До этого случаи подобного характера горноспасательной Службой не рассматривались как чрезвычайные происшествия. Проведённые нами розыскные мероприятия не дали положительных результатов. В связи с этим, представляется вероятным, что характер поисков и районы их проведения имели неверную направленность. Это может быть связано с отсутствием достаточной информации по факту исчезновения Дии Рана. Так же важную роль играет не возможность отследить местоположение пропавшей по сигналам личного датчика через спутник оповещения, ввиду отсутствия у пропавшей Дии Рана такого датчика.
Кроме того, не исключено, что наличие верной информации о причинах исчезновения Дии Рана и о её настоящем местонахождении может быть получено только специальными методами дознания, вести которые ГСС не имеет полномочий и соответствующего практического опыта.
Нами предпринимаются неотложные меры по отысканию в предгорных районах Гималайского хребта пропавшего члена Трудового Братства. Однако эти меры, по-прежнему, не дают, сколь бы то ни было, утешительных результатов. Руководствуясь вышеизложенным и Единым Охранным Положением Трудового Братства, обращаемся к вам за помощью в проведении розыскных мероприятий для принятия неотложных мер по спасению студентки-слушательницы Дии Рана.
Настоятельно прошу вас, учитывая отсутствие квалифицированных оперативно-розыскных кадров в ГСС, ускорить отправку ваших сотрудников во 2-Г сектор Центральной зоны ААП, а так же по возможности лично принять участие в этом расследовании ввиду чрезвычайности случившегося происшествия. Со своей стороны все подразделения ГСС, несущие поисковую службу в означенном районе, будут оказывать Особому отделу ОСО всемерную помощь и содействие.
Начальник ГСС 2-Г сектора Р. Д. Виджаядев
30 августа 671 года МВ, 4 часа утра"
Вот это да! Я положил сводку на стол. Несколько минут размышлял, как же мне теперь поступить. Влад Стив наверняка вызвал меня именно в связи с этим делом, а дело-то, действительно, чрезвычайной важности. На карту поставлена самая большая ценность нашего общества — человеческая жизнь. Наша святая обязанность сделать всё возможное и даже не возможное, чтобы защитить или спасти эту самую жизнь. Вот она — настоящая работа, о которой я так долго мечтал! Наконец-то, я смогу послужить обществу и достойно проявить себя на избранном поприще...
Где же всё-таки Влад Стив?
Я быстро набрал код Информационного Центра Совета на панели ближайшего визиофона. Экран вспыхнул слабым голубоватым свечением и сразу же раскрылся просторным помещением, заставленным кодирующей аппаратурой и множеством дисплеев на узких столах, расставленных вдоль стен. Справа, на переднем плане, у выступающего пульта ФВМ, сидел молодой черноглазый парень со смуглым лицом, в котором преобладали монголоидные черты. Одетый он был в форменный комбинезон с продольной нашивкой на рукаве. Рамка стереопроекции сдвинулась вправо, и теперь уже всё пространство экрана занимало лицо оператора по связи.
— Дежурный Информационного Центра Роберто Джорди слушает! — отрекомендовался он и посмотрел на меня выжидающее.
— Оперативный сотрудник Особого отдела Максим Новак, — представился я. — Мне хотелось бы знать, где сейчас находится начальник Отдела Влад Стив. Он не оставлял для меня сообщения?
— Одну минуту.
Дежурный бросил быстрый взгляд куда-то на боковой экран и утвердительно кивнул.
— Всё верно. Сейчас его нет на месте. Влада Стива срочно вызвали в Совет Труда, ещё утром.
Я усмехнулся, пытаясь понять, что оператор вкладывает в понятие "утро"? Если, по его мнению, восемь часов утра это уже разгар дня, то я слишком долго спал сегодня!
— Хорошо. А как долго он пробудет в Совете Труда? — снова спросил я.
Дежурный вновь покосился на невидимый мне экран дисплея, и медленно, словно в раздумье, произнес:
— Видимо он вернется не раньше пяти часов.
