— Но как? — это всё, что ты сумела сформулировать. Впрочем, он понял.
— Ты выбрала холод, — улыбнулся он, смешно шевельнув вибриссами. — Бескомпромиссно, без колебаний и сомнений. Я же, чтобы встретить бездну и пережить вечность... тоже его выбрал. Но понял, что это не лучший ход. Почему?
— Загадка... — ты всё ещё воспринимала это как сложное испытание, как бы он ни стремился навязать тебе откровенную беседу. — Холод чем-то вредит. Вредит человечности?
— Конечно, — подтвердил Эжак. — С каждой снежинкой в душе ты приближаешься к тому, от чего отказалась — к месту функционера в большой системе мироздания. Уже сейчас ты видишь себя как функцию, не так ли?
— Нет, — с трудом подавила раздражение и даже злость. Он не имеет права тебя судить. Никто не имеет. — Я отказалась. Иалдабаоф засвидетельствовал мой выбор.
— Ты даже не пытаешься понять, глупышка, — покачал он головой, снова вызывая вспышку злости. Эта... снисходительность.
— Что же я не пытаюсь понять? — выпустила каплю раздражения в голос.
— Хватит! — воскликнул Хранитель Библиотеки. — Никогда не встречался с настолько запущенным случаем. Скажи-ка мне, королева ревенантов, что или кто у тебя есть, кроме цели?
— Ничего и никого, — лишь пожала ты плечами. В самом деле, что за град глупых вопросов?
— Ты не понимаешь, насколько это ненормально? — вздохнул он. — Попробуй представить себя на моём месте. В Библиотеку заявляется существо, вроде бы соответствующее критериям человека, но ступившее на путь живой функции, само того не сознавая. По Правилам я не должен допустить к судьбам функционеров, но должен — людей. Пограничные случаи оставлены на моё усмотрение, — кажется, ты начала понимать... — Скажи-ка мне, Кира, скольких людей ты можешь назвать близкими тебе?
— Одного, — в груди снова защемило.
— Да ну! — фыркнул Эжак. — Как часто ты общалась с Морулисом по душам, а не проповедуя свою «философию Равновесия», не обсуждая задания, не корректируя план, не сражаясь бок о бок? Он уважает тебя и видит, что с тобой не всё в порядке — но не смеет подступиться ближе. Уважает твоё право на личную жизнь, даже если ты планомерно эту жизнь уничтожила и продолжаешь искоренять последние остатки эмоций и чувств.
— Я — меч собственной воли, — согласно кивнула ты. — Один раз я уже пыталась... отдохнуть. Больше я не допущу таких ошибок.
— Уже лучше, — неожиданное одобрение в голосе. — Ты признала, что старательно куёшь из себя меч. Инструмент. Функцию.
— Условие, — коротко напомнила ты, мыслями раз за разом уходя в прошлое. Был ли другой выход?
— Ты не выполнишь его условие, следуя таким путём. Ты не получишь и моего разрешения, а без него...
— Я выполню его, — будущее произошло. Ты-старшая смогла пройти. Возможно, обманом?
— Ты правда так считаешь? — развеселился Хранитель. — Как думаешь, могу ли прямо сейчас вышвырнуть тебя из Библиотеки и, подделав твой почерк, поправить судьбы, как будто это делаешь ты?
Может.
Могу.
— Ты хочешь, чтобы я понизила свою эффективность и вернула слабости в обмен на допуск, — насколько далеко простирается его «ограниченное всемогущество»? Ты снова взвесила попытку радикального решения. Нет, риск слишком велик.
— Можно сказать и так, — усмехнулся он. — А ещё мне тебя по-человечески жаль.
— Таких жалеющих я убивала быстро, — снова и снова взвешивала. Наконец, решилась. — Я согласна. Что нужно делать?
— Идеальный вопрос, — издал смешок Хранитель. — Ты напоминаешь мне сложную программу, а не разумное существо. И не вспоминай интегрированный в тебя искусственный интеллект: отрешение от эмоций — твой и только твой выбор. Что же касается вопроса... Во-первых, выключи рефлекс подавления эмоций.
— Полностью? — уточнила ты. Ты... слабость. Опять. Перед внутренним взором мелькнула череда сцен.
— Ну, чувства меры у тебя нет, в отличие от Беты, так что полностью. Освоишься и частично вернёшь, если захочешь.
— И всё? — недоверчиво спросила ты, вздыхая внутренне. Ты готова перетерпеть бессмысленные эмоциональные всплески ради цели, но цена выглядит... маленькой.
— Всё? — ты поёжилась от улыбки Эжака. — Тебя ждёт несколько увлекательных лет. Пойдём, — и взмахом руки создал светящийся овал портала. — К людям.
— Зачем я должна это делать? — брезгливо посмотрела на себя в зеркало. Белые футболка и шорты. Ужас. Снять и поменять.
— Просто чтобы выглядеть попроще? — хмыкнул Эжак. — И не строй морду кирпичом, скажи лучше, что приглянулось? Как насчёт вот этого платья?
— Скука, — бросила ты, скривившись от напряжённого взгляда Эжака, направленного в экран. Твой игровой аватар в очередной раз победил.
— Ты играешь нечестно, — оскалился Хранитель. — Может быть, заблокировать тебе аспект?
— Пф, — он серьёзно думает, что против Царицы Игр это поможет? Ха!
— Вот так, — заворожённо ты наблюдала, как Эжак танцевал с мечом. — Поняла?
— Да... кажется, да. Скажи, Хранитель, это поможет мне победить?
— Криса? — задумался он. — Вряд ли. Но он не единственный твой противник. А теперь палочку и меч наизготовку — и повторяй.
— Уж не знаю, какой ты «мастер аспекта» — разве что формально.
— Мне сейчас хочется тебя испепелить, — деланно спокойно сообщила ты, чуть улыбнувшись. Почему-то это оказывало больший эффект, чем безразличное лицо.
— Не смотри на меня так — правду говорю. Нет, ты оперируешь возможностями любого класса мастерски — но не идёшь дальше и даже не пытаешься совмещать техники в комбинации.
— Это избыточно, Эжак, — покачала ты головой. Опять он лезет туда, где ничего не смыслит.
— Что, даже против Криса? — и клыкасто ухмыльнулся.
— Ненавижу, когда ты прав, — поморщилась ты. — Излагай свои гениальные идеи.
— Так-то лучше, юная ученица, так-то лучше.
И почему его хочется убить? Потом отмотать время назад и ещё раз убить.
— Что значит — демаскирует?
— То и значит, — такое ощущение, будто его цель — лишить тебя всего достигнутого! — Твой богоуровневый костюмчик — красная тряпка. В прямом смысле тоже.
— И что предлагаешь?
— О мантиях-невидимках слышала? Позаимствуй такую и поэкспериментируй с алхимией. Могу подсказать одного эксперта в метапрошлом. Кроме того...
— Ну что ещё?
— Кроме того, эта красная тряпка категорически безвкусна. Интересно, какой гениальный дизайнер их вообще придумал?
— Святое Время... — рука сама собой потянулась к лицу в соответствующем ситуации жесте. — Тебе ещё не говорили, что чувства вкуса нет как раз у тебя?
— Угу, раз... — демонстративно прикрыл глаза, считая. — Не помню, сколько.
— Число так велико, что ты не смог его запомнить, — хмыкнула ты.
— Я и не пытался, — хихикнул Эжак.
— Ты всё ещё не понимаешь Равновесие.
— Вот как? Ну научи.
— Ты не умеешь выделять равновесные ситуации. На аспекты хотя бы посмотри! Заигрывания с ними до добра не доводят. Строители сами не поняли, как из свободных созданий превратились в инструмент, в нависший над тобой и другими Рок.
— Значит, если я хочу, чтобы план реализовался...
— Равновесие, — довольно улыбнулся Эжак.
— Равновесие... — неожиданное догадка солнцем вспыхнула в голове. — Ну конечно, у всякой вещи есть оборотная сторона! То есть, чтобы нарушить...
— Ты поняла.
— О да.
— Красиво, — улыбнулась ты бескрайнему цветочному полю. — Как ты находишь такие места?
— Поработай Хранителем Библиотеки века три, и сама наберёшь коллекцию красивостей, — Эжак улыбался, глядя на алый закат на полнеба. — Это то, ради чего ты должна жить, Кира.
