— Правильно, — опередила ты Гарри. Переглянулась с ним. — Но вы должны понимать, что нельзя «установить дипломатические отношения» и считать испытание пройдённым.
— В Ковчеге определённо есть, — подхватил Гарри, — что-то или опасное, или вызывающее затруднения. Другое дело, что вы об этом можете не знать. Или, — прищурился, — у Ковчега есть принципиальные проблемы?
— Ничего такого, что мы бы не могли решить самостоятельно, — ни одной эмоции на лице Элрика не мелькнуло. Ты позавидовала его самоконтролю. Твои аналит-программы усиленно выдавали по нему обобщённый профиль «человек, честно решающий проблемы с равными собеседниками». Не то чтобы ты так уж часто этими программами пользовалась, не то чтобы умела их настраивать, но — всё равно! С досадой ты выключила их, чтобы не загромождали дополненную реальность. Собственные наблюдения полезней! — Наши проблемы скорее внешние — их очертили вы. Мы рассчитывали попасть в более... мирное место, — а вот это интуитивно показалось тебе полуправдой. В другое место — да, но отнюдь не «мирное». Какое слово едва не вырвалось у Элрика?
— Уничтожение листа вас не побеспокоило, — ты вздрогнула от спокойного, безмятежного голоса Дениса Гурьева, о котором успела позабыть. — У вас есть не просто великий магистрал, а якорь более высокого порядка. Якорь, который позволил Ковчегу игнорировать аспектально-временные манипуляции.
— Всё верно, — не смутился Элрик. Разве что на его лице проступила тень неприязни. — Вы, уважаемый эксперт по иномагии, должны понимать, насколько... подобные вам... охочи до таких якорей, — ты не могла избавиться от ощущения, что неприязнь эта скорее наигранная, а за ней скрывается что-то попроще, вроде досады или раздражения. — Разумеется, поскольку мы хотели пережить гибель листа, то нашли способ сохранить нереальностность Ковчега в безопасности. В том числе поэтому я испытываю беспокойство: мы рассчитывали оказаться в совершенно любом месте, но отнюдь не встретиться с выходцами из родного листа. Не буду скрывать, — развёл руками, — мне неприятна такая встреча. И вы, раз уж роетесь в отходах ИМ-листа, должны прекрасно понимать, почему. Конечно, у нас есть свой якорь, уверяю, с ним нет никаких проблем, — усмехнулся. — Он не работает на слезах девственниц, крови младенцев или что вы там, иномаги, в своих ритуалах любите. Вам придётся поверить мне на слово: пускать кого-то к настолько важному объекту, который уже неоднократно пытались похитить иномаги и их наёмники, я не собираюсь. А теперь прошу вас дать мне время на обдумывание ваших слов. Если желаете, можете свободно посещать любое место Ковчега, кроме Закрытой зоны, откуда возможен доступ к нашему якорю. И, прошу, не сообщайте и не говорите о якоре с персоналом и жителями Ковчега, это — секрет.
> Будь Грэмом Фергюссоном
Саламандер летел неторопливо, и вы с Гермионой немного расслабились. Первое время он молчал — пока зелёная равнина под вами, на которой всё чаще и чаще встречался кустарник, не сменилась редколесьем, а вдали не показались горные вершины.
— Это вторая часть драконьего заповедника, — сообщил Саламандер, но без особого энтузиазма. Ты вдруг понял, что он очень сильно устал, даже — вымотался. Засвеченные тени разглядеть было нельзя, но если чуть отодвинуть перспективу, то засвеченность становится лишь маленькой точкой в общей картине... Саламандер работал буквально на износ последние месяцы, а то и годы! — На равнине растут и играются дракончики, мы подобрали огнеустойчивую флору и фауну. Здесь драконы охотятся и откладывают яйца.
— Какого размера вложенное пространство Ковчега? — быстро спросила Гермиона. — Какие чары вы использовали? Не незримое расширение, ведь так?
— Боюсь, мне было не до магии пространства, — качнул головой Саламандер. — Вы можете поинтересоваться у Элрика, когда он будет свободен. Что касается размера, юная леди, то он сопоставим с площадью Австралии. В Ковчеге находится несколько сотен биомов, соединённых в одну экосистему.