Мне очень захотелось спросить его, чем это Стив будет заниматься в Совете Труда так долго, но я сдержался. Вместо этого я стал лихорадочно соображать, как мне поступить в данной ситуации. Дожидаться возвращения своего начальника для того, чтобы выслушать его инструкции? Но сейчас дорога каждая минута, и подобная нерасторопность, по меньшей мере, будет халатностью. Ведь Горноспасательная Служба уже потратила три дня драгоценного времени на безрезультатные поиски. И почему это они сразу не сообщили о случившемся в Совет? Какая преступная медлительность! А теперь они просят принять экстренные меры, как будто мы не смертные люди, а всемогущие боги древних легенд!
Нет, ждать больше нельзя. Влад Стив всегда нам говорил о том, что одним из главных в оперативной работе, являются расторопность и инициатива. Не зря же он вызвал меня сегодня в шесть часов утра? И потом, можно будет всегда связаться с ним по визиофону и сообщить о своём решении взять расследование по этому делу на себя.
Я снова посмотрел на дежурного оператора. Тот терпеливо ждал моего решения.
— Вот что, — сказал я ему, окончательно решив всё для себя. — Как только Влад Стив появится здесь, в Совете, передайте ему, что я взял на себя расследование по факту исчезновения девушки из 2-Г сектора Центральной зоны ААП. Сообщение об этом поступило сегодня утром по КЭО.
— Хорошо, — кивнул дежурный по связи. — Будут ещё какие-нибудь распоряжения?
— Нет. Пока это всё.
Я отключил визиофон. В последний раз бросил взгляд на лист оперативной сводки, на раскрытое окно, залитое солнечным светом, и вышел прочь из кабинета.
* * *
В общем-то, это был самый обычный исследовательский институт, занимавшийся не совсем знакомой мне областью космологии. И как во всех научных учреждениях подобного рода, здесь были специализированные образовательные кафедры, на которых обучались молодые стажёры, только-только покинувшие стены воспитательных школ, и искавшие свой путь в жизни.
Естественно, что программы обучения обычных воспитательных школ не могли полностью охватить весь спектр современных научных дисциплин, хотя и давали каждому молодому жителю Трудового Братства обширный запас знаний в самых различных областях науки, техники и искусства. Но чтобы посвятить себя какой-то определенной профессии, каждому стажёру приходилось пройти дополнительный трёхлетний курс обучения в различных специализированных институтах и академиях. Обычно каждый взрослый член Трудового Братства за свою долгую жизнь осваивал по несколько специальностей и пробовал свои силы на различных поприщах, стремясь полнее реализовать свои многогранные таланты и способности, стараясь принести обществу как можно больше пользы, приумножая его богатство и могущество.
Предупредив по визиофону Бебу о том, что я не появлюсь в институте ещё несколько дней, я отправился в дорогу. Беба использовала всю свою изобретательность, чтобы выведать у меня, что же всё-таки произошло, но я уклонился от прямого ответа, пообещав ей рассказать всё по возвращении. Меня переполняли противоречивые чувства. С одной стороны, я чувствовал волнующую радость от предстоящего настоящего дела. И вместе с этим в мою душу закралась неосознанная тревога, исходившая откуда-то из глубины подсознания. Она, словно предупреждала меня о неотвратимой беде.
Через три часа магнитный поезд, рассекая воздух, пересёк величественные пики Гималаев, грандиозным шрамом, лежавшие на теле планеты. Минуя глубокие ущелья и, преодолевая протяжённые аркады извилистых тоннелей, он оказался в удивительном, цветущем и немного сказочном краю, овеянном седыми легендами и поверьями прошлых тысячелетий. Следы древнейших цивилизаций, когда-то процветавших на этом субконтиненте, и по сей день, волновали воображение людей. Нечто подобное вы всегда испытывали, оказавшись у подножья древнеегипетских пирамид — отреставрированных и обретших сегодня вторую молодость, после ста пятидесяти веков своего существования.
Так и здесь, на Индостане, тебе почти на каждом шагу попадались следы древнейших творений человеческих рук, будь то таинственные пещерные храмы Аджанты, или же загадочно исчезнувшие древние города Хараппа и Мохенджо-Даро. Множество заповедных мест, замечательных своими древними храмами, укрытыми в тени густой зелени на солнечных лужайках или берегах тихих озер радовали глаз путника. Были здесь и целые храмовые ансамбли, заботливо сохранённые для потомков стараниями археологов и реставраторов. Эти творения человеческих рук поражали взоры путников изумительным совершенством множества скульптурных изображений и красочных фресок. Всё вокруг дышало глубокой древностью, и наполнялось осмысленной, мудрой и завораживающей красотой, вмещаясь в ёмкое древнее понятие: "Satyam Shivam Sundaram" — "Истина. Святость. Красота".
Институт глубинного прослушивания космоса располагался в предгорьях Гималаев, и разомлевшая красота субтропических садов Центральной Индии, благоухавших цветением, была далеко отсюда. Краски умеренных широт казались более аскетичными и сдержанными, но не менее прекрасными. Величие гор, ослепительных в солнечном сиянии снегов, не могло оставить равнодушным никого, поражая путника своей холодной, строгой, и в тоже время таинственной и завораживающей красотой. В этом я мог убедиться, пока ехал от станции магнитной дороги до института на магниторе, который взял в ближайшем пункте общественного транспорта.
Сразу под полупрозрачным козырьком входа в институт открывался обширный зал. Полусфера матового потолка опиралась на легкие алюминиевые колонны, уходившие расширенными основаниями в зеркально блестевший пол. Выше этого зала стеклянной стеной в несколько этажей поднимались аудитории, читальные залы, комнаты отдыха и множество других помещений. К ним вели две спирально закрученные лестницы, по одной из которых я и поднялся на четвёртый этаж.
По коридорам небольшими группами или в одиночку расхаживали люди в бело-голубых одеждах, поглощённые чтением или беседами. В основном это были молодые ещё ребята, не старше меня, но встречались здесь и более зрелые и солидные мужчины и женщины. Скорее всего, они принадлежали к преподавательскому составу института.
Я остановился в некоторой растерянности посреди коридора, не зная, в какую сторону мне идти. Нужно было озаботиться этим ещё внизу, отыскав на информационном терминале нужное помещение, но бурная, наполненная каждодневными волнениями и заботами студенческая жизнь нахлынула на меня воспоминаниями, заставив на некоторое время позабыть обо всём на свете. От моей серьёзности, которую я старательно напускал на себя всю дорогу, не осталось и следа. К своему удивлению я даже почувствовал необходимость куда-то спешить, что-то выяснять и узнавать, ужасно волнуясь перед экзаменами. Радостное волнение от ежечасного познания нового, казалось, витало здесь в самом воздухе вместе с задорным весельем и искрометной жизнерадостностью.
Я окликнул одного из парней из проходившей мимо весёлой группы ребят. Его золотистая кудрявая голова показалась мне на удивление знакомой. Парень остановился и добродушно посмотрел на меня.
— Послушайте! — обратился я к нему. — Где я могу найти кого-нибудь из студенческого сектора самоуправления второго потока?
Курчавый парень окинул меня изучающим взглядом. Лёгкая растерянность в моём голосе вызвала на его губах добродушную улыбку. Сейчас в его зеленовато-серых глазах прыгали озорные весёлые "чёртики".
— Вам повезло, — сказал он, продолжая улыбаться. — Вы обратились как раз по адресу. Я именно тот, кто вам нужен.
Его друзья ненадолго задержались около нас, с интересом разглядывая меня, а я всё пристальнее вглядывался в лицо светловолосого студента, чувствуя, как в моей душе с каждой минутой растёт радость, потому что я всё отчетливее осознавал, что передо мной стоит человек, которого я знал ещё со школы. Видимо, то же самое сейчас происходило и с парнем: весёлое выражение на его лице постепенно сменилось недоумением, а затем и неподдельным волнением вперемешку с шальной радостью. Наконец, он опомнился и, театрально схватившись за голову, воскликнул:
— Гром меня разрази! Да ведь это же Максим! Максим Новак! Я глазам своим не верю!
— А стоило бы поверить! Антон? — Я радостно хлопнул его по плечу. — Глаза тебя не обманывают!
Передо мной действительно стоял мой школьный друг Антон Куртис, с которым мы не виделись уже много лет — с самого дня выпуска из воспитательной школы. Он довольно сильно изменился: посерьёзнел, сильно повзрослел и сменил причёску.
— Узнал-таки, бродяга! — Антон жадно схватил мою руку и тут же заключил меня в свои крепкие объятия.
Затем он повернулся к собравшимся вокруг нас и стал взволнованно объяснять им кто я такой и откуда он меня знает. В ответ его товарищи растерянно кивали головами и переглядывались между собой. Махнув на них рукой, Антон снова повернулся ко мне: раскрасневшийся и ещё более взволнованный от неожиданно нахлынувших на него чувств.
— Ну, давай, рассказывай! Где ты? Как ты? — сбивчиво заговорил он, лихорадочно блестя глазами. — Страшно подумать, сколько мы с тобой не виделись! Просто страшно подумать! — повторил он, сильнее сжимая мою руку.
Мы отошли в сторону, чтобы никому не мешать.
— Еще бы! — в тон ему, ответил я. — Девять лет это тебе не шутка!
— Да, да, ты прав! — согласился он. — Время летит ужасно быстро. Не успеваешь опомниться, как ты уже давно оставил за плечами пору юности и стал взрослым...
Антон грустно вздохнул и вдруг оживился.
— А помнишь выпускной бал в школе шестого цикла? Алину Бредли?.. О! Это была изумительная девушка! Вся наша группа была от неё без ума.
— Ну, положим, не вся, — поправил я старого друга. — Кое-кто в тайне вздыхал по Найе Мадху. А? Вспоминаешь? Давай!
Я легонько пихнул локтем Куртиса в бок, и мы весело рассмеялись, отлично понимая друг друга.
— Да, — согласился Антон. — Что было, то было. Найя стоила того, чтобы не спать из-за неё по ночам! Ты до сих пор встречаешься с ней?
— Нет, — вздохнув, ответил я. — Мы не виделись с ней с того самого дня, когда судьба развела нас по разным уголкам планеты. Всё как-то не выходило, и потом...
Я замолчал, отводя в сторону взгляд.
— Ты как будто оправдываешься передо мной? — Куртис по обыкновению прищурился. — Думаешь, я ничего не понимаю? Её место в твоём сердце заняла другая нимфа? Так? Я прав?
Он испытующе смотрел на меня. Я кивнул в ответ, чувствуя, что начинаю краснеть от смущения. Такого со мной раньше никогда не было.
— Ладно, не тушуйся! — Антон добродушно хлопнул меня по плечу. — Любовь странная штука. То она обрушивается на тебя как ураган, то отступает, как морской отлив. И оставляет за собой пустые раковины воспоминаний и высохшие водоросли былых чувств. Тогда в сердце нет ничего, кроме томящей горечи... Мне это тоже знакомо.
— Ты настоящий поэт! — добродушно усмехнулся я. — Какие слова!
— Э! Брось! — отмахнулся Куртис.
Он немного помолчал, затем продолжал:
— И всё же одно я могу сказать совершенно точно — уж я то, верно, был без ума от Алины Бредли! Прямо голову от неё потерял! Ты знаешь, — Антон склонился к самому моему уху, переходя на доверительный шепот, — на выпускном вечере она сама подошла ко мне, и пригласила меня на танец. А потом мы с ней целовались.
