— Мы встретились, — продолжает Ив. — Ему нечего было мне сказать, его единственным желанием было прервать мою жизнь. Он шёл к этому века, он жаждал моей смерти больше даже Гвориса, ведь именно Морулис был моим личным посланцем, именно я был его господином, человеком, убившим его-прежнего, чтобы создать себе послушного слугу. О, его ненависть пылала, как тысячи солнц! Но он не спешил. Он был самою смертью, медленной, неотвратимой и холодной. А я был разочарован, разочарован прежде всего самим собой и видел в нём — шанс. Я достал ростки — он остановился. Я рассказал ему, как мы добыли их, рассказал об их подлинном значении и отдал ему последний приказ: хранить, как зеницу ока, пуще самого себя, передать только поистине достойному и не иначе. Я не знаю, что он прочитал тогда по моему лицу, что увидел в моих глазах и моей душе. Молча принял он ростки, развернулся и ушёл.
— Они могут оживить ревенанта? — предполагаешь ты.
— Безусловно да, — встречается с тобой он взглядом глаз, в которых проглядывают не годы, но столетия. Не тысячи лет, нет — Ивицер уже рассказал об этом. — Одного ревенанта. Лишь троих можно было вернуть к живости таким способом — Морулис не был глупцом. И он был верен не только себе, но и своему народу в целом, верен Гворису, но достаточно умён, чтобы понимать, что и лучший из правителей может ошибаться. Он преподнёс ему два ростка, но один сохранил при себе как последний шанс. И как показывает время, сделал так не зря.
Один росток Гворис погубил в попытках распространить его силу на весь род ревенантов. Это возможно; но Гворис — не сумел. Эта неудача, гибель зародыша чуда, подорвала его авторитет, и многие ревенанты остались с Хранящей в том числе поэтому. Однако остатков того ростка, его завядшего стебля хватило, чтобы обычный кристосорб вырос в нечто, способное содержать и аккумулировать неограниченное количество Жизни, вырос в Великий Кристалл, передав часть энергии роста и развития проекту «Осушитель».
Другой росток забрала Хранящая для целей, что сокрыты и от Инфуцора, и от меня; ходили лишь слухи, что она желала видеть сущность своего уровня в союзниках, пыталась её вырастить... Как мы видим — тщетно. Третий же росток остался у Морулиса за пазухой, тайный, сохранный, готовый подарить свой бесконечный потенциал. Именно он позволил Морулису стать сильнейшим из ревенантов, развиваться, даже когда остальные, кроме Гвориса, были в стазисе; но аура ростка — лишь тень, капля подлинных возможностей! И теперь, когда Морулис тут, не сомневаюсь, что последний дар увядшего листа — здесь тоже. Как будет, будет ли он применён? Не знаю. Теперь же, Марк, у тебя будет последняя возможность что-то у меня спросить — не личное, а знание, историю листа.
— Быть может, я спрошу? — ты вздрагиваешь — уж и забыл о Дамблдоре-спрайте!
— Если не хочет брат, — пожимает Ив плечами.
— Пусть спросит, — тебе было интересно, какой вопрос мог возникнуть у Дамблдора, как ты понял, старого, могучего волшебника и иномага.
— Скажи, Ивицер Творцев, — слова Дамблдора звучат весомо, веско, как бывает только у подлинно харизматичных личностей. — Ты застал приход волшебства, тебе подчинялись боги, ты был одним из первых сильных иномагов...
— Всё так, — хмыкает Ивицер. — И что с того?
— Знаешь ли ты, какова подлинная природа трёх граней волшебства: Йатос, Фаэр, Ноэли? — кажется, сам Дамблдор не был уверен, что услышит ответ.
— Знаю, — просто отвечает брат. — Знаю и могу сказать. Это не та тайна, которую можно использовать прямо, да и косвенно — нужно быть кем-то вроде Тёмной Луны, меня или Хранящей, чтоб смочь. Волшебное, мистическое, колдовское, сверхъестественное... — протягивает он. — О, как много же небылиц слышал я на эту тему! Истина проще многих слухов — поглубже, пострашнее них. Ты уверен, что хочешь знать?
— Да, — твёрдое решение.
— Марк?
— Я тоже, — ведь ты уверен, так? Интуиция подсказывала, что с волшебством всё далеко не так просто, как рассказывала тебе Бета. Да и сама она говорила, мол, упрощает, к некоторым вещам лучше не соваться, а то прибьёт мимоходом.
— Что же, слушайте. Слушайте и созерцайте то, что не увидите боле никогда, — и раскидывает руки, окидывает Край Вечернего Покоя сильным, властным взглядом, под которым он плавится, растворяется, исчезает — и только пламя костра горит меж вами. Исчезают, отступают куда-то ваши тела, остаются лишь сознания и воли, висящие в беспросветной тьме, которую разрывает Пламень. И берёт Ивицер Пламень, и оживляет его силою видения, которые не просто неотличимы от реальности — они сама реальность и есть! Только настоящая ли, ваша ли?
...ты висишь во мраке озарённом колыханием символов, круговоротом мыслей, тень самого себя, но эта же тень — твоя суть, твоё «я», легчайше отделённое Ивом от тела. Рядом, но в то же время бесконечно далеко висит звезда Дамблдора, переливающаяся вопросами и смыслами. Ивицер же раскинулся вокруг вас, он — само пространство этого места, а пространство — это его душа, его воображение, его безумие, его тихая песнь о вечном. Ты слышишь её, но не различаешь слова и даже звуки — только то, что эта песнь прекрасна и зовёт куда-то вдаль!
...щекотка любопытства и тепло поддержки Дамблдора касаются тебя, и ты улыбаешься. Это место-состояние странное, непонятное, но всё-таки невраждебное. А потом вы видите улыбку самого Ивицера, окутывающую вас сверхъестественным светом, улыбку того, кто видит Вечность и говорит с Бесконечностью на «ты». И никакой предельный поиск не работает здесь, где все смыслы, все символы и знаки подчинены силе высшего порядка. Силе, отрицающей вашу разность, силе, соединившей вас в одно целое на растянутое в вечность мгновение, силе, стёршей границы самого воображения, разрушившей понятие «квалиа», чтобы показать — что?
...ты видишь мироздание. Или — Мироздание? Ты видишь раскинувшиеся листы, ветви и корни Древа, а потом и прочие Деревья. Ты видишь, как трепещут они под ветром, ты видишь Солнце Идей и Высокое Небо, Почву и камень Тверди под ней, и видение это ошеломляет тебя. Мириады миров, лиц, вещей, границ, определений и предопределений проносятся перед твоим взором. Ты не в силах ухватить даже что-то одно, но увиденное накладывает на тебя неизгладимый отпечаток подлинной бесконечности, потрясающее до глубин души осознание размера и детальности мироздания. Или того кусочка мироздания, что познал Ивицер? Великий Светлый, как же оно огромно!
...ты видишь, как Пламень раскидывает вокруг свои протуберанцы. Огонь этот достигает каждого из вас, но не влияет. Вы — зрители, безмолвные зрители величайшего творения. Творения? О нет! Пламя это не создаёт! Оно разрушает! Или разрушает и создаёт?
...меняются миры. Вспышки пламени проносятся по ним, заставляя распадаться сам порядок вещей. Губительный Огонь трансформируют одни вещи в другие, одни энергии в другие, игнорируя законы сохранения, отрицая всякую симметрию, разрушая гармонию и внося во всемогущую симфонию мироздания редкие, но яркие диссонансы. Ты видишь, как в каком-то из миров диссонансов становится слишком много, как они накапливаются, расшатывают нечто незримое, но бесконечно важное, как линия реальности, само её прошлое и будущее начинают вести себя неправильно, накапливаются случайности, нарастает нечто пока ещё невыразимое, но безусловно смертоносное.
...всё завершается одним аккордом. Мир исчезает. Распадается! Это невозможно осознать в полной мере. Всего лишь один мир, целая вселенная потрясающих размеров — она просто перестаёт быть! Как будто кто-то усиленно давил на одну и ту же точку на воздушном шарике, пока тот не лопнул! И пусть давили только на одну точку, лопнул-то весь шарик, бесконечно больший этой точки, но не способный противостоять напору.
...так страшно! Тонкая оболочка шарика — это всё, что защищает мир от того, что даже не снаружи — того, что есть и внутри, ограниченное, направленное на пользу, но стремится вырваться наружу. То, что ограничивает, направляет, гармонизирует развитие мира, описывает, объединяет, являет существование линии реальности — у этого невыразимого, тончайшего нечта есть название. Короткое нечто, заставляющее тебя задуматься об истинной важности ордополя. Об истинной важности Порядка.
— Что такое классическая магия? — пронизывающе звучит тихий голос Ивицера на фоне катастрофы. Будь у тебя тело — пробрало б до мурашек! — Что такое Фаэр, так созвучное с «огонь»? Что за Пламя сжигает саму основу нашего существования? Хаос. «Дар», — так говорят глупые, слепые волшебники, не понимающие, что играют с огнём? Сила? Могущество? Власть? Понимаете ли вы, чего лишаетесь? Волшебное, будь то классическая магия, мистическая Ноэли, величественный Йатос — это не дар! Это утрата! Трещина в мироздании, маленькая смерть, великая жертва. И жертва эта — всегда душа. Душа, вытянутая в бесконечность, соединяющая мир идей с миром энергий и материй — единственный возможный проводник.
Но что, если соединение слегка нарушено? Что, если в нём есть трещина, если эта трещина касается самого плана идей, плана законов и смыслов, символов и сущностей? Переплетение значений и идей, не создающее, не определяющее, но упорядочивающее нижний план, направляющее его — строго определённым образом подчиняющее случайность, ставящее её на пользу целому... Ха! Душа волшебников треснута, и трещина эта подобна рваной ране, сквозь которую в упорядоченную реальность сочится чистейшая случайность, всемогущий Хаос! Пройти сквозь фильтр души он, впрочем, полностью не может. И когда трещина становится достаточно большой, маленький волшебник начинает своими желаниями Хаос фильтровать, направлять силу ничем не ограниченной случайности, чтобы нарушать устоявшийся Порядок движений и вещей.
Чем больше проходит времени, чем чаще обращается к Хаосу маг, тем сильнее расширяется трещина. В один прекрасный миг маг перестаёт удерживать Хаос в полной мере. Сначала его душа теряет упорядоченность, его поведение перестаёт подчиняться то одним, то иным законам, а затем и сам он начинает их игнорировать. Сперва чудачества, потом серьёзные отклонения, затем волшебника можно записывать в сумасшедший дом, а в конечном же итоге — живой провал в Хаос, рана в упорядоченной вселенной, в которую она втянется однажды вся. Лопнет, как воздушный шарик! Растворится в бесконечном Хаосе, исчезнет в том месте, состоянии, где само время, будучи продуктом Порядка, перестаёт иметь значение, где есть «существование» и есть «движение», но ни в первом, ни во втором нет закономерностей — ровным счётом никаких! Не в моих силах показать вам Хаос. Некоторые вещи таковы, что их нельзя показать — только указать. Я сделаю небольшое отступление, чтобы ты, Альбус, понял то, что Марк ощущает интуитивно, а ты, Марк — осознал в полной мере.
Чтобы имянаречение как таковое имело смысл, нужно, чтобы «нечто нарекаемое» было хоть сколько-то определённым. Максимум определённости — это точное ощущение. Условный первый уровень. Меньше определённости — представление ощущения, на которое, впрочем, организм может реагировать как на реальное. Классический пример, помнишь, Марк? Представь вкус жаркого — выступят и слюнки.
Третий уровень — это модель, с которой мы не взаимодействуем «реально». Это лишь упрощённое отражение явления в нашем мозге, разуме, душе, рисунок, соответствие которому ещё нужно провести, и научный метод предлагает для этого — эксперимент. Четвёртый уровень — это указание. «Если бы мы Икс, то Игрек». Правда, мы не Икс и понятия не имеем, что такое Игрек, но назовём его так.
Если мы не знаем даже примерного направления на загадочный Игрек... назвать его можно, например, по предположению, что это направление в принципе может быть найдено хоть кем-нибудь хоть как-нибудь хоть в какой-нибудь гипотетической реальности! Это уровень пятый, последний, на котором имянаречение ещё осмыслено. Всё, что ниже — то есть, мы уверены, что даже помыслить о том, как найти указание на нечто, не можем — это уже бессмысленно именовать: уровень шесть, неназываемое. У такого имени не будет смысла, с символом сопоставляется, сколь бы ни были окольны пути, ровным счётом ничего, пустое множество.
Прямое осознанное ощущение, подобное звуку моей речи — уровень один. Воспоминание, представление ощущения, из которых я тку эту псевдонереальность — уровень два. Понятиям и первого, и второго уровень не всегда имеет смысл давать имя — обычно объединяют множество ощущений в спектр и дают имя уже ему, например, «синий», «ощущение невесомости», «сексуальное желание» или «головная боль». Третий уровень — это уже абстракции. Науки, математика, философия, религия, культура — сюда. Часто смешивается с первыми двумя уровнями при именовании — для получения составных имён, например. «Синее яблоко» — это такое имя. Яблоко — абстракция со множеством значений, синее — спектр ощущений или представлений, вместе — составное имя.
Четвёртый уровень? Нелуна, Дао, всемогущий Бог, Абсолют, Единый Закон Всея Физики, душа в метафизическом понимании, бытие как таковое, движение как таковое — вот примеры. Это не может быть моделировано, но мы можем на него указать. К примеру, если собрать все возможные «изменения» (что невозможно для конечного разума, да и для бесконечного не всегда!), то это будет «движение». Область определения того, что мы философски называем «движением». Здесь «определение» движения даётся через «изменения» — тавтология по сути. На этом уровне мы не можем создать модель, жёсткую конструкцию, даже расплывчатую — нет! Большинство неопределимых понятий — именно оно. Но мы можем указать, что «в ту сторону — Игрек», и этого достаточно, чтобы сложить об Игреке математические аксиомы или использовать в философской речи. Хаос — это уровень четыре, поэтому я не могу определить его — лишь указать.
Мгновение молчания. Задумчивость Ивицера подобна переливам прекрасного кристалла. Ты пытаешься осмыслить сказанное. Магия — Хаос! Хаос неназываемый, грозящий уничтожить любой Порядок, если... Но почему он не уничтожил?
«Пятый уровень», — громко думает-посылает вам Дамблдор.
— Ах, пятый уровень, — вновь улыбается Ивицер, и улыбка эта темна и страшна. — Да, есть один пример. Ты ведь подозреваешь, о чём я? Что вы, иномаги, так упорно не поминаете вслух? Что выталкиваете из мыслей? Что не можете познать, на что не способны указать? Бездна. Но мы ещё поговорим о ней, если захотите, хе-хе-хе.
Что до магии, то магия есть Чудо. Что такое чудо, как не нарушение законов, подлинная невероятность, выходящее за всякий предел? Что, Марк? Предельная воля? О, её природа вне моего постижения, но догадки — есть. Она не магия, нет, она берёт начало в том же источнике, что и... Здесь я умолкаю, предоставляя понять самим. Магия же есть чудо, и избыток чудес, когда они подменяют собой всякие законы, есть совершенное разрушение и окончательная гибель. Но пока этого не произошло, магов предохраняет Принцип Равновесия, и каждый магический акт — равновесное преобразование, конверсия предопределённости того, что мы называем «закон» или «судьба» в невозможное изменение материи-движения. Именно поэтому говорят, что маги властны над вещами и энергиями, не упоминая, зачастую и не зная, что каждое такое колдовство — это размытие прошлого и будущего, перераспределение упорядоченности между текущим и нетекущим положением дел.