— Может быть, нам стоит приземлиться и передохнуть? — предложил ты. — Как я понимаю, вас не слишком радует распоряжение мистера Айберга быть нашим экскурсоводом?
— Элрик привык, что я всегда полон сил и энергии, — виновато вздохнул Саламандер. — Я действительно был бы не против небольшого перекуса, если у вас...
— У нас найдётся еда, — улыбнулся ты. — Думаю, вам давно пора отдохнуть от дел, тем более что самое главное вы уже сделали. У вас наверняка есть помощники — ваше дело не развалится без вас.
— Привычка, — пожал плечами Саламандер, направляя метлу на почти плоскую вершину одной из гор. — Я давно хотел попросить у Элрика отпуск, но кто же меня заменит? Вы не против, если я просто расскажу об устройстве Ковчега словами, а не буду показывать его весь?
— Если нас что-то заинтересует, обязательно скажем, — кивнула Гермиона.
На горной верхушке было прохладно, но не холодно. Царил полный штиль. Сверху светило самое настоящее солнце, и после разговора Эллы и Гермионы ты был почти уверен, что это натуральная копия солнца мира (точнее, его свечения), из которого взято это место. Гермиона извлекла из капчалога термос и кружки, ты — стулья и стол, вместе вы приготовили тосты и разлили горячий чай. Некоторое время молча ели и пили: Саламандер явно был рад спокойно посидеть.
Отсюда, с довольно-таки высокой горы, казалось, что лесная равнина простирается куда-то в бескрайние дали, но иномагические чувства это опровергали: ты чувствовал, что там, за горизонтом, слегка искривляется причинность, «меняется ордополе», как сказала бы Элла. Там начинался другой мир, вернее, кусочек другого мира. Ты не-чувствовал запахи гниения, плесени, кислинку на языке. Лес плавно переходил в болото, и волшебство пронизывало как болото, так и лес. Сколько же магических зверей здесь собрано? Зная «родного», 3М-Саламандера — все, до каких дотянулись. Неудивительно, что Ньютон так устал!
— Это будет долгий рассказ, — начал, наконец, Саламандер. — Элрик считает своим долгом собирать именно волшебных птиц. Я не знаю точной причины, но ходят слухи, что он дал клятву сделать это. Может быть, волшебной птице? Как вам, должно быть, известно, самые могущественные из магических существ непременно обладают разумом, не всегда похожим на человеческий. Я не удивлюсь, если какая-нибудь из птиц, быть может, наша Маюра, заранее знала о том, что ИМ-лист погибнет, и даровала Элрику долгую жизнь в обмен на то, что он посвятит её спасению птичьего рода.
— У вас есть Маюра? — искренне удивился ты. — Это же легенда! Неужели в каком-то мире...
— В Ковчеге собралось много легенд, — улыбнулся Саламандер. — Кажется, Элрик ценит их больше «обычных» волшебных птиц, даже редких. Маюра — одно из наших наибольших чудес, птица, символизирующая круговорот времени, великий цикл смены дней, времён года и эпох. Я не так много знаю о Маюре — Элрик лично заботится о самых уникальных наших друзьях, — но несколько раз говорил с ней. Невероятное ощущение, поверьте! Она всегда знает, что ты хочешь спросить, отвечает раньше, чем ты откроешь рот, видит каждого насквозь, а уж волшебство, которым она обладает... Маюра может вернуть молодость, излечить болезни и даже воскресить недавно умершего — если захочет. Не знаю, как Элрик нашёл с ней общий язык, но только его она подпускает к себе регулярно.
— Вы собрали почти всех волшебных птиц и животных, которые живут вместе с ними в природе? — дождавшись кивка, Гермиона начала перечислять: — Диринары? — кивок. — Фениксы? Фвуперы? Сниджеты? И золотые, и серебряные, и бронзовые? — кивок за кивком. Саламандер всё ярче улыбался с каждым перечисленным видом. — Призрачные птицы? Стимфалийские птицы? Жар-птицы? Сариманки? Чжэнь? Кутхи? Громовые птицы? Птицы турул? Гиппогрифы? Грифоны? Бубри? Вы правда смогли поймать бубри?
— Это было нелегко, — рассмеялся Саламандер. — Но советы Маюры очень помогли найти их настоящие гнёзда. Сложнее всего было справиться со стрессом бубри. Поверьте, эти птицы крайне чувствительны, а когда они расстроены или нервничают, то мгновенно превращаются в водяных быков! И заставить их превратиться обратно, пока бубри не нанижет обидчика на рога... м-м-м, затруднительно.
— Вы говорили про уникальных птиц, — взял ты слово. — Кого из них вы нашли?
— Некоторые отыскали нас сами, — чуть нахмурился Саламандер. — Никогда не забуду последнюю из птиц пэн по имени Рух! Поверьте, когда на вас пикирует птица размером с гору — это совершенно не смешно! Мы и не знали, что делать — Ковчег неповоротлив, уклониться не получалось, а атаковать такое прекрасное создание у меня бы не поднялась палочка! К счастью, Рух умеет менять свои и чужие размеры, и здесь она предпочитает размеры обычного воробушка.
— Гамаюн? — предположил ты имя следующей легенды.
— Верно, — вздохнул Саламандер. — Ух и навозились же мы с Гамаюн! Прекраснейшее и волшебнейшее из созданий, какое я только видел, — и самое привередливое из всех. Уж не знаю, насколько верны легенды о ней, но даже Элрика Гамаюн к себе не подпускает не то что заклинанье наложить — просто прикоснуться! Вы не представляете, чего стоило вырастить яблони с золотыми яблоками и создать молочные реки с кисельными берегами, пока Гамаюн перестала жаловаться Элрику каждый божий день!
— У меня нет идей, каких ещё уникумов вы приютили, — развёл ты руками, отметив, что Гермиона о чём-то напряжённо думала.
— Айя, последняя из психофор, — и вновь ты отметил, что каждую из уникальных птиц, кроме разве что Маюры, Саламандер улыбкой не сопровождает. Даже к бубри, кажется, он относится с большим энтузиазмом. — Айя живёт с Элриком в Закрытой части Ковчега, и он говорит, что её опасно показывать обычным людям. Раньше, пока он не разыскал Айю в междумирьях, можно было свободно подходить к Маюре, полетать на Рух или полюбоваться Гамаюн, но теперь Элрик сопровождает туда каждого и только по действительной нужде. Ума не приложу, почему нельзя держать Айю в каком-нибудь отдельном месте? Столько раз это предлагал, а Элрик всё отговаривается и отговаривается советами Маюры...
— Насколько я поняла, первой была Маюра? — уточнила Гермиона. — Затем появилась Рух, потом Гамаюн, следующей Айя, а потом...
— Последний из арабу по имени Каладрий, — вновь нахмурился Саламандер. — Каладрия я видел только издали, Элрик сказал, что приближаться к нему опасно. Не знаю, где он его поселил, — в закрытой части Ковчега, конечно, но где, в каких условиях он живёт? Почему бы Элрику просто не научить кого-нибудь из нас своему защитному волшебству? Если с Элриком что-нибудь случится...
— Уверен, он это предусмотрел, — мягко вставил ты. — Возможно, это не волшебство, а какой-нибудь уникальный амулет или божественное благословение?
— Возможно, — вздохнул Саламандер. — Элрик — превосходный магоорнитолог, он знает о волшебных птицах больше меня, но вот в магозоологии в целом, не говоря уж о волшебной экологии, он разбирается плохо. Не получится ли так, что он погубит легендарных птиц, не обеспечив их средой обитания? Он даже не советуется со мной об этом! Конечно, я верю в мудрость Маюры, но она ведь — не всеведущий оракул! Ох, — он с шумом отхлебнул чаю. — Прошу прощения за это. Вам, должно быть, совсем не интересно выслушивать ворчание старого зоолога...
— Ничего страшного, мистер Саламандер...
— Просто Ньют, — улыбнувшись, поправил тебя он. — Все зовут меня просто Ньютом.
— Ничего страшного, Ньют, — улыбнулся ты в ответ. — Иногда стоит делиться тем, что гложет душу. Могу ли я узнать, как ты относишься к иномагии?
— С подозрением, — качнул он головой. — Несколько раз иномаги пытались выкрасть наших птиц, а один почти добрался до Гамаюн! К счастью, с помощью Маюры мы научились вылавливать таких заранее. Нет, не думай, я не считаю всех иномагов ворами и сумасшедшими! — и понизил тон. — Чего нельзя сказать об Элрике. За всё наше путешествие он не принял ни одного иномага на борт Ковчега! Помнится, вместе с мадам Амбридж на проверку хотели послать двух иномагов из самого Отдела тайн — ух и поругался же тогда с ними Элрик! А мадам Амбридж в итоге осталась вместе с нами, представляешь? Были в том мире какие-то бредовые подозрения, и Долорес решила остаться с нами, чтобы убедиться, что всё это — ложь. А там и администратором стала — более скрупулёзного человека не найдёшь, уж нашим братом зоологом и гербологом только скрупулёзностью и твёрдостью покомандуешь.
— А что за подозрения? — прищурился ты.
— Да сам не знаю, — с досадой ответил Саламандер. — Не первый раз спрашивают, но Элрик молчит как рыба, мол, не надо раздувать скандалы на ровном месте. Я его, конечно, понимаю: у нас и своих проблем море, а тут какие-то подозрения, да ещё и с иномагами! Нет у нас ничего инореального в Ковчеге, нет — и не будет. Уж в этом я уверен абсолютно.
— В команде у вас — магозоологи и магогербологи? — переключила тему Гермиона. — Насколько мне известно, их единицы в любом из волшебных миров.
— Это так, — вздохнул Саламандер. — Даже драконологов одного заповедника больше, чем нас всех вместе взятых! К счастью, Элрик примечает не только птиц, но и полулюдей, с птицами связанных. Вейлы, гарпии, горгульи и сирены помогают нам поддерживать Ковчег в порядке. Общаться с некоторыми... представителями этих видов — то ещё удовольствие, но большинство весьма нам благодарно за спасение. Видите ли, во многих мирах процветает видизм, а мы с радостью принимаем общины полуптиц-полулюдей. Единственная плата — помогать содержать наших питомцев.
— Как ты думаешь, — после небольшой паузы сформулировал ты вопрос, — почему Элрик разрешил мне, иномагу, свободно разгуливать по Ковчегу?
— Я тоже удивился, — пожал плечами Ньют. — Если честно, мне казалось, что он должен выпроводить вас всех, кроме Гарри и Эллы. Виданное ли дело: столько авроров и иномагов на Ковчеге? Наверное, причина в том, что вы здесь диктуете больше условий? Раз уж лист разрушен, а мы находимся неведомо где.
— Возможно, — конечно же, нет. Если Элрик действительно скрывает то, что могут заметить только иномаги, то ни за что не пустил бы вас внутрь... если бы не рассчитывал, что наружу вы уже не выберетесь.
С другой стороны, его мотивы могли быть гораздо сложней, в конце концов, Саламандер явно не понимал основателя Ковчега до конца. Слишком уж... скрытная личность. Несмотря на центральную роль — очень скрытная. Но уважаемая, ты ни разу не заметил, чтобы Саламандер, человек открытый и искренний по своей сути, выражал недоверие или антипатию к Элрику именно как к личности, лидеру. Не понимал, сомневался в решениях — да, но не более того. Ты даже почувствовал каплю враждебности от Саламандера, когда он уловил, куда ты ведёшь. Нет, определённо Саламандер и Айберг были дружны, насколько вообще может сблизить совместная работа на протяжении... десятилетий? Уж не меньше!
— Не мог бы ты рассказать подробней о разнообразии природы Ковчега? — моментально переключила мысли Саламандера Гермиона.
— Сто девяносто три зоны, семьдесят различных биомов, — наморщил лоб Саламандер, припоминая. — Мы разместили их следующим образом...
