— Вот здесь Эвид Рул прячет от вас основные запасы экспедиции! Их хватит на несколько лет сытой и здоровой жизни каждого из вас на этой негостеприимной планете! Подобный поступок Эвида не только низок и подл, он ещё и преступен, как и установленный им "порядок" управления вами. Эвид Рул устроил для вас самое настоящее беззаконие, не вяжущееся ни с какими моральными нормами Трудового Братства — ни теперешними, ни двухсотлетней давности.
Я решительно повернулся к Эвиду.
— Вы преступник, Рул! Вы заслуживаете наказания! — открыто бросил я ему в лицо.
Эвид побледнел. Люди вокруг зашумели.
— Что вы такое несёте? — прошипел Эвид мне на самое ухо. И уже с интонацией благородного гнева более громко произнёс: — Никаких лекарств и продовольствия от своих товарищей я не укрывал! Всё это наглая ложь и ваша выдумка! Вы намеренно пытаетесь опорочить меня в глазах моих товарищей. Я даже знаю почему... Хотя я знаю, какую цель вы преследуете! — Рул погрозил мне пальцем.
— Опорочить? — переспросил я, холодно глядя ему в лицо. — Ни в коем случае! Все доказательства здесь, в этом тайнике, который устроили вы и ваши подручные. И у меня есть свидетель этого преступления...
— Свидетель? И кто же это? — усмехнулся Эвид, лихорадочно блестя глазами.
— Кэрис Фегит! Она видела, как вы вместе с Хоном Блантом перетаскивали контейнеры в этот тайник.
— Кэрис, Кэрис! — злобно взвизгнул Вилен. — Где она, эта ваша Кэрис? Что-то подозрительно её исчезновение! Может она заодно с вами? — Он уставился на меня остекленевшими глазами.
— Кэрис убита! — громко объявил я. — И убил её кто-то из этих вот людей, потому-что испугался разоблачения! Я пока не знаю, кто именно стал убийцей, но обязательно узнаю это!
Люди вокруг зашумели ещё больше.
— Послушай, Новак! — снова зашипел Эвид, склоняясь ко мне и дыша мне в лицо. — Знай меру своим фантазиям! Что ты здесь устроил? К чему ты толкаешь людей? К беспорядку и хаосу?
Хаосу? Ты называешь это хаосом? Я только хочу, чтобы они, наконец, прозрели, очнулись от своей спячки, и поняли какой ты на самом деле негодяй и мерзавец!
Я грубо оттолкнул его и подошёл к входу в тайник. Осмотрел добровольцев и выбрал одного — невысокого смуглого мужчину с глубоко запавшими усталыми глазами. Вместе мы полезли в тайник и вытащили наружу несколько коробок. Мой спутник подтвердил, что здесь действительно устроен тайный склад продовольствия и медикаментов. Люди зашумели, обступая Эвида и его помощников и решительно требуя объяснений. Впервые на лицах этих людей я увидел такую решимость. Я заметил, как горят щёки у Илви и Лузи Фэйв — обе они ликовали, чувствуя нашу победу.
— Действительно, этот запас сделан по моему распоряжению, — попытался оправдываться Эвид, не на шутку испугавшийся гнева своих товарищей.
— Для чего? — наседал на него я. — С какой целью вы делали этот запас и почему втайне от других?
— Я хотел исключить возможность бесконтрольного потребления продуктов и лекарств. Нельзя было допускать анархии в этом деле. Мы все могли погибнуть!
— Чушь! Полнейшая чушь! Вы прячете от своих товарищей продукты, опасаясь, что они будут бесконтрольно их расходовать, а сами можете делать это в любое время по своему желанию! Кто контролирует вас, Эвид? Нет, вам просто хотелось заполучить надежный рычаг давления на своих товарищей, и вы пошли ради этого на подлость! Это вы называете "благом для всех"?
— Всё проводилось для укрепления дисциплины в лагере, — вмешался в разговор Вилен, бессмысленно тряся головой и тараща на меня глаза.
— Помолчите, вы! — оборвал его я. — О какой дисциплине вы говорите? А методы её укрепления вы переняли у средневековой инквизиции или у идеологов фашизма?
Вилен ещё сильнее затрясся, но ничего не ответил.
— Кто из вас убил Кэрис? — Я снова повернулся к Эвиду. — Ведь её убили по вашему приказу?
— Послушайте, Новак! — скрепя зубами, процедил Эвид. — Если вы сейчас же не замолчите, то...
— Хватит, Эвид! Что ты всё время мешаешь ему говорить? — раздался чей-то голос позади нас.
Эвид вздрогнул и осёкся на полуслове. Я обернулся и увидел рядом с нами коренастого тёмноволосого мужчину с усталым лицом, словно вырезанным из твёрдого дерева или камня.
— Ты долго морочил нам головы, — холодно продолжал он. — Мы слушали тебя. Дай нам теперь послушать другого! Этот парень говорит правду. Я верю ему. Верю, потому что прекрасно знаю тебя. — Мужчина прищурился, словно прицеливаясь, глядя в упор в глаза Эвиду. — Говори прямо, что с Кэрис? Куда вы её дели?
— Действительно! Куда подевалась Кэрис? — раздалось сразу несколько голосов.
— А продукты и лекарства? Это правда, что нас обманывали всё это время? — спросил недоумённый женский голос.
— А ты как будто не знала? — едко усмехнулся кто-то в ответ.
Эвид весь съёжился, как кошка, готовящаяся к прыжку. Глаза его наполнились испугом и ненавистью. Волна всеобщего негодования нарастала с каждой минутой. В красноватом отблеске болота лица людей приобрели выражение зловещей решимости. Добровольцы начали медленно обступать Эвида и его помощников. Ситуация грозила стать непредсказуемой. Я понял, что всё может закончиться трагически, а этого сейчас нельзя никак допустить.
Вдруг кто-то предложил:
— Да, что там говорить? Переизбрать его!
— Правильно! — сразу же подхватили с разных сторон. — Переизбрать Эвида!
Тут я решил всё-таки вмешаться, прекрасно понимая, что одним переизбранием в данном случае не обойтись. Слишком далеко зашёл раскол между членами экспедиции.
— Друзья! Послушайте меня! Эвид очень виноват перед вами, нет спора. Но давайте не будем спешить с его переизбранием. Теперь он уже не сможет обманывать вас, как прежде. Вы знаете всю правду, и будете контролировать каждый его поступок. Думаю, вам следует разделить между собой часть продуктов и медикаментов, а остальные вернуть на склад. Пускай Эвид регулярно отчитывается перед советом экспедиции о расходовании этого запаса. Так будет справедливо. И никто больше не станет ограничивать вас в получении самого необходимого.
Добровольцы встретили мои слова одобрительными возгласами. Я искренне радовался этому, ведь это была моя первая победа здесь за долгие месяцы отчаяния. И даже багровое небо уже не казалось мне таким тяжёлым и давящим.
глава седьмая
ЧЁРНЫЙ ГРОМ
Следующий день Илви встретила в прекрасном настроении. Я постоянно ловил на себе её торжествующий восхищенный взгляд — такой же, каким она смотрела на меня во время нашего первого знакомства. Илви безумолку твердила о том, как стала меняться жизнь в лагере, как вдруг преобразились люди, на которых, словно повеяло свежим весенним ветром, согнавшим болотную гниль и смрад. И сама моя подруга изменилась, будто бы пробудилась от долгого сна и, наконец, поверила в свои силы.
Всё переменилось через три дня. В этот день Илви ушал с самого утра и не возвращалась к себе в домик до самого вечера. Не зная чем себя занять, я бессмысленно шатался из угла в угол тесного помещения. Время тянулось бесконечно медленно. В какой-то момент я даже хотел пойти искать Илви по лагерю (мысли о Кэрис не давали мне покоя), но я не сделал этого. Ведь Илви свободная женщина, она могла поступать, как ей захочется. Мы не были друг другу ничем обязаны. Несколько раз я всё же выходил наружу, прислушивался к ночным шорохам, и снова возвращался в домик. Илви вернулась далеко за полночь, и тревога моя моментально улеглась. Я даже почувствовал странное облегчение. Но перемена в моей подруге оказалась слишком очевидной, и волнение снова закралась мне в душу. Никогда ещё за время нашего знакомства Илви не была со мной такой молчаливой и хмурой.
