Паж Символа отрезает свой собственный предельный поиск, единственную (по его мнению) способность, делающую его значимым.
Симфония подхватывает новый элемент, выстраивается вокруг него, использует его, дополняет и дополняется. Всё меняется.
...Реальность складывается из кусочков.
Каждый кусочек отражается в ноосфере, обретая имя.
Имена и кусочки общи для вариаций реальности.
Они рассыпаются на части.
Комбинируются, рассыпаются и рекомбинируются вновь.
Соединяются в новые реальности.
Реальности отражаются в ноосферах.
Каждая ноосфера — как новая реальность.
Реальность складывается из кусочков...
Предельный поиск начинается снизу вверх. С нижней из реальностей, с каждого кусочка, дробясь Тенью, направляясь Светом, дробясь Светом, направляясь Тенью. Через Разум и согласно Разуму, через Надежду и согласно Надежде. Этот путь бесконечен. Нельзя завершить поиск, начавшийся с неопределённо-бесконечного базиса в неопределённо-бесконечную абстрактность. Он неопределённо-бесконечно долог.
Грэм Фергюссон направляет свой аспект, совершая всего один удар. Неопределённая вечность схлопывается в оглушительную тишину. Поиск завершается, формируя ажурно-расходящуюся сеть метамоделирования, что сверху вниз, бесчисленные цепочки типа карта-территория — снизу вверх. Снизу — карта, сверху — территория, сверху — идеи, снизу — их сужения, до реальностного вплоть. Единые в Анхе, по этим дорогам текут Дыхание и Жизнь, следуя за Разумом-Надеждой к Свету вверх и Сердцу... к Тени вниз и к Пустоте.
Модуль "тело" соединяется с модулем "пространство" через модуль "замыкатель". И пространство Песни становится упорядоченным и замкнутым, и носитель Песни свободно по нему блуждает, охватывая всё пространство. Лепестки Храма удерживают триединую симфонию, всё ещё сиреневую, но непостижимо-фрактальной ныне формы.
The Battle of Future: Hastur
Хастур раскрывается навстречу чистой богине и её пастве, вооружённой до зубов. Сеанс остаётся позади — пространство внутри Великой Машины Разрушения гораздо больше. Следом уходит и физика, метафизика Игры. Здесь, внутри Хастура, ткань реальности необычайно податлива. Здесь Машина собирает свои орудия, а порой использует как орудие и всю свою внутренность как целое. Проглотив флот Строителей, Хастур первым делом пробует его переварить.
Ошеломляющая информационная атака заставляет Элис сосредоточить всё своё присутствие внутри. Так, как и задумано Машиной. Хастур не боится вдвое усиленной богини. Хастур не испытывает эмоции в привычном людям смысле. Отдалённые аналоги практичны и просты и обычно связаны с вероятностями. Хастур переживает нечто вроде "удовлетворения-рискованно-победным-ходом". У Элис, на самом деле, есть шансы его уничтожить, и сам Хастур видит не один способ (я вот эти способы не вижу, кроме очевидного уничтожения ядра: Машина слишком хорошо шифрует свои мысли — лучше, чем Алиса). Хастур уже шёл на подобный риск. Шёл — и побеждал. Если же проигрывал, то не окончательно, в конце концов, он — часть Дикой Охоты, и Морриган ценит его больше остальных.
Элис освещает, стабилизирует собою-светом каждую информационную прореху. Восстанавливаются повреждения псевдоживых кораблей Строителей, используя энергию кристаллов Жизни. Возвращают новую эффективность накачанные Роком механизмы. Флот движется вперёд, сперва неспешно, изучая, с чем столкнулся, и разум Элис переплетён с разумами всех внутри, подсказывая, соединяя, освещая. Мистично-красное ядро призывно манит Сильфа Риска. А пространство вокруг отнюдь не манит.
Пространство сгущается. Время замедляется. Нечто вроде ядов и кислот, но на уровне фундаментальной физики, там, где она плавно переходит в метафизику, генерируется "желудком" Хастура. Эти странные, неясные, сложно формализуемые даже богом процессы касаются магических щитов и разъедают их упорядоченный хаос, распрямляют ордополевые искривления. Яды Хастура подобны эссенциальным ядам зергов и, вместе с тем, псионическим воздействиям протоссов, только гораздо свободнее, многомерней, а главное — продуманней, напоминая по глубине атаки Вторых или защиты Первых.
Элис едва ли не вручную раздвигает пространство перед кораблями и сдвигает за кормами. Параллельно — борется с ядами. Это тонкая, безумно сложная борьба, проходящая, прежде всего, в плане чистого интеллекта. Яды настроены таким образом, что любое грубое воздействие распадается внутри них, а воздействия же тонкие... Хастур заранее рассчитывает подобные варианты. Тронешь яд так — он обратит упорядоченные предметы в пыль. Тронешь иначе — сотрётся информация. Пробуешь течение направить — и уже твой разум становится проводником для яда.
От Элис требуются чрезвычайно аккуратные действия, деактивирующие последовательно все защитные механизмы ядов. И она их выполняет, порой пользуясь разумами строителей для получения идей. Хастур, разумеется, не останавливается. В его распоряжении титаническая библиотека реальностных воздействий, комбинируя которые с воздействиями физическими, он создаёт всё новые и новые яды, а Элис деактивирует их раз за разом, оставляя малую часть себя на продвижение вперёд. Флот выступает скорее якорем, поддерживающим элементом, точкой, которую можно двигать, не запутавшись, не пропав в абстракциях, чего Хастур, конечно же, желает — это тоже яд, метаяд, один из многих, которыми Машина травит лично Элис.
Противостояние набирает обороты. Пространство-время искривляется в причудливый лабиринт, образ ядра дробится на миллионы образов, где оно, а где выход, где внутренние стенки Хастура — совершенно непонятно. Элис выбирает один из путей и следует ему, постоянно корректируя, действуя светом и Светом на концептуальном уровне, заставляя дорогу вести к цели, а не наоборот.
Не переставая генерировать яды, Хастур тянет за реальность происходящего, тянет как через воли строителей, так и через разум Элис, размывая грань между истиной и ложью, между произошедшим и непроизошедшим, спутывая настоящее и будущее — здесь, внутри него, вовне сеанса, такие игры — допустимы. Он пытается устроить подобие генерального расхождения, причём как на макроуровне проявленности душ, так и на микроуровне элементарных возбуждений фундаментальных полей. Впервые я вижу, когда чистого бога пытаются переиграть на его родном поле — пусть не переигрывают, но напрячься заставляют — до предела.
Хастур не останавливается. Макроискривления пространства дополняются искривлениями меньшими, готовыми разрезать корабли со щитами на кусочки. Яды дополняются банальными болванками, разогнанными до околосветовых скоростей. Колебания реальности — её же дрожью, норовящей поделить физические тела на частицы не хуже пространственных искривлений. Хастур давит. Каждый новый тип атаки всё повышает и повышает нагрузку на сознанье-представление Элис. А оно не идеально, сколь бы к идеалу ни стремилось. Элис не справляется. То один, то другой корабль растворяется, развоплощается, разрезается, выворачивается, проваливается или обращается.
Машина Разрушения не даёт Элис ни капли инициативы. Переварить её флот, а затем и её саму! У Хастура есть на то все шансы. Он не успел. Или успела Элис — прежде, чем нагрузка станет слишком большой. Элис дёргает. Не за константы и не за реальность. Она дёргает за внимание, за сознание Хастура. Отклоняет от себя, а не заметив сопротивления, перекручивает до полного небытия.
Тут-то и выясняется, что сознание Хастуру не очень-то и нужно. Его аналог, нечто "полуцелостное" продолжает работу в прежнем режиме. Однако Элис снижает давление — без полноценного сознания Хастур чуть медленней координирует атаки, несколько снижается связность между его функциональными частями. Следующим шагом Элис освещает Хастур изнутри, получая знанье напрямую. Спрямляет все пути, одновременно перенаправляя генерацию ядов в другое место. Хастур исправит всё это, исправит очень быстро, ни одно из внесённых изменений не является необратимым. Элис использует краткий миг, дабы прыгнуть вместе с флотом к алому огню, похожему на монстра, демона неведомого глаз. Сейчас или никогда!
Когда Строители оказываются рядом с огнём, когда пробивают тенета иллюзий, то открывается незамысловатая истина, о которой так и не сообщил ни один чистый бог, пытавшийся повторить деяние Элис. У Хастура нет ядра. И тогда челюсти смыкаются, блокируя всякую возможность заглянуть вовнутрь.
Symphony Impossible to Play: Effector
Секунда тишины:
Элла подбрасывает в воздух дыхание пустоты, мгновенно подхваченное эффекторами Храма. Подхваченное — и помещённое в кайдариновый кристалл, сконденсированный округ. Получается аналог кристаллов подавления — тёмно-серый, управляемый, а не давящий всякий род сверхъестественного, как в виде чистой эссенции. И самое главное, Ученик делает кристалл перенастраиваемым, чтобы дыхание пустоты могло принять новое естество за образец. Более того — менять естество буквально на лету.
Так проходят первые пятьсот миллисекунд.
Элла поворачивает один из трёх конверторов Велисо. Ранее он превращал Волю и Истину в Бытие. Теперь же будет превращать Бытие в Истину и Волю. Вход одного конвертора соединяется с выходом другого — и наоборот, образуя замкнутый преобразователь. Воля и Истина — в нужное Бытие. Бытие — в нужную Волю и Истину. Избыток того или иного — в другой компонент. Два состыкованных конвертора легко балансируют соотношение типа и количества волеистины и бытия — а третий отложен в сторонку. Двойной конвертор — циклоконвертор — подхватывают эффекторы Храма.
На этом тишина заканчивается: плавно восходит Палочка Элизы, и Вера начинает петь.
Это вокализ — вокализ мягкий, медленно пульсирующий, вокализ штиля, спокойно-безбрежного Дыхания. Вокализ, к которому присоединяется столь же плавное многоголосье эха от Сэма и Беты, закрывших глаза, полностью отдавшихся мечте о покое. Низкое, неторопливое гудение жука-трубача поддерживает мелодию. А завершают её одинокие, расставляющие акценты касания клавиш Эллы и Альбуса.
Спокойная, медитативная музыка складывается в прекрасный, возвышенный поток: река, впадающая в океан; солнце, улыбающееся с ярких небес морозному зимнему деньку; размеренный танец светил, будь то звёзды, галактики и их скопления, на просторах вселенской вечности. Спокойствие это соединяется с кристаллом, с эссенцией внутри, образуя нечто целое, и кажется, что так будет всегда — самое прекрасное, что только может существовать на этом свете, дарующее умиротворение, а вместе с тем и силы, чтобы двигаться вперёд...
Элла заканчивает подстройку циклоконвертора и бросает вверх флакон радужной субстанции. Эликсир Мерлина, чудо воплощённое, взбаламучивает небо, и Палочка Элизы ускоряется. Гудение Жизни становится хищным едва ли не рычанием, первобытным и отрывистым. Разум играет нервно и быстро, будто куда-то спеша, не успевая! Дыхание распадается на десятки перекликающихся голосов — вокализов и неясных, обрывистых слов. Единый мотив Надежды делится на сотни полумотивов, перетекающих друг в друга.
Это не должно стать музыкой. Слишком хаотично, слишком невпопад, слишком много диссонансов, и дирижёр будто бы не справляется с этим беспорядком! Но это музыка. Это часть Песни, хаос и беспорядок выражающая, и едва заметные касания "свободной" руки Элизы гармонизируют дисгармонию, сглаживают разрывы, создают переходные мотивы, вносят предсказуемость в случайность, сплетают из разрозненных элементов целостную тему, не менее глубокую, нежели мелодия покоя минутами раньше.
Следуя за дирижёром, Жизнь, Дыхание, Разум и Надежда переходят из хаоса в порядок и обратно, соединяя две темы, два состояния Песни, но оставляя их разделёнными в какой-то мере. Ну а Элла заканчивает следующий этап настройки циклоконвертора. Запускает его. Дирижёр резко меняет ритм и темп.
Мелодия эха сплетается в прообраз и праобраз, а Разум конкретизирует его, абстрагируя. Вместе Разум и Надежда направляют жизневетер. Подчиняясь, модуль-тело тянет вниз из модуля-пространства идею в реальный мир. То метамодель-мелодия нисхождения, уже звучащая как часть мелодии-хаоса, но выделенная явно. Циклоконвертор запоминает режим работы.
Эхо толкает вещи и явления, а Разум направленье задаёт. Надежда и Разум вместе направляют жизневетер. Подчиняясь, модуль-тело тянет вверх из модуля-пространства реальность в мир идей. То восхождения мелодия-метамодель, мелькавшая в хаосе чуть раньше, но выделенная явно. Режим работы циклоконвертор сохраняет.
Надежда эха реал вращает в пространстве вариаций, и пиано Разума останавливает сложное движение. Разум и Надежда жизневетер направляют вместе. Модуль-тело, подчиняясь, искривляет вбок реальность через мир идей. То мелодия изменения — метамодель, случавшаяся в хаосе, что раньше, но выделенная явно. Циклоконвертор учится работать так.
Идёю Разум ограничивает чёткими звука переливами, и Надежда непрерывно отражает, вытягивая в реальность. Надежда и Разум направляют Дыхание и Жизнь. Модуль-тело, подчиняясь, равновесно проецирует территорию на карту. Мелодия то созидания — встречавшаяся в хаосе метамодель, ныне выделенная явно. Новое умение циклоконвертор обретает.
Четыре навыка циклоконвертор использует одновременно, формируя пятый. Выделенная из хаоса, сыгранного прежде, — это мелодия соединения. Идею и реальность делает единым целым модуль-тело, подчиняясь. Жизневетер направлен Разумом, Надеждой. Эхо сплетает и толкает, вращает, отражает, а пиано ограждает, останавливает, абстрагирует, конкретизируя, и направленье задаёт.
Никто из всех играющих, кроме Эллы, даже Элиза, не понимает до конца, что за тонкую, прекрасную, величественную и опасную часть Песни исполняют. Элла... Элла понимает, но примерно. Реализованная идея, исполненная симфония, воплощённый проект — это намного больше, чем задумывала, намного глубже... выходит за пределы, как выходит за пределы плюс-вольности Алиса, Крис — плюс-бытия, а плюс-истины — Сирень. Но Песня содержит в равной мере плюс-истину, плюс-волю и плюс-бытие; минус-истину, минус-бытие и минус-волю. Песня — это метагармония аспектов. Песня, как и реальность, — это компромисс.
В компромиссе этом эффективном, модуль-эффектор формируя, соединяются не только аспекты, но и слитная работа циклоконвертора с кристаллом дыханья пустоты. И хаос волшебства странным образом накладывается, не взаимодействуя, а декартово перемножаясь, на постоянство и покой кристалла вокруг дыханья пустоты. Всё это — часть эффектора, часть того, что... не будем заходить так далеко. Эффектор же естественным образом привязан к телу, а тот, замыкателем, к пространству. Но это не конец.
The Battle of Future: Chris
Первый удар. Столкновение! Два клинка поцеловались лезвиями.
Чернейшее лезвие направляют руки Криса. Его лицо — полное несдерживаемого гнева, в глазах пылает аспект Ярости, плащ Пустоты окутывает тело, мрака каплями сочась. Его телосложение — телосложение героя, вся его фигура излучает первобытную мощь.
