Я посмотрел на штурмана. Я был совершенно растерян от его слов... Растерян? Нет, это совсем не то слово, которым можно выразить моё состояние! Слова Купера так сильно не вязались со всем, что я знал, о чём думал, что чувствовал до сих пор. Его слова для мне казались ложью, потому что я жил в совершенно ином мире. Я не мог мириться с ними, потому что они безжалостно рушили этот мой мир.
— Тебе просто не повезло в жизни, Дэв!
— Не повезло? — Купер метнул в меня огненный взгляд и мрачно усмехнулся: — Хотел бы я, чтобы тебе повезло больше!
Я не ответил ему. Помолчав, спросил:
— И поэтому ты избегаешь бывать на Земле?
— Да, насколько это возможно, — уже более спокойным голосом ответил штурман. — Я стараюсь уходить в дальние рейсы. Год, два курсирования между колониями Трудового Братства, затем небольшой отдых на лунных базах, и снова в полёт. Грузы забираем на "Орбитальных", там же делаем профилактический ремонт. На Землю спускаемся редко, по необходимости. В этот раз пришлось заделывать две крупные пробоины — на корме и в двигательном отсеке. В прошлый рейс к Сириусу попали под такой метеоритный обстрел, что никому такого не пожелаю. Надо сказать, это бешеная звезда! Метеоритный пояс там раза в два обширнее и плотнее, чем у нас, в Солнечной системе.
— И ты не скучаешь по Земле?
— По Земле? — Купер на минуту задумался. Сказал печально: — Скучаю, конечно, очень скучаю! Но дни пребывания там самые тяжёлые дни в моей жизни! Хотя тебе это, должно быть, кажется бессмысленным и странным. Ведь встреча с Землёй всегда приносит радость... Но я страшусь столкнуться там с ней. Понимаешь? Пусть случайно, но я боюсь этого! Ведь никогда не знаешь с кем и где встретишься на Земле. Ты же знаешь, как это бывает?
— Знаю, — кивнул я.
— А если я встречусь с ней ещё раз, то... Нет! И вообще, я не могу видеть всех этих "кротких" женских глаз, сияющих "доверчивых" улыбок... Ты никогда не был в Космопорту в день прибытия экипажей из дальнего рейса? Напрасно! Толпы народа, море цветов, тысячи приветливых улыбающихся лиц... И они — божественно красивые, молодые, влекущие — ходят в толпе у кромки поля, искоса поглядывая на тебя. Ты видишь их ещё с посадочного трапа, едва выйдя на залитую солнцем верхнюю площадку челночного ракетоплана. Ты останавливаешься взглядом на одной из них... В громадных серых глазах нераскрытая тайна и немного печали... Губы подернуты слабой улыбкой... Стройные загорелые ноги и нарочито обнаженные плечи... Шёлковая грива взбитых ветром волос... А под тонким платьем не скрыта ни одна линия, ни одна чёрточка её безупречно сложенного тела! Кажется, ты видишь всю её насквозь, всю, какая она есть от природы... Каждый жест её, каждый взгляд, каждый завиток волос продуманы так тщательно, и рассчитаны так точно, что ты моментально получаешь в сердце удар, от которого уже не можешь оправиться никогда.
Купер невесело усмехнулся.
— Сегодня ты герой и весь мир у твоих ног, а звёзды над твоей головой сияют немыслимо красивой короной! И, конечно же, ты хочешь любви и восхищения собой... Кто этого не хочет хотя иногда? А потом... Потом будут тёплое море, в бастионах жёлтых скал, лохматые пальмы, трепещущие на ветру, и лёгкие стеклянные кемпинги Базы Космофлота, взбирающиеся к бархатно-чёрному небу, усыпанному яркими южными звёздами. И тишина — целое море тишины и спокойствия! Только ты и она — та, что показалась тебе сказочной принцессой, избранницей на всю жизнь. Жаркая ночь в объятиях сероглазой ведьмы... Дальше наступит утро, пройдут дни — много дней — и всё повториться снова. Будут меняться только цвет глаз, волос, оттенок кожи и имена. Неизменным останется только одно — не будет настоящих чувств, не будет любви! И так бесконечное число раз — ужасный замкнутый круг!.. Так не лучше ли укрыться от всего этого здесь, во мраке и холоде, наедине с чистым светом звёзд?