— Красота?
— Жизнь, — он вытянул руку (лапу?), и мелкая птичка, нисколечко не боясь, села на неё, чирикнув. — Если хочешь, аспект Жизни. Если уметь слышать и видеть, то сможешь различить его везде. Городская суета, тишина этих полей, вращение планет, схватка духов в междумирье — всё это она.
— Жизнь... — протянула ты, вслушиваясь в звучание душой. — Я ведь не жила? Умертвляла себя? Была... Роком?
— Умница, — он редко именно что улыбался — и тем ценней был каждый случай. — Можешь думать об этом как о Равновесии. Много Жизни — и ты теряешь разум, много Рока — становишься функцией. И где-то посерёдке находятся люди. Такие, как мы с тобой.
— Равновесие... — ты откинула непослушную чёлку — как только позволила уговорить её отрастить-то? — с глаз и заметила. — Ты ведь мог сказать о нём. На таком языке я поняла бы быстрей.
— И изменилась бы? Не смеши мои седые усы, — Эжак легонько стряхнул птичку, упорхнувшую в небеса. — Ты не смогла бы оставить тот путь одна.
— Значит, твоя... — ты улыбнулась. В своём роде это было более чем ожидаемо. Ты искала автора «О вечном и божественном» годы — и нашла, когда отчаялась.
— В молодости я был тем ещё странником. Тебе интересно что-нибудь оттуда?
— Многое, — почему он вздрогнул от твоей предвкушающей улыбки? Ты же не допрос собралась проводить? Наверное.
— Что же тебя гложет? — спросил он, когда нашёл тебя, бесцельно бредущей по хрустящей под ногами осенней листве.
— Одиночество, — и вновь ощутила в груди горечь.
— Ты найдёшь и соратников, и друзей, — он утверждал, а не предлагал.
Ты поймала кружащийся лист и смяла его в руке.
— Они не поймут. Представь себе зрячего, Эжак. Зрячего в мире слепых.
— Многие видят будущее и прошлое, — качнул он головой, поймав твой взгляд и, точно ты тот самый лист, не выпуская.
— Ты не понимаешь тоже, — улыбнулась ему. — Никто не понимает — я не преувеличиваю и не шучу. Даже божества, из тех, что связаны с судьбой и временем — слепцы. Они видят будущее и видят прошлое, смотрят сквозь пространство и время, живут в нём, как в просторном доме. Раньше я жила на равнине, по сравнению с которым тот дом — просто дом, в натуральный размер.
— А теперь? — в глазах его мелькнуло что-то вроде сочувствия.
— А теперь я живу в лесу, — и снова улыбнулась. — В осеннем лесу. Я вижу, как скользят листья под порывами ветра. Я вижу, куда углубляются корни и куда устремляются ветви. Я вижу бесконечное небо над головой и почву, переходящую в глину. Но я здесь одна, понимаешь? Кроме меня, в лесу никого больше нет. Только я — и осень.
— Я... понимаю, — теперь в его голосе чувствовалось и уважение. — Боги так же далеко от меня, как я — от тебя. И я ошибся, Кира.
— Да? — он редко признавал ошибки. Почти никогда.
— Дело не только в эффективности и психологической травме. Ты действительно видишь... слишком много. Живёшь там, где что смертным, что бессмертным, будь они хоть трижды боги, жить не место. И... — замолчал, а потом жадно спросил, будто от ответа зависит его жизнь. — За Лесом что-нибудь есть? Как далеко ты видишь?
— Я не пробовала смотреть дальше, — он вздрогнул — такого ответа не ждал. Честно призналась: — Я боюсь. Может быть, после.
— Понимаю, — вновь сказал он — и вдруг шагнул прямо к тебе. Шагнул — и обнял. И на какое-то время показалось, что ты теперь не одна. На мгновение. Бесценный миг. А потом в Лесу подул ветер и очередной лист сорвался с ветви и, кружась, унёсся вниз.
— А знаешь, — всё же нарушила молчание. — С лесной полянки видно звёзды. Иногда они манят меня вверх. Чем бы они ни были. И может быть, однажды у меня достанет сил взлететь.
Они снова стоят в Библиотеке, и по её времени прошёл лишь миг. А для них — три года.
