзьям, что я с Хомой общался и даже... Нет... Только, что я с ним в больнице подружился. Но не для того, чтобы они меня, как вы тогда, расколоть пытались. Чтобы информация пошла.
— На живца?
— На ловца.
— Опасно, парень, очень опасно.
— Да не боюсь я, — отмахнулся Максим.
— А как со Светланой? Точнее, с теми, кто убил? Про местную возню наслышан?
— Рассказали. На самом деле — Прохор, Игнат, Ржавый с каким-то зеком. Но кто за ними — не знаю. Хочу узнать у Ржавого.
К этому времени они вышли на опушку.
— Я скоро уезжаю в столицу на олимпиаду. Потом, наверное, будем вообще перебираться туда навсегда. Там и узнаю. Потом созвонимся.
— Ну что же. Успехов, юноша. И все равно берегись. Страшно мне за тебя почему-то.
И вдруг Максиму тоже стало страшно. На мгновение. Страшно тем детским безотчетным ужасом, когда кажется, что за спиной крадется какое-то жуткое чудовище.
— Да ладно вам, — успокоил он и себя, и Холеру, пожимая напоследок сильную руку. — Это вам просто от тоски по работе страшки приходят. Вот возьметесь за дело...
— Твои слова да богу в уши... Хорошо. Уляжется, переговорим.
А вечером после танцев Анюта решительно направилась к подъезду Максима. О том, что парень сейчас один, она знала.
— Я никогда и ни перед кем не собираюсь оставаться в долгу! — объяснила она свое поведение, входя в квартиру.
Наверное, это было подвигом со стороны пятнадцатилетнего пацана. Он мягко отстранил девушку: "Я... из благодарности... " Продвинутая девушка поняла и не дослушала. Не то негодующе, не то насмешливо фыркнув, Анюта исчезла, громко хлопнув дверью. Остался только запах тонких, волнующих духов. Волнующих... Эх! Но это было бы подлостью по отношению к другой девушке, в окнах которой сейчас горел свет. И которая завтра вновь выйдет на балкон за цветком. Хотя она же его уже бросила.
Максим уехал ранним утром. Даже не выйдя на балкон. Все же перед Танькой было почему-то стыдно.
Глава 38
Столичная олимпиада отличалась от областной уровнем участников и уровнем сервиса. Всех разместили если не в престижной, то довольно уютной и добротной гостинице, в двухместных номерах. Не пожалели денег на питание и экскурсионное обслуживание. Говорили, что такие форумы патронирует сам президент, установлены весьма солидные награды и, может быть, он их и будет вручать.
— Мы, к сожалению, не физики, не генетики и не электронщики. К этим наверняка пожалует. А мы, как всегда, в загоне, — вздохнул Максимов сосед — высокий очкастый доходяга из мультика про отличников.
— Это почему? — поинтересовался Максим.
— Гуманитариям никогда не понять математиков, — махнул рукой парнишка. — Даже атомную бомбу в свое время рассчитали математики. А слава — физикам. Да и вся эта электроника на программировании. А это — опять же математика. Ай, ты сам все понимаешь!
Они познакомились. Сосед отрекомендовался Николаем, но сказал, что отзывается на Ника, Николь и просто Колю.
Устремленная ввысь красота храма науки пришлась провинциалу по душе. Любознательный мозг юноши к этому времени впитал множество хроник, эпических баллад и откровенных баек о великих ученых, приложивших свою руку, точнее свои мозги, к славе этого университета. И все-таки, и все-таки...
— Скажите, а в музей авиации экскурсий не будет? А в музей космонавтики? — поинтересовался он.
— Программой не предусмотрено, — ответил старший группы, неприязненно покосившийся на неспокойного подростка. Вероятнее всего, Максим нарвался на представителя чистой "неприкладной" математики. Юноша разочарованно вздохнул и уже не с таким энтузиазмом рассматривал портреты великих и места, где они творили. Самим олимпийцам творить предстояло в одной из просторных кафедр. Макс впервые увидел зал с амфитеатром расположенными столами.
— Лучше бы наоборот, — шепнул он соседу. И на недоуменный взгляд пояснил: — Преподаватель вверху, все остальные вот так же, но вниз. И его всем видно, и он видит, кто пишет, а кто в морской бой режется. И списать снизу вверх труднее.
— Интересно. Ты давай, запатентуй это предложение, — отозвался Ник.
— Дарю.
На этот раз состязание умов решено было провести обстоятельно. В три этапа. С выбыванием. С суточными перерывами между раундами. С экскурсиями для желающих. С дипломами... Да что с дипломами! С президентскими стипендиями. А занявший первое место абсолютный победитель направлялся для месячной ознакомительной практики что ли аж в Кембридж! А занявший второе место — на две недели отдыхать в... Не угадали, не в какой-либо "Артек". В Испанию! Занявший третье место — на десять дней в Турцию. Ну и дальше, по убывающей. ("Представляю, что для программистов и физиков понаворочено", — вздохнул Ник.)
Призы были аховые, и атмосфера математического братства немедленно улетучилась. Гомонящие автобусы, отвозившие ребят туда, возвращались назад с сосредоточенно-задумчивыми соискателями призов.
— Есть за что мозги посушить, — подвел итог Николай, плюхаясь на застеленную кровать. — Все-таки стипендия и Испания или Турция, а? — пригласил он к обсуждению соседа.
— А Кембридж — слабо? — подначил Максим.
— Э, брат, на этот счет губозакаточную машинку выдадут незамедлительно.
— Это почему же?
— Занято, Макс, уже забито. Не понимаешь? Уже и билеты заказаны. Есть один гений. Ну, не гений, но с большой головой и еще большим папой. Ну, не "самого" детка, а где-то рядом.
— Но это нечестно!
— Да брось ты. Как маленький, — сладко потянулся Ник. — Он, действительно, молодчина. У него уже международные публикации. Так что не он под первое место планируется, а первое место, то есть приз — под него.
— Ну, это посмотрим.
— Ого! — прокомментировал Николай. — Молодец. Еще не обломали?
— А тебя уже?
— Брось, не ерепенься. Я же так, для сведения, — примирительно пробурчал юноша и потянулся за толстенным математическим фолиантом. Гостиница погрузилась в предэкзаменационную тишину. Максим, и не собиравшийся готовиться, вышел в коридор и набрал врезавшийся в память номер. Пора.
— Слушаю, — гулко и зловеще, словно из преисподней, прогудел страшный по своей силе голос.
Но и Максим уже был уверен в своей странной, пугающей его самого силе.
— Есть дело, Ржавый, — твердо проговорил юноша в трубку.
— Это ты, милое дитя, протеже Ираклия? Добро пожаловать, — зловеще завибрировала трубка.
— Зови меня Архаил, — представился подросток, вспомнив разговор в пыточной.
— Сегодня в восемнадцать, в Углах, устроит? — что-то дрогнуло в трубке.
— Вполне. Только, Червень, будь сам. Вопрос исключительной важности.
— Догадываюсь, юный мститель.
На этом связь прервалась, и Макс пошел уточнять, что же это за Углы такие и как до них добираться.
Углы оказались одной из новых узаконенных свалок, сразу же облюбованных боевиками разного калибра для разборок. Подкупала безотходность процесса — все погибшие здесь же зарывались и здесь же сгнивали вместе с остальными отбросами человеческой жизнедеятельности. Здоровенные, выписанные откуда-то из-за бугра бульдозеры, ежедневно разравнивали все эти кучи, огороженные похожими на крепостные стенами, затем загружали все это в бездонные баки, где все и перегнивало. Выделяющийся метан помогал столице обогреваться в лютые зимние стужи. Не бог весть какая помощь, но, во-первых, почти даром, а во-вторых, и от всей этой гнили хоть какая-то польза.
Максим приехал сюда на такси — иной транспорт на свалку не ходил. М-да, нашел босс местечко для свиданьица. Мало того что вонь, так еще целый лабиринт стен, груд мусора, какие-то золотари копошатся, грейдеры стоят...
— Эй, Архаил, давай сюда, — приглашающе помахала ему фигура в черной коже.
Когда Макс подошел к черному, тот ловко увернулся и скрылся за гигантским ковшом тут же взревевшего монстра. До противоположной стены грязно-серого бетона было метров восемь. Несколько секунд для приготовления очередной порции гниющего компоста. Пятясь, Макс оглянулся. На стене выстроились те самые золотари. Шестеро. Только держали в руках они не отрытые бутылки или какой картон, а крупнокалиберные "бульдоги". Всерьез воспринял "юного мстителя" Ржавый. И, конечно, не явился. "Ладненько. Можно остановить трактор. Можно парализовать всех. Хотя, — Макс вспомнил таракана. — Это — та же мразь". И в момент, когда до ковша осталось около метра, юноша заставил всю эту мусорную гвардию спрыгнуть сюда, к нему. Когда раздался вой и хруст раздавливаемой плоти, Макс двинулся сквозь железного монстра. До этого он не проводил таких опытов. Разве только — сквозь стену, когда прорывался к ворюге — заведующей детдомом. Одежда, правда, осталась на месте и с ним не последовала. Значит, и сейчас с прикидом придется распрощаться — мелькнула запоздалая мысль. Голый по свалке, затем — по городу? Но новые ощущения на минуту затмили все рассуждения. Справа-слева промелькнуло толстое железо ковша, затем серый алюминий картера двигателя, его обдало жаром масла поддона, перед глазами винтом прокрутился коленчатый вал, маховик, и голова юноши вынырнула из движка. Последующие впечатления были не столь захватывающими, за исключением постепенно пронизывающей его грудь трансмиссии. Но вот и все. Гигантский трактор зло грохотал уже позади. Макс развернулся и легко вспорхнул наверх железного чудовища. После пережитого все казалось легко. В просторной, шикарной для этого вида транспорта кабине сидел тот самый "чернокожанный". В этот момент он сдавал назад, рассматривая плоды своих усилий. Когда пространство между ковшом и стеной открылось, он резко заглушил машину. Затем выругался. Максиму показалось, что у его визави даже зашевелились редкие волосы на вдруг покрывшейся потом лысине. Тракторист схватил сотовик.
— Червень, дело сделано. В лепешку. Одно месиво.
— Без эксцессов? — уточнил знакомый Максу гулкий голос.
— Какое там без... Всех наших с собой утащил.
— Это как? — дрогнул голос.
— Вот так. К себе под ковш. Все вместе с ним в одном коме, — вздрогнул лысый, вглядываясь в останки.
— Следовало ожидать чего-то такого. Не зря предупреждали. Все, приезжай. Остальное — не твоя забота.
Тракторист, вырубив связь, потянулся к ручке двери. Затем, что-то почувствовав, повернулся и, увидев торчащую из задней стенки голову убитого им юноши, дико заорал.
— Аааадрееес, — добавив страху, завыл Максим. — Аааадреесс бооос-са? Тыыы или ооон? — потянуло свежеиспеченное привидение руки к шее лысого.
— Вон! Прочь! Изыди! Иди к нему! Это все он! — теперь уже визжала жертва. — На Коломенской. Дом пять! Изыди!
— Отдай свое черное сердце... — Макс протянул руку к груди жертвы и тут понял, что переиграл: тракторист потерял сознание и сполз с сидения.
Только теперь юноша взглянул вперед — туда, за ковш. И чуть сдержался от подкатившей к горлу рвоты. Возможно, коллеги киллера-тракториста собирались палить в воздух, предупреждая шефа, возможно, в последний момент взывали к небесам, кто знает? Но из двенадцати рук восемь или девять с растопыренными пальцами торчали вверх из красного кома тряпья, костей, кишок, зубов и вывороченных глаз. Ужаса добавляла пульсация и предсмертное шевеление этой протоплазмы. И совсем жутко было видеть сжимающиеся-разжимающиеся пальцы на некоторых из рук. А этот, лежащий в кабине, чьих рук дело, — ничего. Не ужаснулся. Нормально хозяину доложил. Привидения забоялся, а вот такого — нет. "Конченный человек", — решил юноша и стал вытаскивать лысого из грейдера. Бежать бы отсюда, но голый не побежишь. Макс вздохнул и стал стягивать с бесчувственного тела его черную кожу. Она оказалась почти впору. Подросток брезгливо поморщился, но выхода не было. Посмотрел права лысого, узнал, что того зовут Михаил Стеклов (наверняка, среди своих — Майкл Стек или Гласс), нащупал в одном из карманов автомобильные ключи. И то не на такси приехали. Где-то недалеко и припарковались. Максим нажал на кнопку брелка, и, действительно, недалеко, в примыкающем к свалке кустарнике что-то пискливо отозвалось. Мучительно на что-то решаясь, юноша медлил, рассматривая синевшее от наколок тело Майкла. Сидел. И не раз. Тот же бешеный пес. И если не остановить... Ведь так просто — сжать сердце... Максим встряхнул головой, отгоняя искус. Нет. Не могу. Вот так просто, беспомощное тело? Нет... А ведь он и не сомневался. Раздавил бы в лепешку. Ну что ты, Макс, что? Ведь придет в себя — заложит. Предупредит... И будет убивать дальше. Хорошо, если своих или себе подобных... Ну? Время не ждет!
