...щекотка любопытства и тепло поддержки Дамблдора касаются тебя, и ты улыбаешься. Это место-состояние странное, непонятное, но всё-таки невраждебное. А потом вы видите улыбку самого Ивицера, окутывающую вас сверхъестественным светом, улыбку того, кто видит Вечность и говорит с Бесконечностью на «ты». И никакой предельный поиск не работает здесь, где все смыслы, все символы и знаки подчинены силе высшего порядка. Силе, отрицающей вашу разность, силе, соединившей вас в одно целое на растянутое в вечность мгновение, силе, стёршей границы самого воображения, разрушившей понятие «квалиа», чтобы показать — что?
...ты видишь мироздание. Или — Мироздание? Ты видишь раскинувшиеся листы, ветви и корни Древа, а потом и прочие Деревья. Ты видишь, как трепещут они под ветром, ты видишь Солнце Идей и Высокое Небо, Почву и камень Тверди под ней, и видение это ошеломляет тебя. Мириады миров, лиц, вещей, границ, определений и предопределений проносятся перед твоим взором. Ты не в силах ухватить даже что-то одно, но увиденное накладывает на тебя неизгладимый отпечаток подлинной бесконечности, потрясающее до глубин души осознание размера и детальности мироздания. Или того кусочка мироздания, что познал Ивицер? Великий Светлый, как же оно огромно!
...ты видишь, как Пламень раскидывает вокруг свои протуберанцы. Огонь этот достигает каждого из вас, но не влияет. Вы — зрители, безмолвные зрители величайшего творения. Творения? О нет! Пламя это не создаёт! Оно разрушает! Или разрушает и создаёт?
...меняются миры. Вспышки пламени проносятся по ним, заставляя распадаться сам порядок вещей. Губительный Огонь трансформируют одни вещи в другие, одни энергии в другие, игнорируя законы сохранения, отрицая всякую симметрию, разрушая гармонию и внося во всемогущую симфонию мироздания редкие, но яркие диссонансы. Ты видишь, как в каком-то из миров диссонансов становится слишком много, как они накапливаются, расшатывают нечто незримое, но бесконечно важное, как линия реальности, само её прошлое и будущее начинают вести себя неправильно, накапливаются случайности, нарастает нечто пока ещё невыразимое, но безусловно смертоносное.
...всё завершается одним аккордом. Мир исчезает. Распадается! Это невозможно осознать в полной мере. Всего лишь один мир, целая вселенная потрясающих размеров — она просто перестаёт быть! Как будто кто-то усиленно давил на одну и ту же точку на воздушном шарике, пока тот не лопнул! И пусть давили только на одну точку, лопнул-то весь шарик, бесконечно больший этой точки, но не способный противостоять напору.
...так страшно! Тонкая оболочка шарика — это всё, что защищает мир от того, что даже не снаружи — того, что есть и внутри, ограниченное, направленное на пользу, но стремится вырваться наружу. То, что ограничивает, направляет, гармонизирует развитие мира, описывает, объединяет, являет существование линии реальности — у этого невыразимого, тончайшего нечта есть название. Короткое нечто, заставляющее тебя задуматься об истинной важности ордополя. Об истинной важности Порядка.
— Что такое классическая магия? — пронизывающе звучит тихий голос Ивицера на фоне катастрофы. Будь у тебя тело — пробрало б до мурашек! — Что такое Фаэр, так созвучное с «огонь»? Что за Пламя сжигает саму основу нашего существования? Хаос. «Дар», — так говорят глупые, слепые волшебники, не понимающие, что играют с огнём? Сила? Могущество? Власть? Понимаете ли вы, чего лишаетесь? Волшебное, будь то классическая магия, мистическая Ноэли, величественный Йатос — это не дар! Это утрата! Трещина в мироздании, маленькая смерть, великая жертва. И жертва эта — всегда душа. Душа, вытянутая в бесконечность, соединяющая мир идей с миром энергий и материй — единственный возможный проводник.
Но что, если соединение слегка нарушено? Что, если в нём есть трещина, если эта трещина касается самого плана идей, плана законов и смыслов, символов и сущностей? Переплетение значений и идей, не создающее, не определяющее, но упорядочивающее нижний план, направляющее его — строго определённым образом подчиняющее случайность, ставящее её на пользу целому... Ха! Душа волшебников треснута, и трещина эта подобна рваной ране, сквозь которую в упорядоченную реальность сочится чистейшая случайность, всемогущий Хаос! Пройти сквозь фильтр души он, впрочем, полностью не может. И когда трещина становится достаточно большой, маленький волшебник начинает своими желаниями Хаос фильтровать, направлять силу ничем не ограниченной случайности, чтобы нарушать устоявшийся Порядок движений и вещей.
Чем больше проходит времени, чем чаще обращается к Хаосу маг, тем сильнее расширяется трещина. В один прекрасный миг маг перестаёт удерживать Хаос в полной мере. Сначала его душа теряет упорядоченность, его поведение перестаёт подчиняться то одним, то иным законам, а затем и сам он начинает их игнорировать. Сперва чудачества, потом серьёзные отклонения, затем волшебника можно записывать в сумасшедший дом, а в конечном же итоге — живой провал в Хаос, рана в упорядоченной вселенной, в которую она втянется однажды вся. Лопнет, как воздушный шарик! Растворится в бесконечном Хаосе, исчезнет в том месте, состоянии, где само время, будучи продуктом Порядка, перестаёт иметь значение, где есть «существование» и есть «движение», но ни в первом, ни во втором нет закономерностей — ровным счётом никаких! Не в моих силах показать вам Хаос. Некоторые вещи таковы, что их нельзя показать — только указать. Я сделаю небольшое отступление, чтобы ты, Альбус, понял то, что Марк ощущает интуитивно, а ты, Марк — осознал в полной мере.
Чтобы имянаречение как таковое имело смысл, нужно, чтобы «нечто нарекаемое» было хоть сколько-то определённым. Максимум определённости — это точное ощущение. Условный первый уровень. Меньше определённости — представление ощущения, на которое, впрочем, организм может реагировать как на реальное. Классический пример, помнишь, Марк? Представь вкус жаркого — выступят и слюнки.
Третий уровень — это модель, с которой мы не взаимодействуем «реально». Это лишь упрощённое отражение явления в нашем мозге, разуме, душе, рисунок, соответствие которому ещё нужно провести, и научный метод предлагает для этого — эксперимент. Четвёртый уровень — это указание. «Если бы мы Икс, то Игрек». Правда, мы не Икс и понятия не имеем, что такое Игрек, но назовём его так.
Если мы не знаем даже примерного направления на загадочный Игрек... назвать его можно, например, по предположению, что это направление в принципе может быть найдено хоть кем-нибудь хоть как-нибудь хоть в какой-нибудь гипотетической реальности! Это уровень пятый, последний, на котором имянаречение ещё осмыслено. Всё, что ниже — то есть, мы уверены, что даже помыслить о том, как найти указание на нечто, не можем — это уже бессмысленно именовать: уровень шесть, неназываемое. У такого имени не будет смысла, с символом сопоставляется, сколь бы ни были окольны пути, ровным счётом ничего, пустое множество.
Прямое осознанное ощущение, подобное звуку моей речи — уровень один. Воспоминание, представление ощущения, из которых я тку эту псевдонереальность — уровень два. Понятиям и первого, и второго уровень не всегда имеет смысл давать имя — обычно объединяют множество ощущений в спектр и дают имя уже ему, например, «синий», «ощущение невесомости», «сексуальное желание» или «головная боль». Третий уровень — это уже абстракции. Науки, математика, философия, религия, культура — сюда. Часто смешивается с первыми двумя уровнями при именовании — для получения составных имён, например. «Синее яблоко» — это такое имя. Яблоко — абстракция со множеством значений, синее — спектр ощущений или представлений, вместе — составное имя.
Четвёртый уровень? Нелуна, Дао, всемогущий Бог, Абсолют, Единый Закон Всея Физики, душа в метафизическом понимании, бытие как таковое, движение как таковое — вот примеры. Это не может быть моделировано, но мы можем на него указать. К примеру, если собрать все возможные «изменения» (что невозможно для конечного разума, да и для бесконечного не всегда!), то это будет «движение». Область определения того, что мы философски называем «движением». Здесь «определение» движения даётся через «изменения» — тавтология по сути. На этом уровне мы не можем создать модель, жёсткую конструкцию, даже расплывчатую — нет! Большинство неопределимых понятий — именно оно. Но мы можем указать, что «в ту сторону — Игрек», и этого достаточно, чтобы сложить об Игреке математические аксиомы или использовать в философской речи. Хаос — это уровень четыре, поэтому я не могу определить его — лишь указать.
Мгновение молчания. Задумчивость Ивицера подобна переливам прекрасного кристалла. Ты пытаешься осмыслить сказанное. Магия — Хаос! Хаос неназываемый, грозящий уничтожить любой Порядок, если... Но почему он не уничтожил?
«Пятый уровень», — громко думает-посылает вам Дамблдор.
— Ах, пятый уровень, — вновь улыбается Ивицер, и улыбка эта темна и страшна. — Да, есть один пример. Ты ведь подозреваешь, о чём я? Что вы, иномаги, так упорно не поминаете вслух? Что выталкиваете из мыслей? Что не можете познать, на что не способны указать? Бездна. Но мы ещё поговорим о ней, если захотите, хе-хе-хе.
Что до магии, то магия есть Чудо. Что такое чудо, как не нарушение законов, подлинная невероятность, выходящее за всякий предел? Что, Марк? Предельная воля? О, её природа вне моего постижения, но догадки — есть. Она не магия, нет, она берёт начало в том же источнике, что и... Здесь я умолкаю, предоставляя понять самим. Магия же есть чудо, и избыток чудес, когда они подменяют собой всякие законы, есть совершенное разрушение и окончательная гибель. Но пока этого не произошло, магов предохраняет Принцип Равновесия, и каждый магический акт — равновесное преобразование, конверсия предопределённости того, что мы называем «закон» или «судьба» в невозможное изменение материи-движения. Именно поэтому говорят, что маги властны над вещами и энергиями, не упоминая, зачастую и не зная, что каждое такое колдовство — это размытие прошлого и будущего, перераспределение упорядоченности между текущим и нетекущим положением дел.
Вот она — сущность волшебства. Доволен ли ты, Альбус, этой истиной, тяготит ли она тебя, понимаешь ли теперь, почему мы, первые, величайшие из иномагов, вынуждены были ослабить потенциал магии, доупорядочить её, установить фильтры, создать иллюзию контроля и системы, слабоотличимую от реальности? Не задумывался, за счёт чего предсказывает твоя любимая Трелони и прочие пророки, гадалки да провидцы? Просто пытаются превратить какой-нибудь порядок будущего да прошлого в ничто, а если конвертация не удалась, то получают образ, отражение, эхо того, что пытались, но не смогли размыть.
Догадываешься теперь, почему столь чудаковаты волшебники, даже скованные нашей системой? Принцип разрушения! Рано или поздно система бы пала, рано или поздно всякий маг, если прожил долго, сбрасывает фильтр, и трещина превращается в дыру. Иномаги вынуждены были придумать Статут о секретности, чтобы ограничить волшебство ещё и социально, вынуждены были создать магические правительства, чтобы держать чародеев в узде, вынуждены устранять долгожителей, продолжающих колдовать без меры... Вольно ли, невольно ли, но Хранящая оказала огромную услугу Древу, уничтожив ИМ-лист прежде, чем волшебство сделало его вратами в Хаос.
> Будь Энтони Даффи
— Ханна? — невольно вздрогнул ты, когда каменные створки растворились, выпуская одинокую фигурку, кажущуюся такой беззащитной в этом месте... Конечно, это иллюзия — Ханна даст фору тебе в любом бою. — Что ты тут делаешь?
— Я с тобой, — просто сказала она, встретившись взглядом. Ну конечно. Ты и так собирался её позвать — а кого ещё? Кому ещё ты можешь довериться настолько? Должно быть, кто-то из протоссов направил её к выходу. — Куда идём?
— Летим, — ответил Теромос раньше, чем ты раскрыл рот. — Мы летим к Ивицеру Творцеву, человеку, который поможет привить Энтони навыки управления Пустотой.
Вы встретились с Ханной взглядом. Короткий мысленный контакт. Синхронный кивок друг другу. Едва заметная улыбка.
— Инолёт? — уточнила она у протосса.
— Я не иномаг, — сверкнул глазами, а за его спиной буквально из воздуха проявился небольшой космолёт, больше напоминающий хищную птицу. На мгновение у тебя мелькнуло перед глазами видение такого же, только не чёрно-зелёного, а золото-голубого, сражающегося с бесчисленной ордой зергов в космосе и высоких небесах. — Верно, Энтони Даффи, это «феникс», некогда принадлежавший Золотой Армаде, а ныне переоборудованный под энергию Пустоты и нужды тёмных тамплиеров.
Он сделал неуловимое движение мысли, послав и приняв пакет информации, после чего всё вокруг исчезло — и появилось вновь.
— Спокойствие, Ханна Аббот, — а Ханна-то подняла палочку, готовая отражать любую атаку! Ты же чувствовал разум протосса: опасности не было. — Это система транспортировки корабля, обычная технология протоссов, позволяющая телепортироваться с поля боя и обратно. Мой личный разведывательный корабль сочетает в себе технологии призмы искривления и феникса, адаптированные под псионику неразимов, — ты чувствовал в голосе Теромоса гордость и ни на мгновение не сомневался, что адаптацией он занимался лично. — К сожалению, здесь негде сесть.
Протоссы вообще редко сидели. Их богатые, вычурные, тонко выделанные доспехи и сложнейшие технологии, сплав техники и псионики, странным образом сочетались с почти аскетичной жизнью. Мебель? Личные предметы? Сексуальность? Простые человеческие желания? Всего этого ты не видел вокруг, не чувствовал в их открытых чистых разумах. О да, в чём-то более высоком, как и говорил некогда Теромос, протоссы были чрезвычайно похожи на людей. Честь, сила, предательство, страх, амбиции — всё это было протоссам не чуждо, и ты не раз улавливал намёки, что другие ветви этого вида во многом отличались от неразимов. Но, например, протоссы не испытывали неудобств, стоя часами, а то и днями подряд. Они порой отдыхали — предпочитали просто усаживаться на голый пол, скрещивая ноги, погружаться в медитацию, а некоторые, вроде того же Теромоса, зависали над полом, прикрыв глаза, занимались собственной псионикой, чем-то, неведомым «простым смертным». Не люди. Совсем не люди.
Вы огляделись. Маленький зал-кабина (вместиться который в этот «феникс» мог только за счёт неведомых технологий протоссов, подобных чарам незримого расширения) был полупрозрачным, демонстрируя снег и лёд Храма внизу и давящую красную Пустоту сверху. Теромос что-то быстро перебирал пальцами у единственного терминала — большая часть настройки, насколько ты улавливал, проходила псионически. Ты, а затем и Ханна, трансфигурировали себе кресла из воздуха и приклеили их к полу, перестраховали себя чарами, чтобы не улететь при резком манёвре.
— Пустое, — заметил Теромос, не отрываясь от настройки. — «Фениксы» работают на основе инерционного двигателя. Вы не почувствуете ускорения, пока двигатель цел. Здесь, в Храме, покров Пустоты помешает найти правильное направление, но я рассчитываю на вашу помощь в ориентации в сеансе, когда мы, — в тот же миг «феникс» рванул с места так быстро, что у тебя голова закружилась! — пробьём завесу.