— Почему ты помог мне? — ты долго хотела задать этот вопрос — но не решалась. — Ты же знаешь мою цель.
— Быть может, я тоже чувствую это? — грустная улыбка — даже усы поникли. — Угасание. Жизнь утекает сквозь пальцы. Ты можешь исправить это.
— Или уничтожить лист, — качнула головой.
— Постарайся сохранить мне небольшой пятачок тех цветочных полей, — он протянул руку.
— Как получится. Я никогда не была... талантливой, — взялась за неё.
— Зря ты так, — он повёл тебя мимо мелькающих, расплывающихся, мерцающих, реальный и нереальных свитков и книг. — Помнишь старую поговорку о гении?
— Думаешь, есть во мне этот процент вдохновения? — вздохнула ты.
— Проверь, — только и ответил он.
Вы замерли перед одним из призрачных стеллажей. Эжак протянул руку прямо сквозь него и вытащил толстый алый том, протянул тебе. Ты медленно, точно боясь, что он исчезнет, сомкнула ладонь. И капчалогировала сокровище.
— Это... он, да? — всё-таки уточнила, не сдержалась.
— Теперь ты можешь носить своё звание с полным правом, — молвил Эжак. — Теперь ты действительно хранишь у себя за пазухой Время. Правила я объяснял. Удачи тебе, Кира. И будь осторожна.
— Буду, Хранитель, — улыбнулась ты, прежде чем начать перемещение. — Спасибо за всё.
— Да не за что, в общем-то, — ворчливо отозвался тот, прежде чем Библиотека Судеб окончательно исчезла в алом свете.
22 Совет
Несколько человек собралось в зале Визенгамота, старом зале суда номер один, располагающемся гораздо ниже уровня Отдела Тайн. Этого места не было ни на одном из официальных планов, на мысли о самом его существовании могло навести только то, что расположение остальных одиннадцати залов суда было известно. Первый же зал находился в самом основании Министерства, в природной пещере, некогда выбранной хорошим местом начала строительства, местом, где находился сейчас магистрал Минмагии — а заодно и всего Лондона.
Пещера ещё в те стародавние времена была превращена в небольшой круглый зал, тускло освещённый вечным колдовским огнём. И сейчас по краям зала рассаживались люди — те, кто реально определяли политику магической Великобритании и имели влияние на мировую политику. Люди, собравшиеся обсудить сложившуюся ситуацию и решить, что делать дальше. И гости этих важных людей.
Светлая Леди, Минерва Макгонагалл, выглядела напряжённо, но уверенно. По правую её руку — Амелия Боунс с неизменным моноклем — первый заместитель Леди-протектора, настороженно смотрела на кресла напротив. А напротив сидел Тёмный Лорд Волдеморт, всем видом излучая спокойствие и безмятежность. По правую его руку замер Антонин Долохов — удивлял остальных своим присутствием вместо ожидаемого всеми Люциуса Малфоя. Между ними сидел, прикрыв глаза и точно углубившись в свои мысли, низенький человечек в очках, чем-то напоминающий гоблина, с длинными седыми волосами, забранными в хвост — Роберт Бойл, возглавляющий Отдел Тайн. По правую его руку — громила, конечно, далёкий габаритами от полувеликана Хагрида, но всё равно знатно диссонирующий со своим начальником — Виктор Макларен, занимающий неведомую прочим должность в ОТ.
По левую руку Макгонагалл нервно ёрзала Джинни Уизли. По левую руку Волдеморта замер, точно мышь перед змеёй, Энтони Даффи. По левую руку Бойла расположился Грэм, даже не пытающийся скрывать нервного восторга. Рядом с Грэмом стиснул кулаки Майк Стэнли, чувствующий себя совсем не в своей тарелке, а позади него на трансфигурированной из воздуха кушетке безмятежно сопела Луна.
Говорила Макгонагалл. Она сухим, властным тоном озвучила рассказанное ей Джинни. Затем дополнил Лорд Волдеморт, добавив информацию от лица Энтони и кратко описав совместный поход вниз, в Лабиринт. О самом Лабиринте, а также Ивицере, потея, рассказывал Майк. Некоторое время собрание молчало, пока Макгонагалл не бросила сухое:
