Юноша замолчал и покраснел до кончиков ушей от смущения.
— Ты напрасно иронизируешь над этим, Тим, — спокойно сказал наставник. — Все вы — и юноши, и девушки — исполнили обряды Шораши-Пуджа, открывшие друг другу ваши тела. Эти древние тантрические обряды очищения красотой и любовью явились для вас хорошим испытанием. И я рад, что там, в храме Вишванатха, вы не пали в тёмную пропасть низких чувств. Кроме того, вы занимались всеми шестью канонами Ватсъяяны, и, надеюсь, постигли Лаванья Иоджанам — четвёртый канон "наделения красотой и очарованием"? Если это так, то теперь вы действительно боги, только "боги" земные, как и все люди в Трудовом Братстве... Что же касается апсар с их солнечной кровью, то они иногда становились возлюбленными смертных мужчин в знак высшей награды за их доблести. Это лишний раз доказывает, как ценили древние искусство любви и поклонялись ему. У тебя же, Тим, мне думается, слишком эротическое понимание образа женщины, и легендарных апсар ты путаешь с девадаси — любовными послушницами, у которых было несколько иное предназначение.
Юноша, задавший вопрос, покраснел ещё больше от слов наставника, усаживаясь на прежнее место под весёлые возгласы своих товарищей. Общее веселье сняло ту напряженную тишину, которая царила в аудитории секунду назад. Повеселел даже сдержанный наставник.
— Итак, ребята. На сегодня, пожалуй, будет достаточно уроков из прошлого. О любви вы поговорите на занятиях "Красоты и Гармонии Чувств". Я же не возьму на себя роль судить о столь трудном и изменчивом предмете.
Возбуждённые воспитанники стали толпиться вокруг кафедры, обступая учителя со всех сторон и засыпая его вопросами. Поднялась со своего места и Юли. Увлекаемая товарищами, она, стала спускаться вниз. В это время я ещё шире раскрыл дверь, заглядывая в аудиторию, и призывно помахал Юли рукой, привлекая к себе её внимание. Она сразу же заметила меня. Лицо её просияло радостью. Юли помахала мне в ответ, делая знаки руками, прося меня подождать снаружи. Мне ничего не оставалось, как подчиниться её требованию.
Я спустился под тень клёнов, окаймлявших лужайку перед входом в главный учебный корпус, и уселся там, на небольшую пластиковую скамью, с таким расчётом, чтобы меня было хорошо видно всем выходящим из здания. Тишина и спокойствие окружающей природы так не походили на то, что творилось сейчас в этом гигантском учебном "улье", полном наивных тревог, высоких надежд и радости каждодневных открытий. Но в этом-то и была вся прелесть детства и юности, которые так быстро проходят.
Я рассеянно посмотрел на залитую солнцем площадку перед входом, и заметил, как от группы воспитанников отделилась стройная фигурка Юли. На ней была короткая белоснежная юбка, и такой же топ, отороченный золотой каймой, оставлявший открытыми её загорелые живот и плечи. Юли быстро огляделась по сторонам, заметила меня под клёнами и, едва сдерживаясь, чтобы не побежать, торопливо зашагала в мою сторону. Я поднялся ей навстречу. Когда между нами оставалось всего несколько шагов, Юли всё же не удержалась, и радостно бросилась мне на шею.
— Максим! Как же долго я тебя ждала!
Мелодия её своеобразного голоса с лёгкой грудной хрипотцой ласкала трепетным теплом моё сердце. На мгновение я окунулся лицом в её волосы и задохнулся от их чудесного аромата. Подхватил Юли на руки — лёгкую, словно пушинка — и закружился с ней, без остатка растворяясь в её ликующих сияющих глазах. Потом она опомнилась и слегка смутилась. Краснея, попросила меня опустить её на землю.
— Похоже, ты и впрямь решила "тщательно обдумывать свои поступки"? — шутливо поинтересовался я у неё.
Юли быстро сообразила, что к чему, и радостно всплеснула руками.
— Так ты слышал выступление нашего тянь-ши? Правда, он очень мудрый?
— Думаю, как и все наставники, работающие в школах. Ваш говорил действительно толковые вещи. Так что ты заруби его слова на своём расчудесном носике! Не то ещё наделаешь много непоправимых ошибок.
Я шутливо коснулся пальцем кончика её маленького носа.
— Да ну, тебя! Вредный ты какой, Максим! — с шутливой обидой воскликнула Юли, склонила голову на бок и прищурилась. — Ты лучше ответь мне, почему так долго не навещал меня?
Она положила обе руки мне на плечи, хмуря брови, хотя глаза её были полны нежности.
— Забыл меня?.. Совсем?.. Да?.. Ты же знаешь, что я не могу надолго покидать школу накануне выпуска! Бессердечный ты какой!
— Прости меня! Прости, если сможешь!
Я шутливо припал к её ногам, прижимая её тёплую ладонь к своему лбу.
— Нет тебе прощения, неверный! — с театральным пафосом воскликнула Юли и легонько оттолкнула меня коленом.
Я упал на траву и, раскинув руки, застонал:
— О, жестокая! Я не вынесу этого!
Юли смотрела на мои дурачества, стараясь сохранять надменный вид, но вскоре не выдержала, и звонко рассмеялась.
— Что, напугался? Ладно, вставай мученик! Я прощаю тебя! — щедро сообщила она и озарила меня своей чудесной улыбкой. Затем склонилась ко мне, протягивая руку.
Я задержал её запястье, нежно целуя её тонкие пальцы.
— Прекрасная царица! Но хоть сегодня ты можешь покинуть чертоги своего сказочного дворца и уделить внимание мне, своему покорному слуге?
— Сегодня? — Юли выпрямилась, делая вид, что размышляет над чем-то. Потом засияла глазами. — Ты угадал. Сегодня я вся твоя!
Она снова повисла у меня на шее, крепко прижимаясь ко мне всем телом.
— Ой, Максим! Я так соскучилась по тебе! Так соскучилась!
— И я сегодня весь твой!
Юли слегка отстранилась от меня.
— Правда? А разве тебе не нужно быть у себя в институте?
— Сегодня нет.
— Что-нибудь случилось?
Слабая тревога прозвучала в её голосе. Живя в доме своего отца, она прекрасно знала о непредсказуемости нашей работы, поэтому всегда безошибочно угадывала, когда случались какие-то происшествия. Внутри неё, как будто бы был скрыт особый "барометр", помогавший ей чувствовать скрытое психологическое давление между другими людьми.
— Ты как всегда угадала. Мы действительно сейчас занимаемся одним очень странным и запутанным делом.
— Что-то серьёзное?
На лице Юли появилась тревожная озабоченность.
— Да. В одном из институтов, расположенном в предгорьях Гималаев, пропала девушка-студентка. Всё говорит о том, что её кто-то похитил. Пока мы точно не знаем, кто и зачем, но эта девушка исчезла без видимых причин и, кажется, бесследно.
Я замолчал, заметив, что Юли начинает хмуриться уже всерьёз. Сразу же поспешил сменить тему разговора.
— Но не будем больше о грустном! Мы обязательно найдём её. Обещаю! Я ужасно устал за вчерашний день. К тому же твой отец устроил мне порядочный разнос, доказав, что я был слишком самонадеян в своих поступках.
— Ну, и поделом тебе! Иногда ты бываешь порядочным задавакой и злюкой! — Юли легонько пихнула кулачком меня в грудь и наморщила лоб. — Сама не понимаю, почему я всё ещё дружу с тобой?
Она схватила меня ладонями за щёки, словно пытаясь оторвать их. Сокрушённо покачала головой.
— А я знаю почему. Потому что ты любишь меня!
Я снова подхватил её на руки и закружился на месте вместе с ней.
— Ой, ой! Пусти сумасшедший! — Юли стала отбиваться, пытаясь вырваться.
— Да, я сумасшедший! Я потерял голову и сердце из-за этой чудесной и неповторимой девушки! И пусть об этом знают все!
— Ты сошёл с ума! — На лице Юли появился весёлый испуг. — Что ты говоришь? Здесь же кругом дети!
— Дети тоже знают про любовь! А я люблю тебя! Ласточка моя!
Я тонул в её удивительных глазах, в которых сейчас было столько нежности и любви ко мне, что сердце моё радостно пело в груди и рвалось наружу.
— Я хочу подарить тебе сегодня сказку! Пускай сегодня будет наш с тобой день!
* * *
Мы шли, обнявшись, всё дальше углубляясь в парк, медленно ступая по мягкому ковру шелковистых трав. Со всех сторон бесконечными оттенками красного и жёлтого цвета пестрели цветы, озаряя зелень густого кустарника, окаймлявшего берега круглого озера. Разбуженные цветением, как будто охваченные живым пламенем, стояли раскидистые деревья, и ослепительно-яркая дорожка оранжевых цветов убегала вглубь парка, теряясь среди листвы. Буйство красок, щебет птиц, пьянящие ароматы, струящиеся по ветру — всё это действительно походило на сказку. Я нарочно привёз Юли сюда, в "Сады Любви" — лучшее место для всех влюблённых в Городе, где царила вечная весна.
Мы спустились к озеру, и тут заметили на берегу его сгорбленную одинокую иву. Она была почти сухая, с растрескавшейся корой, и так странно смотрелась среди цветов, скорбно клоня к воде длинные тонкие ветви.
— Смотри, Максим! Какая старая... — негромко воскликнула Юли, указывая на неказистое дерево, казавшееся таким печальным и всеми покинутым.
Юли подбежала к иве, замерла около самой кромки воды и осторожно погладила шершавый, в рубцах и трещинах ствол. Я подошёл следом за ней.
— Совсем старая! — повторила Юли, сокрушённо качая головой, обводя пальцами трещины в коре. — Когда-нибудь и я стану такой же, как она... Кожа моя будет морщинистой и жёсткой, и сама я сгорблюсь вот так же...
Слова её вызвали на моих губах невольную улыбку. В самом деле, в её-то возрасте, когда жизнь только начинается и впереди столько прекрасного, столько невыполненных дел и свершений, думать всерьёз о далёкой старости? Сейчас, когда наша жизнь простирается уже за границы целого столетия!
— Любимая, это будет ещё совсем не скоро! — не скрывая иронии, сказал я.
— Скоро, скоро! Не спорь! — убежденно воскликнула Юли и грустно добавила: — Годы летят так быстро, и жизнь проходит так незаметно, особенно сейчас, когда вокруг происходит столько грандиозного, и во всём нужно непременно поучаствовать, везде побывать, всё успеть, чтобы оставить свой след на Земле или где-нибудь на далёких звёздах... А ведь мне уже двадцать лет, Максим! Представляешь? Двадцать! — раздельно повторила она, вслушиваясь в звук своего голоса. — А я ещё ничего не сделала в своей жизни! Детство так быстро пролетело, и старость вот она — уже не за горами!
Я не выдержал и весело рассмеялся. Юли обиделась на это.
— Зачем ты смеешься? Ты думаешь, я не права? У-ууу! Какой ты!
— Старость? — давясь от смеха, повторил я. — Что такое старость в наше время? По-твоему, я старый? А ведь мне уже двадцать девять!.. Нет, Юленька, это далеко не старость! Это колыбель, и мы с тобой ещё совсем-совсем не опытные юнцы! Старость приходит, когда человек больше не может отдавать всего себя любимому делу, служить обществу и людям в полную силу. Когда душа его больше не вторит мелодии молодости. Вот тогда приходит старость и неминуемая смерть, потому что эта жизнь до конца исчерпана, и душе необходимо вновь возродиться в новом теле, чтобы начать новый путь... Нет, мы с тобой не стары! В нас кипит энергия молодости, и мы полны сил и устремлений! Но, если уж на то и пошло, когда придёт наш час, и наши тела начнут дряхлеть, мы с тобой можем прибегнуть к полной или частичной ревитации. Тогда ты снова станешь такой же свежей, молодой и полной сил.
— Омоложение тела? — Юли опёрлась спиной о ствол дерева и шутливо поморщилась. — О, нет! Реставрироваться, как высохшая мумия? Это не для меня! Лучше уж я буду такой вот старой и не красивой, чем отдавать себя в руки энерготерапевтов и врачей.
Она замолчала, глядя на меня смеющимися глазами. Я подошёл к ней вплотную, склонился над её лицом, погружаясь взглядом в омут её янтарных глаз.
— Послушай, малыш! Я давно хотел тебя спросить... Что сталось с твоей матерью? Где она? Я никогда не видел в вашем доме даже её фотографии.
Несколько секунд Юли молчала. Радость в её глазах постепенно исчезала. Наконец, она тихо произнесла, потупив взор:
— Не спрашивай меня о ней. Тебе, наверное, покажется это странным, но я не считаю её своей матерью в полной мере... — Юли отвернулась к озеру, задумчиво погладила корявый ствол ивы.
— Почему? — осторожно спросил я, немало удивляясь её словам.
Юли посмотрела на меня через плечо и твёрдо произнесла:
— Я не могу простить ей предательства моего отца!
— Предательства? — ещё больше удивился я.
— Да! — Юли резко повернулась ко мне. — Разве нежелание или неумение понять любимого человека, нежелание разделить его надежды и тревоги, неумение отказаться от мнимого благополучия ни есть предательство?
Она смотрела на меня почти негодующими, жаждущими ответа глазами.
— Может быть, не стоит судить её так строго? Всё-таки, она твоя мать.
Мысленно я уже ругал себя за то, что затеял этот разговор, видимо, очень болезненный для Юли.
— Стоит! — убежденно сказала она. — Именно потому, что она моя мать!
— А ты уверена, что знаешь абсолютно всё об их отношениях? Ведь ты не была с ними каждую минуту. В жизни бывают разные обстоятельства... Мне трудно объяснить тебе это... Жизнь очень сложная штука, особенно в отношениях между мужчиной и женщиной. Даже ваш наставник говорил сегодня об этом.
— Разве свобода от обрядов может служить оправданием, Максим? — дрожащим от волнения голосом воскликнула Юли. — Она покинула отца в тот самый момент, когда ему пришлось особенно трудно. А любовь это, прежде всего, стремление сделать счастливым любимого, а не самолюбование и восхваление своих собственных чувств!
Я, молча, посмотрел ей в глаза. В их глубине сейчас было мятежно и неспокойно. Что я мог ответить ей? Я толком ничего не знал об отношениях её отца и её матери. Я вообще мало что знал об отношениях и любви. Я был уверен лишь в одном — в том, что я всем сердцем люблю её и не смогу без неё жить.
— А сама ты смогла бы пожертвовать собой ради любимого человека? — спросил я у неё.
— Смогла бы! — твёрдо ответила Юли, глядя мне прямо в глаза. — Я смогу отдать ради тебя свою жизнь, смогу понять тебя, когда никто тебя не поймёт, смогу принять тебя таким, каков ты есть! Чтобы ни случилось, всегда смогу! Потому что я люблю тебя, Максим! И это навсегда!
Я обнял её за плечи, прижал к своей груди. Она покорно замерла в моих объятиях, затаив дыхание. Это длилось какие-то мгновения... А возможно и целую вечность. Потом Юли медленно опустила руки и отступила на шаг. Посмотрела на меня проникновенно и призывно.
— И хватит об этом! Иначе я по-настоящему разозлюсь на тебя, и тогда мы поссоримся. А я не хочу этого. Слышишь?
Я ласково погладил её по обнажённому плечу.
— Последний вопрос. Можно? Где она сейчас?
— Этого я не знаю... Никогда не интересовалась этим. Она рассталась с моим отцом, когда мне исполнилось семь.
— И больше ты не встречалась с ней? Она не навещала тебя?
— Навещала, часто. Но повзрослев, я поняла, что встречи с ней всё больше тяготят меня... Ну, Максим!
Юли болезненно поморщилась.
— Хорошо, больше не буду.
Несколько секунд мы молчали. Наконец, Юли призывно посмотрела на меня. Брови её ещё немного хмурились.
— Пойдём куда-нибудь, — попросила она, оглядываясь по сторонам и зябко поводя плечами. — Ты знаешь, я, кажется, уже проголодалась.