Штурман вопрошающе посмотрел на меня и судорожно сжал подлокотники кресла так, что костяшки его пальцев побелели. Я сидел рядом и молчал, гладя в пространство перед собой. В голове у меня шумело. Неужели всё бывает на самом деле так, как рассказывает Купер?.. Нет, это просто какая-то ерунда! Как можно было настолько разувериться в людях и потерять интерес к жизни?.. Или же я совсем не знаю её — эту жизнь?.. Но разве такое возможно?
— А Тернер? — зачем-то спросил я.
— А что Тернер? — пожал плечами Купер. — Он любит свою профессию, любит звёзды, и не мыслит себя без них... Да и ему, по-моему, всё равно.
— Всё равно? — удивился я. — А у него есть семья, любимая?
— Насколько я знаю, нет. Но у него когда-то была женщина. К тому же, Эд очень застенчивый человек в вопросах любви. Трудно поверить, но это так. Да и не только в этом дело. Не каждая из теперешних дев соединит свою судьбу с космолётчиком.
— Это почему?
— Почему? — Купер посмотрел на меня с откровенной насмешкой. Сказал: — Что такое наш брат, космолётчик? Год-два скитаний между звёздными колониями, потом несколько месяцев отдыха на Земле, и снова за десяток парсек от дома. Земля всё больше становится прекрасным воспоминанием, чудным сном, а встреча с ней — капля в океане разлуки! А они, они не хотят так долго ждать. Тебя любят, когда ты рядом, когда тебя можно видеть, слышать, обнимать... Когда же тебя нет, то любят другого!
Я рассеянно смотрел на цилиндрическую колонну матово-зелёного цвета, справа на пульте, в окошках которой прыгали голубые столбики индикаторов.
— Да, ты не переживай так, Максим! — сказал Дэвид Купер, заметив мою подавленность. — Я вовсе не собираюсь навязывать тебе своё мнение. Пойми меня правильно, это просто дружеское предостережение, не больше! И не кисни так! Слышишь? Лучше иди, отоспись хорошенько. Завтра всем нам предстоит трудный день. Уж поверь моему опыту!
Я вернулся к себе в каюту, но сон не шёл. Нервы были слишком напряжены, чтобы можно было уснуть. Голубой шар над головой равномерно вспыхивал, становясь почти прозрачным. Из глубины его всплывали крохотные искры, пронизывали стеклянную сферу иглами зелёного света, и гасли в серой застывшей мгле каюты. Но их свет не умирал вовсе. Вокруг шара отчётливо проступала корона радужного сияния, слегка колебавшаяся в потоках воздуха, гонимого вентиляторами. Я смотрел на неё с каким-то странным оцепенением, лежа на спине и не двигаясь. Мысли прыгали в голове, наскакивая одна на другую, рождая то неясные, то чёткие до остроты, образы. Теперь я понимал, откуда в моих спутниках эта спокойная уверенность и бесстрашие. Купер ищет среди звёзд не только спасения от прежних воспоминаний. Он ищет, возможно, и смерти для себя... Во всяком случае, он принял бы её спокойно, случись что-то с кораблём. Теперь я уже не сомневался в этом.
В сущности, мы с ним оба были чем-то похожи в своих устремлениях, и в его путаном рассказе я без труда угадывал недосказанные фразы и мысли. Отрицая любовь, он всё ещё трепетно и нежно любит ту женщину, хотя и запрятал свои чувства глубоко в сердце. Отсюда эта его слепая ярость при одном только упоминании слова "любовь". Весь его рассказ — сплошная бравада, выражение невысказанной обиды за себя и свои чувства, которые когда-то и кто-то не разделил с ним. Но он не прав! Нельзя из-за этого быть обозлённым на весь мир. В этом его слабость, его уязвимость, которой он боится больше всего.
А Тернер? Судя по тому, что говорит о нём штурман, это человек, самозабвенно преданный своему делу, пожертвовавший ради него личной жизнью. Но ведь и ему не чуждо ничто человеческое? И Купер ясно намекнул, что и в жизни Тернера существовала когда-то женщина...
Нет, не надо строить никаких домыслов! Лучше при случае обо всём расспросить самого пилота. Мысленно я попытался снова вернуться к светлому образу Юли, которым грезил час назад. Тёплая волна уже побежала по телу от сердца к голове, как вдруг острый, словно укол тока, испуг оборвал её течение. Я поймал себя на том, что боюсь думать о Юли теперь, после всего услышанного от Купера. Это был какой-то незнакомый, суеверный страх, боязнь потерять тот светлый лучик, который всё ещё связывал меня с Землёй.
глава вторая
В МОГИЛЕ ВРЕМЕНИ
Ди-ди-ди... ди-ди-дра... дра-ра-ра...
Перезвон настенных часов проник в сознание сквозь сон трепетным серебряным колокольчиком. Действительность возвращалась из каких-то тёмных молчаливых глубин, приобретая яркие и осязаемые черты.
Я открыл глаза и посмотрел перед собой. Белые пятна в серых и чёрных крапинах смутно проглядывали из темноты, словно прогалины на снегу. Я приподнял голову, напрягая зрение. Продолговатый плафон светильника на стене тут же забрезжил желтоватым светом. Тёмные прогалины исчезли, превратившись в пёстрый ковёр из жёлтых, оранжевых и коричневых кубиков.
Ага! Значит, я лежу на животе, лицом в подушку? Я снова опустился на постель, расслабляя всё тело, и опять погрузился во мрак. Что сейчас: "ночь" или уже "утро"?.. Чуть повернув голову, я посмотрел из-под руки в темноту, где горели белые цифры. Почти восемь часов. Значит, утро по земному времени. Но что такое "утро" здесь, на корабле, где никогда не всходит и не садится Солнце — отрезок времени, отсчитанный по зависимым часам, и не более того! Условный промежуток между пробуждением и началом рабочего времени?.. И люди — звездолётчики и экипажи дальних экспедиций — могут жить в таких условиях месяцами, а то и годами!..
Впрочем, что это я? Откуда эти мрачные мысли? Наверное, результат вчерашнего разговора с Купером. Как всё-таки он не прав! Но это было вчера, а сегодня...
Я снова посмотрел на светящееся табло зависимых часов. Пора вставать. По внутреннему распорядку корабля скоро завтрак, и мне не хотелось опаздывать. Но к моему удивлению, когда умывшись и одевшись, я пришёл в кают-компанию корабля, служившую одновременно и столовой, там никого не оказалось. От кухонного автомата-раздатчика тянуло чем-то очень вкусным. На небольшом круглом столе в углу помещения стояло несколько пластиковых посудин и ваза с фруктами.
Странно, почему здесь нет Тернера и Купера? Я огляделся по сторонам, и тут вспомнил вчерашние слова штурмана о предстоящем сегодня трудном дне. Выходит, они уже успели позавтракать и давно сидят в посту управления за приборами. А я топчусь здесь без малейшего желания поесть, как самый последний бездельник, и решаю, чем занять бесконечно длинный день! Мне стало неловко. Я совсем забыл, что находился здесь в качестве простого пассажира, и никто не ждал от меня помощи. Но меня неодолимо тянуло к какой-нибудь работе. Ничто так не утомляет, как безделье. Наскоро съев какое-то мясное блюдо с консервированными фруктами и миндалем, и запив всё это бодрящей опаловой жидкостью, немного терпкой на вкус, я решительно направился на пост управления.
В коридоре стояла привычная тишина, только откуда-то издалека доносилось приглушённое гудение. Это насторожило меня. Массивная овальная дверь, ведшая на пост управления, была плотно закрыта. Я передвинул зелёный рычаг, и бронированная плита бесшумно отползла вправо. Оба — пилот и штурман — сидели за главным пультом и о чём-то негромко переговаривались. Неровное мигание голубых, красных и оранжевых огоньков на приборных щитках показалось мне тревожным. Три больших круглых циферблата на вертикальной стойке между двух экранов горели тусклым жёлтым огнём.
