Некоторые навыки, казалось тебе раньше, выходили за пределы магической системы. Или, вернее, их можно было туда вывести? Легилименция — это видение, подобное прорицанию. Аппарация — это исчезновение-и-появление. Анимагия — это самопревращение. И, конечно же, алхимия, которая вообще проходит на границе между магией и иномагией. Ни один зельевар не может стать алхимиком, если он не иномаг. Были и другие способы выбраться за пределы магической системы, но чем дальше ты думал, тем больше всё упомянутое виделось частью системы. Кроме алхимии, но она, должно быть, такова за счёт иномагии.
Несмотря на все минусы, всю ограниченность, откровенно искусственные рамки системы, было в ней и кое-что чрезвычайно привлекательное. Стабильность и сила. Проще говоря, заклинание всегда работает так, как должно работать, если ты сотворил его так, как положено сотворить. Без осечек. Противостоять магии может другая магия, может иномагия, может элементизм, ещё можно бросить заклинание с неправильным ожиданием или просто промахнуться — но! Но если ты используешь магию или магический навык правильно, а сопротивления нет, то можешь быть чётко уверен, что он сработает.
Именно поэтому многие считают магглов чем-то средним между дикими животными и низшей расой. Всё могущество их техники было бесполезно против волшебства. Один-единственный Фиделиус мог прикрыть от любого физического воздействия — и большинства магических. Был один сумасшедший волшебник, пробравшийся на ядерный полигон и проверивший это на практике. Фиделиус, конечно, не единственный способ — просто самый надёжный. Достаточно масштабные ритуалы, которые маги могли создать при нужде, легко сломали бы хрупкий, тонко настроенный баланс маггловской индустриальной цивилизации.
Маги обладали властью, что превыше любой прочей — властью над самой природой, властью переписывать мир, как им угодно (в рамках системы). И сейчас ты впервые столкнулся с тем, что эта власть была проигнорирована. Ты попытался слегка изменить, коснуться, считать память Эллы Мэйдж — без толку, будто б ты и магия твоя стали бессильными тенями! Ты тянешься легилименцией к Джеймсу — легонько, незаметно. И натыкаешься на похожую, но хотя бы ощутимую преграду. Да. Вам определённо есть о чём с ним говорить.
Под растерянным взглядом Эллы и подозрительным Ханны вы трое делаете шаг друг другу навстречь. Протягиваете руки. Ладонь в ладонь: совершенно человеческая наощупь у Джеймса и прохладная, нечеловеческая — Теромоса. Ты позволяешь мягкому касанию протосса унести себя куда-то вглубь, отрешаешься от физического тела, чтобы...
Джеймс становится здесь живым светом. В этом сумрачно-синем пространстве, созданном волей Теромоса, он — светящийся, слепящий силуэт, на который и смотреть-то больно! А ты сам — ты здесь осколок живой тьмы, не имеющей ни рук, ни ног — только волю, чтобы двигаться и говорить.
— Как думаешь, Энтони, почему псионика протоссов столь совместима? — молвит Джеймс. — Почему она в равной степени распространяется на меня, обладателя магии Потока, привыкшего к мыслеконтактам в унифрактуме Системы, — и на тебя, мага-классика и иномага? Куда и как открыты протоссы, способные соединять несоединимое?
Ты мысленно ёжишься. Искать ответ на этот вопрос совсем не хочется. Что противоположно Бездне?
— Не то, о чём хочется размышлять? — ярко (в прямом смысле слова!) улыбается Джеймс. — Не все вещи таковы, какими кажутся, а от некоторых стоит держаться подальше — так вы, иномаги, говорите? — пауза. — Ты боишься Эллу?
— Да. Кто она? Почему магия не работает с её разумом?
— Элла Мэйдж — та, кем ты бы мечтал стать, — задумчиво молвит Джеймс. — Та, кем ты стать не мог. Источник её силы противоположен твоему. Ты овладел могуществом разорванной души, могуществом пустоты, силой, извлечённой из распада. Не только ты, — качает головой. — Все, кто идёт по пути иномагии. С определённой перспективы источник ваших сил совершенно очевиден. А Элла Мэйдж не имеет вашего «дара», но имеет противоположность к нему. Можешь считать её антиодарённой к иномагии. Что это такое — могущество «более чем полной» души?
— Я слышал, — осторожно начинаешь ты, переваривая информацию, — что были иномаги, которые пришивали к своей чужие души.
Джеймс тихо смеётся в ответ:
— Как это собираешься сделать ты? Латанная-перелатанная мантия, пусть даже на неё нашиты заплатки из кожи дракона, а поверх наложено тысяча и одно зачарование — боюсь, она ещё дальше от оригинала, не говоря уж о чём-то большем, чем оригинал.
— И что это значит: «больше, чем оригинал»? — раздражённо уточняешь ты. Зачем ходить вокруг да около? Почему нельзя просто сказать?
— Что оригинальней оригинала? — переспрашивает Джеймс, будто это может натолкнуть тебя на ответ. — Идеал, разумеется. Сейчас Элла Мэйдж подобна тебе с только что проснувшимся даром иномага. Ничего, казалось бы, особенного, кроме обычной узконаправленной гениальности. Но именно она и является признаком, зародышем чего-то большего. Возможно, я увижу, как она перерастёт себя и станет не только идеалом, но и больше, чем идеалом — квинтэссенцией. Теромос просто чист — он даже не идеал. Я — лишь сделал первый шаг по этому пути. Почему магия не может коснуться её разума? По той же причине, по которой нельзя переписать аксиому, не изменив всё древо теорем. Элла Мэйдж, конечно, ещё не аксиома, но уже достаточно важное утверждение, чтобы его можно было так просто изменить. Вы, иномаги и элементисты, в конце концов, и маги тоже — жертвуете. Вы отдаёте частицы своей природы, сущности, человечности, чтобы стать сильней. Но я не таков — чтобы стать сильней, я усиливаю собственную природу, а не отрицаю. Эта же судьба назначена и Элле — если не оступится. Просто её потенциал по сравнению с моим... — смешок. — Как Солнце рядом с маленькой луной.
— Я когда-нибудь смогу... — запинаешься ты, пытаясь высказать неоформленное желание. — Можно стать такой же, как она? Что может эта сила?
— Многое, — Джеймс пожимает плечами. — Есть общие черты, есть индивидуальные, зависящие от личности и окружения. Не думаю, что у нас есть время на подробные лекции. Если ты хочешь стать подобным ей... — пристальный взгляд. — У тебя будет шанс. Не знаю, насколько большой. Ты уже раздумывал, какую сторону выбрать?
— Откуда ты... — даже Теромос не смог бы прочитать!
— Не так-то просто скрыть колебания, если собеседник — частично дух, как выразились б иномаги, — усмехается Джеймс. — Тебя пугает неизвестность. Наследник Страха движим собственным страхом, меняется под его влиянием — так говорит нам Игра, и она не ошибается. Ты не желаешь играть вслепую. Ты не веришь Хранящей Время — ты вообще никому не веришь без доказательств, кроме Ханны. И у тебя нет даже догадок, чего желает Хранящая, — в отличие от остальных. Элис, Золотая Императрица, а ныне чистая богиня, воплощённый Свет — не так уж сложно просчитать её мотивы. Они понятны тебе и в чём-то близки. Ивицер, жрец Нелуны, той, что дополняет и переполняет, той, которая легко заполнит раны в твоей душе, не лишив могущества... Хочешь этого? Это простая и ясная причина — прекратить вечные страдания, создать что-то качественно лучше любой гильдии, место и состояние, в котором понимание и близость будут бесконечно простыми. И никто больше не умрёт. Звучит так хорошо, что ты не очень веришь, но если Ивицер предоставит доказательства, если ты вспомнишь то братство, лидером которого был Грэм... Две возможности, обе простые и понятные, обе желанные и соблазнительные — и непонятный, таинственный, пугающий, рискованный план Хранящей на другой чаше весов. Ты не был бы Энтони Даффи, если бы не сомневался.
— Так скажи, чего хочет Хранящая? — бросаешь вопрос ему в лицо. — Дай мне причину не предавать! Или атакуй, если считаешь, что твоей «идеальности» хватит для победы.
— До этой миссии я принадлежал линии ответственности архонта Арбитра, — игнорируя взвихрившийся вокруг мрак, говорит Джеймс. — Работа агентов нашей линии — это не просто дипломатия. Наша цель — понимание. Мы — связующие звенья Системы, её клей, её единство. Я выполнял ту функцию, которую желает реализовать Инфуцор с помощью Нелуны. Почему простой путь — не самый лучший? Почему дарованное свыше хуже заработанного своим потом и кровью? Если бы тебе даровали всё — всемогущество и всезнание, ровно такие, какие пожелаешь, — ты бы согласился?
— Нет, — сначала отвечаешь, а потом осознаёшь, почему. — Это...
— Слишком просто, — кивает Джеймс. — Это как история, которая состоит только из слов «и они жили вечно и счастливо». Что интересного в этой истории? Твой отец нашёл любимую женщину, заработал состояние, у него появился наследник — почему он продолжил рисковать? У тебя была возможность уйти вместе со всей Гильдией в один из защищённых Алисой миров — версию твоей Земли. Тебе ничего не стоило устроиться там с комфортом и пожинать плоды своих трудов. Почему ты отбросил эту идею? Инфуцор предлагает почти всемогущество и почти всезнание, бесконечное развитие, которое никто и никогда не ограничит, задачи, которые всегда будут интересными, счастье, свободу от любых преград... Каков ты, Энтони Даффи: такой же в душе, как твой отец, только лучше, сдержанней — или же хочешь одним рывком заработать сразу всё?
— Это... хорошая аргументация, — не сразу находишься ты. — Но Элис предлагает именно...
— Откуда тебе знать? — перебивает Джеймс. — Ты говорил с ней? Нет. Ты догадываешься — и только. Элис Орлофф уже нет — есть просто Элис, чистая богиня, одушевлённый Свет. Кто ты для неё? Сможет ли она найти слова, чтобы тебя убедить? Конечно. Будет ли она умалчивать и манипулировать тобой? Возможно. Значат ли что-то для неё твои желания? Нет.
— Хранящая хотя бы не притворяется, — понимаешь ты. — Просто делает то, что хочет, и заставляет...
— Не заставляет, — улыбается Джеймс. — Говоря «маггловскими» терминами, Хранящая ничего не вкладывает в рекламу. Она не маркетолог, более того, она честно говорит, что для неё важно, чтобы вы не знали деталей. Предложение Инфуцора идеально, но окончательно. Предложение Элис хорошо, но она не даёт гарантий и не может их дать: её представление о лучшем в любой момент может разойтись с твоим. Хранящая Время предлагает лишь неизвестность, как иномагу — иномаг. Ты не можешь судить о её предложении, но можешь судить о ней самой. Кто её друзья? Кто пошёл за ней, будучи в курсе её планов?
— Морулис, — вспоминаешь то, что Хранящая отвечала Гермионе, — и Теромос, — вряд ли бывший ревенант что-то скрыл от древнего протосса. — Элиза, Бета, Марк... Осси и Система?
— Инженер реальностности и организм, которому я принадлежу, поддерживают её замысел, — подтверждает Джеймс.
— Алиса и Кристо, ты сам, — заканчиваешь список. — Это ведь не все?
— Есть и другие личности, которых она не стала упоминать, — хмыкает Джеймс. — Например, Арания Серкет — имя, которое ничего бы не сказало ни тебе, ни Гермионе. Что скажешь о Бете, Морулисе и Теромосе? Мог ли бы ты им доверять спину прикрывать? Мог бы вручить свою судьбу в их руки? Насколько разнятся твои с ними представления о хорошем и плохом? Насколько они похожи на Ханну — не поверхностно, но в глубине?
— Я понимаю, о чём ты, — вздыхаешь: внешне это выглядит как расширение-сжатие мрака твоей аватары. — Это... заставляет сомневаться.
— Говорят, что Игра часто бросает перед игроками вызовы к их роли, испытывая, могут ли они действовать против своей личности. Роль, противолежащая Наследнику Страха — Маг Риска, тот, кто познаёт, вырывает из рук судьбы знания об угрозах и вызовах, рискует ради понимания происходящего. Наследник Страха движим страхом, полон сомнений, не желает встречать угрозы лицом к лицу, но хочет обвести их вокруг пальца. Но иногда это физически невозможно — и тогда такой метод мышления становится для Наследника тупиком, давящей безвыходностью, заставляющей предавать собственные идеалы, лишь бы выжить. Но Маг Риска — это тот, кто разрушает такую неизвестность, тот, кто встречает угрозы с открытыми глазами, тот, кто сам выбирает себе бой — тот, кто умирает с открытыми глазами, но без оглядки не бежит. В силах ли ты справиться с сомнениями и страхами, Энтони? Можешь ли ты проявлять обратные своей роли качества? Может ли Маг увидеть решение, ускользающее от глаз Наследника? Тебе решать.
И разрывает ваш контакт.
> Будь Эллой Мэйдж
И вновь ты Элла Мэйдж. Только что Джеймс и Энтони... эм, были... соединены Теромосом? Этим... протоссом, да?
— Элла Мэйдж, — протосс не размыкал губ... потому что у него не было рта! Он говорил... прямо в голове? Так странно! Как будто в голове колокольчики звенели. И эхо! Его голос будто бы отдавался непонятно от чего, был объёмным, тягучим, но в то же время сильным и чистым. — Я общаюсь с помощью телепатических способностей. Я чувствую направленное на меня внимание, но не вижу твои мысли. Если ты хочешь что-то спросить, думай, обращаясь ко мне, — или говори вслух.
«Эм, так меня слышно?» — попробовала ты.
— Тебя слышно, — просто подтвердил Теромос.
«Обычно ты можешь читать чужие мысли?» — догадалась ты.
«Верно. Твоя пси-сущность слишком ярка, чтобы я мог считывать поверхностные мысли и эмоции», — ты каким-то образом поняла, что он говорит теперь только с тобой, Ханна вас не слышит.
«Пси-сущность?»
«Твой разум и твоя душа как нечто целое. У тебя, как и у народа протоссов, отсутствует разница между разумом и душой — они представляют собой единое целое».
«В отличие от... людей?»
«Верно, Элла. Энтони Даффи и Ханна Аббот обладают душой и обладают разумом, но они являются раздельными сущностями. Джеймс находится в начале пути к объединению. Мы же являемся едиными, но единство это всё-таки различно. Я подобен жидкости, изменчивой, текучей, чистейшей субстанции собственной воли-и-пребывания. Ты подобна неогранённому драгоценному камню».
«Может, хватит обо мне? — это уже немного раздражало! Ты просто архитектор, инженер, немного физик и математик, немного организатор, а не что-то там особенное! Все эти иномагические штучки не делают тебя важнее Джу или Сэма и уж точно не делают сильнее. — Что такое эта «душа»?»
«Сущность: начало, центр и исток, — непонятно ответил Теромос. — Как и у всего, у души есть три грани. Первая — искра разума, исток всякого ощущения и сознания, именно о нём люди говорят: «мыслю — значит, существую». Вторая грань есть выражение причины и силы вместе с тем — причины, скрытой в самом человеке, но не вовне, способности взаимодействовать и не взаимодействовать — порой люди называют её «свободой воли». Третья же грань выражает сущность и идентичность существа, саму идею его существования, истории и жизни — люди могли бы назвать это «смыслом жизни» или «божественным замыслом». Это упрощённое представление, Элла Мэйдж. Реальность проще — и сложнее вместе с тем; душа — не из тех вещей, которые могут быть определены аналитически; её нужно чувствовать, потому что она — это ты сама, и всё в человеке, что есть действительно он сам — это проявления души».