Я лежал на полу, на надувном матраце и смотрел в потолок. Когда Илви вошла, я сел на своём ложе и вопросительно посмотрел на неё, ожидая объяснений. Но она быстро прошла к столу, где обычно готовила еду, даже не взглянув в мою сторону. Взяв кусочек "жареного мяса", которое я приготовил ещё днём, Илви налила себе стакан воды и уселась на диван, напротив меня. Некоторое время я наблюдал за тем, как она сосредоточенно пережёвывает пищу. Наконец, спросил, стараясь не выдать своих чувств:
— Где ты была?
— У подруг, — коротко бросила Илви в ответ, по-прежнему не глядя на меня.
— Но тебя не было целый день! Что-нибудь случилось?
Я внимательно смотрел на неё.
— Ничего, — снова коротко ответила она.
Несколько минут мы молчали.
— Но тебя же не было целый день! — не выдержал я.
— Ну и что? — Илви, наконец, посмотрела мне в глаза — холодно и бесстрастно. — Я же вернулась! Со мной всё впорядке. Успокойся и не устраивай сцен!
Она поставила пустой стакан прямо на пол около дивана и улеглась на постель, всем своим видом показывая мне, что собирается спать. Что ж, как хочешь! Я не стал больше приставать к ней с расспросами, погасил свет и отвернулся к стене. Но уснуть я так и не смог, как не старался. Илви, похоже, тоже не спала, только делала вид, что спит. В голову мне лезли нехорошие мысли, путались, рождая в сердце неясные чувства.
На следующий день всё повторилось снова: Илви ушла куда-то, едва только взошло солнце, и не возвращалась на протяжении всего долгого дня. Закат я встречал один, сидя на выступе фундамента домика, прислонившись спиной к тёплой стене. Солнце медленно проваливалось в кровавый костёр южного неба. Длинные плоские облака тяжёлыми плитами спускались к далёкому горизонту, осыпаясь в багровое море песчаными берегами. Тяжело вздохнув, я посмотрел на домик Эвида в конце лагеря. Последние два часа я не сводил с него глаз. Илви была там, в этом я теперь почти не сомневался. В душе моей вспыхивали и боролись незнакомые противоречивые чувства, усиливавшиеся с каждой минутой. Чтобы прогнать их, я уселся прямо на рышлую почву, скрестив ноги и положив руки на колени. Закрыв глаза, я мысленно собрал все свои мысли в один маленький клубок и положил его справа от себя, затем так же мысленно я собрал все чувства, владевшие мной, и положил их слева от себя. Глубоко и медленно дыша, я посидел в этом положении некоторое время, пока внутри у меня не разлился поток белого живительного света.
Когда я снова открыл глаза, уже совсем стемнело и последние искры догоравшего заката затерялись среди звёзд. Я поднялся на ноги, собираясь идти в дом, и тут на севере, в стороне от лагеря заметил странный проблеск яркого света. Вначале мне даже показалось, что это просто упавшая звезда мелькнула на темнеющем небосводе, но присмотревшись хорошенько, я понял, что ошибся. Днём в этом месте горизонта всегда просматривалась зубчатая тёмная полоса то ли леса, то ли далёких гор. А сейчас там, в мрачной черноте неба мелькал крохотный огонёк света, словно далёкий маячок звал одинокого путника в тихую спокойную гавань. Вот огонёк этот сделал над горизонтом широкий круг, и сердце моё подскочило до самого горла.
Что это? Галлюцинация? Может быть, я надышался ядовитыми испарениями болота или сплю? Я ущипнул себя и, почувствовав острую боль, понял, что всё происходит наяву. Таинственный огонёк всё ещё висел в темноте над северным горизонтом. Мне захотелось неприменно определить точное направление, но все навигационные приборы находились на моём скафандре, а бежать сейчас за ним в домик я опасался. Я быстро задрал голову — в небе надо мной змеились незнакомые линии созвездий, тусклые холодные звёзды в бездонной черноте навевали тоску и чувство одиночества. Можно было бы сориентироваться на наше Солнце, но оно никогда не появлялось на этом небе, скрытое угольно-чёрным пятном туманности на востоке. Да и движение самой красной звезды, летевшей в пространстве навстречу неизвестности, с течением времени заметно смещало положение звёзд на небе этой планеты. Я снова взглянул в сторону загадочного светового "маячка". Вот он дрогнул и снова медленно пошёл по дуге в обратную сторону, а через мгновение утонул во мраке невидимого горизонта.
За спиной у меня послышались чьи-то шаги. Я обернулся и увидел, как из темноты, мягко ступая, вышла Илви. Она сразу заметила меня и остановилась в недоумении.
— Максим? Что ты здесь делаешь?
— Гуляю.
— Гуляешь? — Илви удивилась ещё больше, не обратив внимания на язвительность в моём голосе. — Максим! Здоров ли ты?
— Вполне! Здоров, как никогда!
Я повернулся к ней спиной и вошёл в дом. Илви вошла следом. Не раздеваясь, я улёгся на свой матрац и, закинув руки за голову, уставился в потолок. Некоторое время Илви внимательно наблюдала за мной, потом присела рядом.
— Максим! Давай поговорим?
— А есть о чём?
Я посмотрел ей в глаза: в глубине их ясно читалось тревожное смятение.
— Нам есть о чём поговорить, — уверенно сказала Илви, опуская глаза. — Ты же сам знаешь... Всё в жизни течёт по определённым законам... Мы не всегда можем изменить эти законы... даже если очень этого захотим...
— К чему это ты?
— С твоим прилётом сюда многое в нашей жизни изменилось, — продолжала Илви, снова отводя глаза в сторону. — Изменилось к лучшему... Я понимаю, что ты такой человек, и ты не мог сидеть, сложа руки. Ты должен был бороться с несправедливостью. Ведь ты — представитель закона даже здесь, на этой проклятой планете... И у тебя очень горячее сердце! Поэтому ты многого добился, Максим. Ты молодец... Но теперь, возможно, будет разумнее остановиться на достигнутом? То зло, с которым ты борешься, оно ведь не абсолютное зло. Понимаешь? Ты наказал его своим обличением в глазах других, а теперь тебе лучше отойти в сторону...
— Как это?
Илви посмотрела на меня, и на лице у неё появилось страдальческое выражение.
— В жизни нужно порой дойти до определённого предела — в борьбе, в желаниях, во всём... Дойти и остановиться на достигнутом, потому что всё равно большего уже нельзя добиться... Да и к чему дальнейшая борьба здесь? Чего ещё мы сможем достигнуть даже все вместе?
Я порывисто сел, пристально глядя ей в глаза.
— То есть, ты предлагаешь мне отказаться от дальнейшей борьбы с этими негодяями и оставить всё как есть? И это теперь, когда мы, наконец, сдвинулись с "мёртвой точки"?
— Максим! Эвид и остальные... Они всё равно сильнее нас с тобой! — с каким-то детским упорством повторила Илви. — Бесполезность этой борьбы очевидна... Разве ты не понимаешь?
Я схватил её за плечи и сильно встряхнул, так, что она даже стукнула зубами. Илви была вынуждена поднять ко мне своё лицо. В глазах её стоял испуг, перемешанный с печалью и болью.
— И это мне говоришь ты? Ты, которой я доверял, как самому себе! Откуда у тебя эти мысли? Как ты вообще могла подумать, что я способен на такое?
Я отпустил её, вскакивая и отступая на шаг, чувствуя, как внутри у меня всё клокочет от гнева.
— Святое небо! Как же я ошибался в тебе!
Илви осталась сидеть на полу, глядя на меня снизу вверх. Глаза её постепенно наполнялись слезами.
— А что такого я сказала? — Она старалась говорить спокойно, но голос её дрожал от волнения. — Мои слова оскорбили твоё самолюбие? Ну что ж, надо перенести и это, Максим. Надо! Понимаешь?
