Не все мы таковы. Есть такие, как Луна. Луна озаботилась якорями, но не защитой. Она поступает наоборот: делает иное привычным, а невероятное обычным. Она плохо понимает обычных людей, вызывает ужас иномагов, но при этом влечёт их, как пламя мотыльков. Мы хотим такой свободы, но не готовы заплатить за неё стабильностью и не готовы рисковать. Однако не подобные Луне страшны реальности. Они свободно странствуют меж таковым и нетаковым, меж привычным и иным, и там, и там будучи гостями, но всё же принятыми, поэтому границы они не стирают, проходя привычными дверьми и аккуратно затворяя их за собой.
Что будет, если наши традиции, наши щиты против иного не будут общими? Можно считать, что каждый человек окружён своего рода пузырём собственных представлений о мире. Пузыри пересекаются. Какие-то сильно, какие-то — слабо, но, в целом, даже одиночный пузырь вырвать из общей массы очень сложно. Но что, если эти связи ослабнут? Если говорить иначе, сознание каждого человека — это тоннель, в котором он замкнут. Тоннели разных людей пересекаются, они могут видеть друг друга, точно летят в одном, ещё большем тоннеле, тоннеле человечности. Но что, если пути начнут расходиться?
Именно тогда и происходит генеральное расхождение. Щит слабнет, а в промежутки между представлениями, в пустоты непонимания, в разрастающуюся неопределённость просачивается иное. Ноосфера расходится, единая линия реальности распадается внутри самой себя, перемешиваясь сама же с собой причудливейшим образом, и привычные законы каждой из индивидуальных реальностей по-своему взаимодействуют друг с другом, будто оркестр играет вразнобой, каждый инструмент — свою, уникальную партию.
Это процесс с положительной обратной связью. Проще говоря — он самоусиливается, пока каждый из людей не теряет себя. Люди сходят с ума не только от одиночества, но и от того, что их реальности искажаются другими реальностями и искажают их. Поодиночке они слабы против таких искажений, но и сонаправить усилия уже не могут. То, что рождается на границах этих пузырей реальности при пересечении, обычно одинаково чудовищно и чуждо обоим их владельцам. И самое страшное — оно реально. Всё происходящее реально, оно происходит не в отражениях, мечтах и снах, реальностность не падает, просто всё становится иным. И никакое «инос детрактум» вам не поможет — с реальными, плотными вещами оно не работает.
Распад таких линий в реальностные бури считается меньшим злом, и мы, иномаги-странники, всячески этому помогаем со стороны, ну а всем остальным, как начинающим странникам, так и простым иномагам, лучше бы запомнить, как к такому можно скатиться — и пореже слушать Фло. Её идеализм, конечно же, прекрасен, но теперь вы понимаете, что нам угрожает, кроме «простой» катастрофы растворяющейся в ином реальности. Безусловно, её мнение заслуживает уважения, однако куда больше я надеюсь не на ваше к ней уважение, а на благоразумие и жажду жизни, общую для всех.
Что-что? Освобождение благоволением судьбы? Что же, позвольте вам поведать о третьем виде чудесного — об элементах. Наверняка вы слышали о них мельком, а кто-то и изучал — давайте я освежу вашу память...
65 Энтони и Луна: узнать больше о своём крае
— Храм Зимней Пустоты — древнейшее место, — негромким, ясным мыслетоном повествовал Теромос, ведя вас меж обледенелых синих обелисков, загадочно, но успокаивающе светящихся зелёным. — Он существовал до того, как мы, тёмные тамплиеры, воссоединились со светлыми собратьями, и до того, как были изгнаны. Это место было до рождения нас, протоссов, как народа — и до появления звёздной системы, где мы родились. Раньше нашей вселенной, раньше вселенной, что была до нас — раньше самого времени, самого конгломерата вселенных, что родились из Пустоты, был построен этот храм.
— Кто его создал? — заполнил ты паузу, мысленно ёжась. Часть тебя хотела считать Теромоса враждебным, но умом ты понимал, что это глупо.
— Зел-Нага, — в голосе Теромоса слышалось глубокое уважение — не трепет, а будто его тень. Словно когда-то давно он действительно боготворил Зел-Нага — но давно уже это перерос. — Мы считали их богами, Энтони Даффи, было время, когда мы поклонялись им, считали каждый их артефакт — подлинным чудом... пока не узнали, что не все Зел-Нага были благими, а благие заботились лишь о Бесконечном Цикле. Им не было дела ни до нас, протоссов, ни до всех остальных, разумных и неразумных, кроме как для источника, потенциала. Мы должны были стать теми, кто обладают чистотой формы — и вознестись как Зел-Нага, войти в их ряды. Как протоссы мы их не интересовали никогда.
В голосе Теромоса не звучало обиды или презрения — просто холодное неодобрение и принятие. Он не осуждал создателей этого храма, но и не преклонялся перед ними. Его уважение было чисто, как... Чистота формы. Вот как, значит, это называется? Чистота. Чистое, подлинное принятие реальности такой, как она есть. И ментальная мощь протосса исходила именно из этой чистоты — его разум был подобен клинку, заточенному настолько, что даже ребёнок мог разрезать им сталь. А Теромос — Теромос был далеко не ребёнком!
— Храм Зимней Пустоты некогда имел другую сущность. Мне неведомо, как называли его Зел-Нага и называли ли вообще. Я бы назвал его Храмом Первотворения. Именно отсюда Зел-Нага создавали новые вселенные, именно здесь они отдыхали после Акта Творения, прежде чем войти в сотворённое и улучшить его изнутри. Это место младше первой созданной вселенной, но неизмеримо старше всех нас. Эоны эонов минули, прежде чем оно пришло в запустение. Среди Зел-Нага появился предатель, отступник, и имя ему — Амун. Раскол произошёл среди Зел-Нага, и на заре нашей вселенной прошла война богов.
Амун был повержен, исторгнут в Пустоту, но его сторонник выжил. И когда Зел-Нага отправились в долгий сон, ожидая завершения очередного цикла и возвышения избранных ими существ, нас, протоссов, и иных, зергов, сторонник Амуна по имени Наруд вернулся в место их отдохновения, другой храм, Ульнар, бывший вратами меж вселенной и Пустотой, место, откуда Зел-Нага творили новую жизнь и терпеливо позволяли ей развиваться. Наруд добрался до спящих Зел-Нага и убил их, в то время как последний оставшийся Зел-Нага, что следил за Амуном в Пустоте, был им сокрушён и оказался таким же пленником, каким должен был стать Амун. Воцарившись в Пустоте, Амун обратил внимание на этот храм и забрал из него всё, что посчитал ценным. Он разрушил всё то, что некогда помогало Зел-Нага творить вселенные — но не усердствовал в этом. Один из Зел-Нага был под его контролем, другой был его слугой — ему оставалось лишь разрушить последнюю сотворённую вселенную, повергнуть избранных, тех, кто ещё сохранял шансы на возвышение...
— Что было дальше? — не выдержал очередной долгой паузы Дилан. Кажется, отца всерьёз очаровала эта полумифическая история о Зел-Нага и Амуне. Ты же искал в ней смысл. Почему Хранящая выбрала твоим краем именно этот храм?
— Дальнейшая история наших видов, зергов и протоссов, переплетена с другим видом — людьми, — отозвался Теромос. — В конце концов, зерги выбросили Наруда в Пустоту, в сложной борьбе мы, протоссы, повергли остальных сторонников Амуна. После мы открыли Врата в Пустоту на Ульнаре, освободили последнего Зел-Нага, который отдал свою силу Королеве зергов, Саре Кэрриган. Вместе с ней, более могущественной, чем простой Зел-Нага, мы окончательно уничтожили Амуна. Сара Кэрриган осталась в Пустоте, чтобы овладеть своей новой силой. Объединённый флот покинул её. Но один корабль остался. Мы, тёмные тамплиеры, заметили этот храм и направились к нему. Веками мы восстанавливали его функции, запертые в Пустоте, отбиваясь от порождений Амуна, с которыми вы уже успели столкнуться. Но потом пришла она.
— Кэрриган? — предположил Крауч.
— Она уже покинула нас, — качнул головой старый протосс. — Сара Кэрриган не собирается продолжать новый цикл — она выбрала свободу от этого предначертания. Нет, Бартемиус Крауч, сюда прибыла та, кого вы назвали бы Обитателем для Энтони Даффи. Она приняла облик, близкий человеческому, она изгнала нас из глубин храма и воцарилась там, плодя бессмысленных существ, способных только разрушать. Мы убиваем их — но не способны убить её. Она — сложный противник. Наших сил недостаточно, но если мы объединимся... — он обернулся, смерив вас холодным светом зелёных глаз.
— Что это за Обитатель? — тебе было несколько не по себе. Если все протоссы такие же, как этот Теромос, то кто вообще может им противостоять? Кто-то... богоподобный? Как те самые Зел-Нага?
— Имя ей — Лилит, — коротко ответил Теромос. — Её сила — в обмане и чужой слабости.
— Лилит... — протянул ты. Выглядело действительно скверно, если ты верно понял, откуда это имя. Конечно, это не «настоящая» Лилит, а всего лишь Обитатель с таким именем... но и имя Игрой выбрано не зря. Протоссы уступили ей — это было действительно плохо. А то, что они готовы поддержать тебя — очень хорошо. — В чём ваша слабость?
— Мы не способны причинить ей вред, — без капли недовольства ответил Теромос. Его вообще хоть что-нибудь может поколебать? — Она избегает прямой схватки, выматывает нас, атакует порождёнными ей прихвостнями. Нам нужен тот, с кем она столкнётся в бою. Так мы можем подловить её и уничтожить. Ты — игрок этого сеанса, это твой Обитатель, Энтони Даффи. Она будет с тобой говорить или сражаться. Ты договоришься, чтобы она ушла — или победишь её с нашей помощью. Согласен ли ты с этим?
— Да, — как будто у тебя был выбор! Радовало, однако, что эта Лилит не способна просто взять и убить протоссов в честном бою. И совсем не радовало, что она любит бой нечестный. Сила в чужой слабости и обмане? Сложный противник? Посмотрим, кто кого в итоге обведёт вокруг пальца! Но пока тебе нужно больше знаний и больше подготовки. Идти к Лилит сразу — это самоубийство. — Вы расскажете нам о ней больше? Мне нужно понять, как её победить.
— Подготовка — это половина успеха, — с лёгким одобрением ответил Теромос. — Мы расскажем и покажем, Энтони Даффи, но прежде тебе придётся научиться кое-чему новому.
— Чему? — недоверчиво уточнил ты. Что-то в мыслетоне протосса подсказывало, что ответ будет неприятным.
— Кольцо на твоей руке, — молвил он. Ты можешь управлять Пустотой с его помощью — но не умеешь это делать.
— Как вы... — и осёкся. Глупый вопрос. Если Теромос, как и Морулис, владеет силой Пустоты, то, конечно же, он почувствовал его источник! А вот то, что он даже различил его и как-то понял, что ты способен только на что-то простое — это было и вправду неприятно. — Зачем мне это нужно?
— Твоей магии недостаточно, — просто ответил Теромос. — Ты слишком слаб, чтобы столкнуться с Лилит и не умереть. Мы сделаем тебя сильнее, — и между слов: «хочешь ты этого или нет».
— Почту за честь, Теромос, — склонил голову ты. И поспешил спросить снова, потому что знание — это сила. — Почему моя планета — именно этот храм? Из-за вас? — зачем вообще Хранящая впутала в это протоссов из другого листа или даже ветви?
— У каждой вещи есть своё предназначение и своё предначертание, — медленно, глубоко, певуче звучал голос протосса. — Есть предназначение у звёзд на небе, у камушка в пруду и у собрания мудрецов, — он остановился, и вместе с ним остановились все. Теромос повернулся и посмотрел тебе прямо в глаза. В его глазах отражалась мудрость даже не веков — эпох! На мгновение ты ощутил себя ребёнком рядом со взрослым — но тут же отогнал ложное чувство. — Какое предназначение у тебя, Энтони Даффи? Каково твоё предначертание?
— Я свободен, — отрезал ты.
— Ты смотришь слишком глубоко, — сухо рассмеялся протосс. — Я спрашиваю тебя об Игре. Каково твоё предназначение? Что, как задумывала Хранящая, ты должен был и будешь сделать?
Ты вспомнил о том Равновесии, о котором она рассказывала в самом начале. Ты вспомнил о разрушении всего и вся, которое наступило. Соврала она тогда — единственный раз за все встречи! — или имела в виду что-то, тобой ещё не понятое? Бета явно понимала, о чём говорила Хранящая, вернее, думала, что понимала, но на самом деле...
— Что ты будешь делать? — повторил протосс. — Что ты уже сделал для Игры?
— Спас нас всех от Криса, — уверенно ответил ты.
— Как? — спросил Теромос. Что он хочет до тебя донести? Тебя всегда раздражала эта тактика вопросов и ответов. «Пойми сам»! Почему нельзя просто сказать прямо?
— Переместил с помощью Кольца, — буркнул ты, не заботясь о тоне.
— Ты — хранитель этого Кольца, тот, кто должен был применить его, когда настанет срок. Никого иного она избрать на эту роль не могла, — он не спрашивал — он утверждал. — Какова твоя роль сейчас, Энтони Даффи? Что, по её словам, вы должны сделать в этой Игре?
— Закрыть петлю, помочь Хранящей со статичностью метафизики и движением времени, — фразы её ты обдумывал не раз, просматривал воспоминания в Омуте Памяти, пытался найти скрытый смысл. Тщетно, конечно. — Я не понимаю, как могу в этом помочь.
— Игра может быть перенаправлена на иную цель, как сделала это Хранящая Время, — молвил Теромос. — Но чем ближе эта цель к первоначальной цели, тем лучше будет результат. Какова первоначальная цель игрового сеанса, Энтони Даффи?
— Создание вселенной, — машинально ответил ты, всё ещё не понимая.
— Каково первоначальное название этого храма?
— Храм... Сотворения? — но мозаика всё ещё не собиралась.
— Откуда Зел-Нага могли черпать энергию для создания вселенных? — закончил цепочку вопросов Теромос. И ты понял. Понял, и почему эти протоссы, и почему этот храм, и почему именно ты сам.
— Я должен зарядить храм с помощью Кольца, — озвучил ты догадку. — Но что мы будем создавать?
— Ты уже ответил на этот вопрос, — коротко мыслеулыбнулся протосс — и отвернулся, чтобы продолжить путь. — Движение времени и статичность метафизики.
— Но как? — недоверчиво спросил уже Снейп. — Как возможно людям... смертным совершить что-то настолько масштабное?
— На это должны ответить другие игроки, — без колебаний ответил Теромос. — Это не наше предназначение и не наше предначертание. У вас, людей, существует схожая концепция: разделение труда. Мы будем теми, кто даст энергию для материализации нового здания, не архитектором его и не строителями. Но без нас ни архитектор, ни строители свою работу — не начнут. Поэтому мы должны пройти своё испытание с честью и встать у нового начала, как некогда Зел-Нага. Согласны ли вы с этим, люди? — не было ни одного ответа вслух, но протоссу не требовалось слышать, чтобы знать ответ. — Я рад.
Когда исчезла Элиза, твоя вера пошатнулась. Когда пропал и папа — рассыпалась на кусочки. Ты оказалась одна, и инореальность вокруг, текучая, податливая твоей воле, а потому пока ещё стабильная, никак не помогала. Ты была одна, снова одна. Ты потянулась своими чувствами, своей душой и своим сердцем вокруг, в поисках живой души.
— Папочка? Элиза?
Огонёк! Ты нащупала какой-то огонёк — вроде бы ложный, но всё же живой! Это была... душа? Заблудшая душа, которую ты и искала? С новой верой ты шагнула сквозь снег, формируя расплывчатую полуреальность в тропку. Шаг, другой, третий... Сквозь снег был различим светящийся силуэт. И ты услышала не то песню, не то стих — столь же некрасивый, сколь и грустный:
