Теперь, когда вы знакомы с тем, что такое магическая наука в целом и что такое магия, мы можем перейти к иномагии, о сущности которой вам так хотелось знать. Итак, магия нарушает повторяемость объективной истины — в той мере, в которой она объективна, разумеется, поскольку и в маггловском мире склоняются к тому, что не совсем так. Магия и сама объективна, и такое столкновение напоминает разорванные оковы и выбитые двери, а значит, магия должна быть если не минимизирована, то очень аккуратна. Однажды вы можете выбить не ту дверь, и весь дом заметёт снегом с улицы, я уж не говорю о разбитых окнах, взорванных унитазах и прочих... неприятных ошибках.
Многие из вас мечтали сравниться с самим Мерлином, одним заклинанием воздвигать дворцы или сжигать города — теперь вы знаете, почему это невозможно и почему необученных магов никогда не выпускают в мир, почему их ищут и почему слишком взрослых, скрывшихся от внимания министерств просто убивают. Именно потому что бесконтрольная магия случайно способна натворить такое, что ужаснётся и страшнейший из чёрных колдунов.
Но вернёмся к иномагии! Как я уже подчеркнул, магия ломает повторяемость, внося нечто новое, такое, что неповторяемо без магии и никогда не могло бы быть порождено природой и вычислено наукой. В свою очередь, иномагия вмешивается в законы природы, но работает с объективностью. Ломает объективность, если хотите, стирает границы между реальным и нереальным, впускает ваши и чужие мечты с желаниями в мир. Но в отличие от магии, иномагии мир отлично умеет сопротивляться, поэтому быстрых, видимых изменений, как это бывает с магией, иномаг достигнуть, как правило, не может.
Возвращаясь к нашей аналогии: иномаг в тюрьме физических законов первым делом снимает с себя повязку. Он становится зряч, он может своим умом и ловкостью вывернуться из оков, он найдёт булавку, чтобы взломать замок, и двери за собой запрёт — просто так, на всякий случай. Он обойдёт тюремщиков или обманет их, он вырвется на волю, применив скорее умственные, чем физические силы... Чем он заплатит за это? Не всякого стража можно обмануть — ему придётся подкупать его. Не из всяких оков можно вывернуться — порой приходится бежать прямо в них. Не каждый замок можно взломать — и тогда придётся вязать верёвку из собственной одежды и вылезать через окно, рискуя сорваться и умереть. Наконец, глаза его видят, а уши слышат, о чём говорят стражи — и может статься, он сочтёт, внешний мир слишком опасен и лучше уж остаться в безопасной темнице.
О, восприятие! Там, где маги могут, иномаги видят! Именно восприятие, именно чувства есть ключ к иномагии, но они же — ключ к иномагу. Чем больше иномаг видит, тем больше может и тем уязвимей фактически для всего инореального! Иномаг не может продавливать законы природы — ему приходится идти в обход, аккуратно, точечно меняя реальность, получая помощь из других реальностей, помощь, которая может родную реальность продавить — и это заканчивается обычно очень плохо для всех. Проще всего удаётся иномагу действовать через нереальное, через то, что и так субъективно — восприятие, мысли, желания и мечты, неустановившееся будущее и неясное прошлое, всё сокрытое, загадочное в нашем мире — иное. Бесконтрольная магия может уничтожить мир — бесконтрольная иномагия может свести его с ума!
Как я уже сказал, мир сопротивляется иномагии. Безусловно, «сломать» машину природы магией можно, но сломать её во всём мире? Для этого нужно слишком много магии, больше, чем вмещают все волшебники Земли. Но иномагия гораздо коварней. Она не продавливает — она уговаривает, нашёптывает миру, лёгкими касаниями убеждает его, что нечто совсем не такое, каким он считал его раньше. И это убеждение с лёгкостью распространяется с дома на город, с города на страну, со страны на Землю, от Земли — на весь мир!
Как и человек, мир пытается стоять на своём. Как и человека, мир поддерживает всё общество людей. Чем сильнее они убеждены, что мир работает именно так, а не иначе, тем сложнее вам будет убедить и их, и его в обратном. Повторяемость! Обычно иномагия не трогает её, и она — главная защита мира от сумасшествия. Чем больше, чем чаще люди, животные, растения, природа и всё-всё-всё делают одно и то же, чем чаще повторяются, тем сильнее будет этот щит.
Традиции, обычаи, обряды, законы, социальные группы, государства, деньги, отношения, массовая культура, привычки, принадлежность, общие представления и парадигмы, конвейер и индустриализация, эффект толпы и религии — всё, что ограждает нас от чистого индивидуализма, защищает от сумасшествия и весь мир. Но если вы сможете свести это на нет, если в мире воцарится подлинный хаос, если отношения будут разрушены, группы распадутся, традиции прекратят соблюдаться и не появится новых, если люди будут углубляться в себя, если каждый будет всё более и более уникальным... Произойдёт именно то, что мы называем генеральным расхождением.
Я никогда не видел генеральное расхождение. И я не советую вам даже интересоваться этой темой. Это страшнее, чем демоны, непонятней, чем расстояния между листами, опасней, чем ритуал призыва без ограничителей. Что вы должны знать? То, что иномагам нужен не только якорь, но и щит. Единицы из нас могут действительно игнорировать посягательства, продавливать своей волей или верой нереальное, не позволяя изменять себя и изменяться самому. Не позволяя себе уйти. Остальным приходится заводить свои собственные привычки, традиции, обычаи, правила и принципы. Многие из иномагов для простых волшебников — жуткие консерваторы.
Мы кутаемся в привычное и обычное, чтобы закрыться от инореального, мы хотим выжить любой ценой, мы стараемся не говорить об ином даже друг с другом, мы зачастую суеверны — без малейшего на то смысла! — мы не любим оригинальность и живём как конформисты. Но нам не удаётся закрыть глаза. Мы продолжаем видеть, наше виденье продолжает искажать реальность, порой только нашу, а порой далеко не только и. Мы обходим незнакомцев, потому что встречаемся взглядами с существами иной стороны, смотря в пустые для других углы. Мы не принимаем новые законы, потому что постоянно сталкиваемся с иными законами, сами того не желая. Мы мало колдуем, потому что в глубине души боимся, что волшебство поведёт себя как иномагия, потому что верим, что если старательно отворачиваться и не замечать, то беду пронесёт стороной. И иногда этой веры хватает.
Не все мы таковы. Есть такие, как Луна. Луна озаботилась якорями, но не защитой. Она поступает наоборот: делает иное привычным, а невероятное обычным. Она плохо понимает обычных людей, вызывает ужас иномагов, но при этом влечёт их, как пламя мотыльков. Мы хотим такой свободы, но не готовы заплатить за неё стабильностью и не готовы рисковать. Однако не подобные Луне страшны реальности. Они свободно странствуют меж таковым и нетаковым, меж привычным и иным, и там, и там будучи гостями, но всё же принятыми, поэтому границы они не стирают, проходя привычными дверьми и аккуратно затворяя их за собой.
Что будет, если наши традиции, наши щиты против иного не будут общими? Можно считать, что каждый человек окружён своего рода пузырём собственных представлений о мире. Пузыри пересекаются. Какие-то сильно, какие-то — слабо, но, в целом, даже одиночный пузырь вырвать из общей массы очень сложно. Но что, если эти связи ослабнут? Если говорить иначе, сознание каждого человека — это тоннель, в котором он замкнут. Тоннели разных людей пересекаются, они могут видеть друг друга, точно летят в одном, ещё большем тоннеле, тоннеле человечности. Но что, если пути начнут расходиться?
Именно тогда и происходит генеральное расхождение. Щит слабнет, а в промежутки между представлениями, в пустоты непонимания, в разрастающуюся неопределённость просачивается иное. Ноосфера расходится, единая линия реальности распадается внутри самой себя, перемешиваясь сама же с собой причудливейшим образом, и привычные законы каждой из индивидуальных реальностей по-своему взаимодействуют друг с другом, будто оркестр играет вразнобой, каждый инструмент — свою, уникальную партию.
Это процесс с положительной обратной связью. Проще говоря — он самоусиливается, пока каждый из людей не теряет себя. Люди сходят с ума не только от одиночества, но и от того, что их реальности искажаются другими реальностями и искажают их. Поодиночке они слабы против таких искажений, но и сонаправить усилия уже не могут. То, что рождается на границах этих пузырей реальности при пересечении, обычно одинаково чудовищно и чуждо обоим их владельцам. И самое страшное — оно реально. Всё происходящее реально, оно происходит не в отражениях, мечтах и снах, реальностность не падает, просто всё становится иным. И никакое «инос детрактум» вам не поможет — с реальными, плотными вещами оно не работает.
Распад таких линий в реальностные бури считается меньшим злом, и мы, иномаги-странники, всячески этому помогаем со стороны, ну а всем остальным, как начинающим странникам, так и простым иномагам, лучше бы запомнить, как к такому можно скатиться — и пореже слушать Фло. Её идеализм, конечно же, прекрасен, но теперь вы понимаете, что нам угрожает, кроме «простой» катастрофы растворяющейся в ином реальности. Безусловно, её мнение заслуживает уважения, однако куда больше я надеюсь не на ваше к ней уважение, а на благоразумие и жажду жизни, общую для всех.
Что-что? Освобождение благоволением судьбы? Что же, позвольте вам поведать о третьем виде чудесного — об элементах. Наверняка вы слышали о них мельком, а кто-то и изучал — давайте я освежу вашу память...
65 Энтони и Луна: узнать больше о своём крае
— Храм Зимней Пустоты — древнейшее место, — негромким, ясным мыслетоном повествовал Теромос, ведя вас меж обледенелых синих обелисков, загадочно, но успокаивающе светящихся зелёным. — Он существовал до того, как мы, тёмные тамплиеры, воссоединились со светлыми собратьями, и до того, как были изгнаны. Это место было до рождения нас, протоссов, как народа — и до появления звёздной системы, где мы родились. Раньше нашей вселенной, раньше вселенной, что была до нас — раньше самого времени, самого конгломерата вселенных, что родились из Пустоты, был построен этот храм.
— Кто его создал? — заполнил ты паузу, мысленно ёжась. Часть тебя хотела считать Теромоса враждебным, но умом ты понимал, что это глупо.
— Зел-Нага, — в голосе Теромоса слышалось глубокое уважение — не трепет, а будто его тень. Словно когда-то давно он действительно боготворил Зел-Нага — но давно уже это перерос. — Мы считали их богами, Энтони Даффи, было время, когда мы поклонялись им, считали каждый их артефакт — подлинным чудом... пока не узнали, что не все Зел-Нага были благими, а благие заботились лишь о Бесконечном Цикле. Им не было дела ни до нас, протоссов, ни до всех остальных, разумных и неразумных, кроме как для источника, потенциала. Мы должны были стать теми, кто обладают чистотой формы — и вознестись как Зел-Нага, войти в их ряды. Как протоссы мы их не интересовали никогда.
В голосе Теромоса не звучало обиды или презрения — просто холодное неодобрение и принятие. Он не осуждал создателей этого храма, но и не преклонялся перед ними. Его уважение было чисто, как... Чистота формы. Вот как, значит, это называется? Чистота. Чистое, подлинное принятие реальности такой, как она есть. И ментальная мощь протосса исходила именно из этой чистоты — его разум был подобен клинку, заточенному настолько, что даже ребёнок мог разрезать им сталь. А Теромос — Теромос был далеко не ребёнком!
— Храм Зимней Пустоты некогда имел другую сущность. Мне неведомо, как называли его Зел-Нага и называли ли вообще. Я бы назвал его Храмом Первотворения. Именно отсюда Зел-Нага создавали новые вселенные, именно здесь они отдыхали после Акта Творения, прежде чем войти в сотворённое и улучшить его изнутри. Это место младше первой созданной вселенной, но неизмеримо старше всех нас. Эоны эонов минули, прежде чем оно пришло в запустение. Среди Зел-Нага появился предатель, отступник, и имя ему — Амун. Раскол произошёл среди Зел-Нага, и на заре нашей вселенной прошла война богов.
Амун был повержен, исторгнут в Пустоту, но его сторонник выжил. И когда Зел-Нага отправились в долгий сон, ожидая завершения очередного цикла и возвышения избранных ими существ, нас, протоссов, и иных, зергов, сторонник Амуна по имени Наруд вернулся в место их отдохновения, другой храм, Ульнар, бывший вратами меж вселенной и Пустотой, место, откуда Зел-Нага творили новую жизнь и терпеливо позволяли ей развиваться. Наруд добрался до спящих Зел-Нага и убил их, в то время как последний оставшийся Зел-Нага, что следил за Амуном в Пустоте, был им сокрушён и оказался таким же пленником, каким должен был стать Амун. Воцарившись в Пустоте, Амун обратил внимание на этот храм и забрал из него всё, что посчитал ценным. Он разрушил всё то, что некогда помогало Зел-Нага творить вселенные — но не усердствовал в этом. Один из Зел-Нага был под его контролем, другой был его слугой — ему оставалось лишь разрушить последнюю сотворённую вселенную, повергнуть избранных, тех, кто ещё сохранял шансы на возвышение...
— Что было дальше? — не выдержал очередной долгой паузы Дилан. Кажется, отца всерьёз очаровала эта полумифическая история о Зел-Нага и Амуне. Ты же искал в ней смысл. Почему Хранящая выбрала твоим краем именно этот храм?
— Дальнейшая история наших видов, зергов и протоссов, переплетена с другим видом — людьми, — отозвался Теромос. — В конце концов, зерги выбросили Наруда в Пустоту, в сложной борьбе мы, протоссы, повергли остальных сторонников Амуна. После мы открыли Врата в Пустоту на Ульнаре, освободили последнего Зел-Нага, который отдал свою силу Королеве зергов, Саре Кэрриган. Вместе с ней, более могущественной, чем простой Зел-Нага, мы окончательно уничтожили Амуна. Сара Кэрриган осталась в Пустоте, чтобы овладеть своей новой силой. Объединённый флот покинул её. Но один корабль остался. Мы, тёмные тамплиеры, заметили этот храм и направились к нему. Веками мы восстанавливали его функции, запертые в Пустоте, отбиваясь от порождений Амуна, с которыми вы уже успели столкнуться. Но потом пришла она.
— Кэрриган? — предположил Крауч.
— Она уже покинула нас, — качнул головой старый протосс. — Сара Кэрриган не собирается продолжать новый цикл — она выбрала свободу от этого предначертания. Нет, Бартемиус Крауч, сюда прибыла та, кого вы назвали бы Обитателем для Энтони Даффи. Она приняла облик, близкий человеческому, она изгнала нас из глубин храма и воцарилась там, плодя бессмысленных существ, способных только разрушать. Мы убиваем их — но не способны убить её. Она — сложный противник. Наших сил недостаточно, но если мы объединимся... — он обернулся, смерив вас холодным светом зелёных глаз.
— Что это за Обитатель? — тебе было несколько не по себе. Если все протоссы такие же, как этот Теромос, то кто вообще может им противостоять? Кто-то... богоподобный? Как те самые Зел-Нага?