— А, Максим! Доброе утро! — приветствовал меня Тернер, первым заметивший моё появление. — Что же ты там встал? Проходи, садись! Вот видишь, Дэв, — обратился он к штурману, — а ты говорил, что он не проснётся до сигнала тревоги!
Купер покосился на меня, кивнул приветствуя.
— Тревоги? — насторожился я. — А что случилось?
— Ничего особенного, — благодушно пожал плечами Тернер. — Просто сегодня двадцатое октября, и через пятнадцать минут, — бросил он взгляд на часы, — наш корабль будет экранировать своё положение в видимую вселенную. Знаменательное событие, между прочим! Ладно, погостили в этом безвременье, пора и честь знать! Правильно я говорю, ребята?
Эд весело рассмеялся, показывая ряд ровных белых зубов.
— Да, ты садись, садись! Сейчас нужно сидеть, а то сам знаешь, что может случиться! Слышишь, как силовое поле гудит? То-то! Вот-вот сплошные завихрения пойдут и толчки.
Я опустился в свободное кресло слева от него.
— Подумать только! — меланхолично продолжал пилот. — На Земле, в Северной Америке, на берегах Оленьего озера, сейчас глубокая осень. Наверное, уже совсем холодно. А раньше, говорят, ещё до схода полярных льдов, здесь крепкие морозы бывали!.. Родился я в этих местах, — пояснил Тернер, — поэтому и вспоминаются они мне чаще всего... Эх, ребята! Знали бы вы, как там здорово, особенно зимой!
— Я бывал на севере этого материка, — задумчиво кивнул головой Купер. — Действительно, красивые места, тихие... Озёра кругом, леса, олени с бизонами по полям бродят... Там есть хороший восстановительный санаторий, почти, как в Антарктике.
— А что я говорю! — обрадовался Тернер. — Я и говорю, что места там просто загляденье! Ты говоришь леса, а какие там реки: Атабаска, Маккензи, Саскачеван! А?.. Нет, это словами не передать, ребята! Это видеть надо!
Глядя на преобразившегося пилота, я отметил для себя ещё одну черту его характера — он оказался настоящим романтиком, возможно даже, писал стихи. Я покосился на Дэвида Купера. Тот был как всегда спокоен и молчалив, но в глазах у него гуляли мрачные тучи. Штурман перехватил мой взгляд и отвернулся к боковому экрану.
— Ну, как спалось? — улыбаясь, поинтересовался у меня Тернер. Желтоватые глаза его озорно поблёскивали под низкими белёсыми бровями. — Мне, к примеру, в такие дни совсем не спится. Сам не знаю почему, но не спится, и всё тут! Может быть, это азарт у меня такой просыпается в душе, а может быть, просто нервничаю... Как думаешь?
— Может быть, — неопределённо пожал я плечами, особо не задумываясь над его словами. — А я спал, как убитый. Наверное, потому что не думал о предстоящем...
— Вот и правильно! Нечего об этом думать, — одобрил Тернер. — Только страха лишнего на себя нагонять!
— А это так страшно?
— Как тебе сказать... Ты, что же, ни разу не летал на кораблях класса ПЭЛ? А я думал... Диспетчер Службы Труда говорил, что ты имеешь специальный допуск к самостоятельным полётам. Ну, вот я и решил...
— Всё верно. Я имею такой допуск, но мне приходилось летать только на внутренних орбитах, не покидая Солнечной системы. А там класс кораблей совсем другой.
— Понятно! Ракетопланы класса "звёздный разведчик"? — кивнул пилот. — Хорошая машина! Но в сравнении с нашим "бронтозавром" — детская игрушка, не более. Такие годятся только для связи с Орбитальными и для метеоритного патрулирования...
Тернера прервал звучный гудок в глубине пульта, на который отозвался протяжный и гулкий удар медного гонга где-то позади нас. Я хотел обернуться, но Купер властно сказал:
— Всё, пора! Включаю электронную синхронизацию!
Входная дверь с глухим гулом захлопнулась за нашими спинами. Я вздрогнул и посмотрел на пилота, сидевшего справа от меня. Тот уверенно кивнул:
