Не сговариваясь, вы идёте к центру островка. Сверхъякорь белеет именно там. Самый обычный на вид камень, Алатырь-камень — ты не различаешь в нём что-то особенное. Но он — камень. Камень камней, всем камням камень! Просто посмотрев на него, ты понимаешь, что он такое. Алатырь так притягивает взгляд, что ты не сразу сознаёшь: на камне стоит кто-то ещё.
Белоснежная, с золотым клювом и тремя парами глаз, она смотрит за вашим приближением. Великая птица? Нет. Ты, наконец, выделяешь её присутствие из туманящего восприятие присутствия сверхъякоря. Не великая птица. Нечто большее. И она тотчас же демонстрирует это, обращаясь человеком. Сверху вниз смотрит она на вас, непринуждённо стоя на Алатырь-камне, и белые её волосы трепещут на ветру, серебрятся на невидимом свету. Радужный ореол чего-то невыразимого окружает её, облачённую в золотое платье, такую беззащитную на вид — и такую могущественную на самом деле.
— Приветствую, — голос первой из птиц, богини птиц, Гаганы звучит возвышенно и отстранённо. Ей нет нужды называть своё имя — она представляется одним своим присутствием, подобно камню, только присутствие её — парящее, летящее, переливающееся тысячами искр. — Я ожидала вас.
— Это ты наблюдала за нами? — вдруг спрашивает Элла. Наблюдала? Откуда Элле знать? И почему она не сообщила вам?
— Верно, хранительница Мантии, — ты даже не знаешь, как это назвать. Гагана не говорит. Она вещает. Как Янус — но совсем, совсем иначе. — Вы нужны мне, — неким образом, глядя сквозь вас, она всё равно фокусирует внимание на тебе и Элле. — Элла Мэйдж, Грэм Фергюссон. Я прошу вас о помощи. Палочка, которую держишь ты в руке, Грэм. Знания и навыки, что помогли тебе меня заметить, Элла. Ковчег нуждается в них — и то великая нужда.
— Я... немного умею управлять эссенцией? — неуверенность? Похоже, Элла снова та же, что и прежде, выпала из своего... творческого состояния. К лучшему ли это? — Скорее помешаю, чем помогу?
— От тебя потребуется меньше, чем боишься, — успокаивает Гагана. — Больше, чем представляешь. Фергюссон Грэм. Право, что в твоих руках, — я прошу одолжить его. Элрик отказывал мне. Не доверял.
— Почему должен доверять вам я? — если слова Эллы, даже неуверенные вопросы, кажутся чем-то правильным, подходящим этому месту и этому разговору, то твои собственные слова звучит точно тенью и насмешкой над богиней. Она не давит, нет, она не принуждает — она просто пребывает, и самого этого пребывания достаточно, чтобы ты выглядел тенью рядом с реалом, каплей подле океана. Делает ли она это намеренно?
— Вы желаете знать. Вы пришли сюда с вопросами, — её внимание по очереди касается каждого. — Это будет долгая история, но нам некуда спешить. Время рядом с камнем течёт так, как я желаю. Садитесь.
Вы просто оказываетесь на удобных стульях... все, кроме Эллы. Та, следуя кивку богини, садится на свой. Гагана же садится на Алатырь-камень, оказываясь с вами наравне. Только сейчас ты понимаешь, что камень невысокий — до этого его тяжкое присутствие мешало даже осознать размер.
— Это началось задолго до рождения меня, — вещает божество. — Вам ведомо о первых иномагах. Вам ведомо о том из них, которого звали Мерлин. Женою Мерлина была Нимуэ, Озёрная Дева, некогда ученица, возлюбленная — и мать его ребёнка. Некогда Нимуэ и Мерлину явилась та, кого вы, смертные, зовёте Гаа. Перворождённая, чей луч есть сохранение и продолжение, — она была одной из тех, кто не сражался с Великим Исказителем. Гаа принесла неблагую весть, весть, что исполняется сейчас. Древо погибнет. Древо будет уничтожено, разрушено до основанья! Она просила помощи. И Мерлин, светлейший из первых иномагов, милосерднейший из них, — не отказал. Гаа не знала о природе той беды — вестником её был Сайик, лучерождённый, смотрящий в будущее дальше всех. Но беда эта будет и будет сравнима с Исказителем одним. Чистые боги ушли — Древо могло спасти лишь чудо.
Вы знаете эту историю, другими, пусть, словами и людьми рассказанную — историю о том, как Мерлин Чудо сотворил. Он и Нимуэ — вместе. В щедрости своей, в желанье поделиться чудом, в порыве вдохновения через Велиру Мерлин чудотворчеством многих одарил. Но это было и ошибкой. Не в силах осознать всего могущества своего творенья, Мерлин едва не погубил наш лист. Смертные, не понимая подлинной природы хаоса в своих руках, терзали, разрывали лист на части! И тогда Мерлин и Нимуэ собрали первых иномагов и провели великий ритуал. Они сотворили Чудо, что укротило Чудеса, собрало их в порядок и систему. Хаос, к хаосу приложенный, — родил порядок, забрав жизнь чудотворицы взамен.
Нимуэ была источником того Чуда, и жизнь свою она отдала за него. Своему ученику, Антиоху Певереллу, вручила она пред смертью право, что давало власть над магической системой, позволяло вершить неограниченные чудеса. Мне не было известно, что с этим правом произошло, но ныне я вижу его в твоих руках, Грэм, заключённое в Палочку, но от этого не менее могучее. И видится мне, что Антиох совершил невозможное — дал обладателю Палочки способность вершить чудеса, хаос в отместку не творя. Великий артефакт — наследие Нимуэ.
Прошли метагода с создания магической системы. Чудо не смогло выполнить своё предназначение, а Мерлин, безутешный, со временем нашёл себе отраду. Единственный, кого интересовало спасение Дерева всерьёз — сошёлся он с Гаа, и была их любовь столь же прохладна и возвышенна, сколь горячи и страстны были его чувства к Нимуэ. Две дочери были у них, и такова была природа родителей, что дочери обычными родиться не могли.
Она молчит несколько секунд, давая вам осмыслить. Ты почти сложил мозаику воедино, Гермиона — тоже, Гарри, Седрик, Бет пока не могут распутаться, по Элле — не понять.
— Мерлин, элементист Жизни, Гаа, лучерождённая хранительница, предприняли новую попытку. В этот раз они уже не надеялись спасти Древо. Вместо этого они искали способ Древо возродить. Не в их силах было понять, сколь велика опасность Лесу, не знали они, что будет с Небесами. Место возрождения не должно было зависеть ни от Леса, ни от Внутреннего Неба. Ковчегом будет названо оно. Создать Ковчег Мерлин доверил своему внуку со стороны Нимуэ — Элрику Айбергу. Силой элемента лишил он внука старости, молодость навечно даровал, и Гаа волею то было скреплено.
Пока же Элрик создавал Ковчег, Гаа и Мерлин должны были сделать основное. Найти способ сохранить если не Древо, то его суть, его...
— Эссенцию, — вставляет Элла. — Им нужна была эссенция Древа.
— Верно, хранительница Мантии, — потусторонняя улыбка блуждает по лицу Гаганы. — Они не знали того, что ведомо об эссенции тебе, но они знали, какими свойствами эссенция обладать должна. Они пожертвовали собой, пожертвовали раз и навсегда. Мерлин сотворил Чудо, полностью воспользовавшись своим правом и своею Жизнью. То, что он создал, можно было назвать скверной жизни, но гораздо важней её плоды.
— Изначальная эссенция, — почти шепчет Элла. — Так вот откуда...
— Четыре плода создала скверна. Одного было достаточно. Гаа приняла тот плод и изменилась. Её непокорная душа стала сосудом для эссенции, способным её принимать, не убивая. Её аватар окаменел, вобрал в себя всё могущество луча, из которого родилась Гаа, — и стал тем, на чём сижу сейчас. В нём отпечатала она магическую систему и оставила её мне, дочери своей. Элемент магии — один из плодов Озёрной Девы, часть магической системы — наравне с элементом птицы выбрали меня. Алатырь-камень, кости матери моей, теперь хранит Ковчег. Сосуд же эссенции был поделён между вестниками, которых сотворила я, которых усилил чудесами малыми племянник сводный мой.
Птица Маюра послана была собирать эссенцию по Рекам всех Времён — к истоку всех истоков. Птице Гамаюн было даровано летать путями богов и быть для них неуязвимой. Птица Айя блуждала тропами душ, сводящими с ума. Птица Каладрий собирала эссенцию на дорогах иномагов, тёмных и невыразимых. Птица Рух, единственная, что могла покинуть Древо, облетела Лес, отпечатывая эссенцию самой древесности, эссенцию, которую нельзя было получить лишь с Древа одного. Я же с Элриком, носителем унаследованного от деда права, думали, как нам план реализовать, ведь одной эссенцией обладать — пусть много, но безумно мало вместе с тем.
— Эссенция должна будет реализоваться через виртуальность, — тихо, но увереннее, громче с каждым словом, продолжает Элла. — Искусственный круговорот душ обеспечивает Айя, чистилище, которым управляет Каладрий, стирает память душ, рай, которым управляет Гамаюн, даёт им восстановиться... Вы хотите направить силу Алатырь-камня на виртуальную реальность и сделать её настоящей реальностью. Души будут волей формировать тоннели реальности, тоннели — соединяться в линии, тела здесь, в Ковчеге, станут не нужны. Это... Это звучит так безумно, что может сработать?
— Ты не представляешь, сколько мы потратили усилий, чтобы приблизить этот замысел к действительности, — каждый жест Гаганы странным образом напоминает взмах крылом. — Мы привлекли всех первых иномагов, кто согласился нам помочь. Сам Прометей, сама Сирень, Игнотус Певерелл и Тёмная Луна, не первая, но лучшая в манипуляции живым, нас поддержали. Последовательница Хранящей придумала идею хрономеров, аспект и волшебство соединив. С тремя проблемами столкнулись мы, — теперь она смотрит точно на Эллу, буквально окружая своим вниманием. Элла выдерживает этот «взгляд», смотря в ответ, будто бы бросая вызов. — Эссенция была добыта, но некому соединить её в одно. Никто из нас не обладал такими знаньями, и Луне довериться мы не могли, а прочие ушли иль сгинули вовек. К силе Чуда Элрик, носитель права, относится с трепетной осторожностью, зная о подлинной опасности чудес. И вот ты здесь — та, кто может эссенцию соединить, обладательница знаний из-за границы ветви, Древа, Леса!
Другая же проблема — место. Считали мы, что лист разрушен будет, считали, что будем начинать из пустоты, и пустота благоприятна нашим планам. Надеюсь я, что ты, Пространства Маг, сможешь дорогу нам найти обратно в пустоту разрушенного листа, а дальше — разрушенного Древа. Мы воспарим на крыльях Рух поближе к Солнцу, дальше от любой угрозы Лесу, — и Древо возродим.
Последняя проблема — мелочь, но серьёзная. Хрономеры. Выяснили ли вы, Элла и Грэм, что внесло разлад в их ход? Как только справимся мы с этим, я правом воспользоваться бы желала, чтобы покинуть ваш сеанс.
— Сдаётся мне, — намеренно громко, не стесняясь, обращается Седрик к Гарри, — что нас держат за дураков.
— Есть много нюансов, — более дипломатично подхватывает Гарри, — которые вы, уважаемая Гагана, упустили.
— Например, вопрос оплаты, — киваешь ты.
— Вам нужен Алатырь-камень, — а теперь она уже не кажется «мисс сверхъестественностью». Ты отменяешь тень раздражения. Похоже, держать себя в руках Гагана вовсе не умеет. Интересно, а не репетировала ли она этот рассказ, чтобы произвести на вас впечатление? Ты бы не удивился! — Я ответила на большинство вопросов. Прочие же не должны вас волновать. Я поделю Алатырь на две части, как собиралась прежде. Его вес слишком велик, чтобы Рух смогла нас в Небо унести, а вы же камень желаете отдать в уплату богу.
Хлоп-хлоп-хлоп! Звонкие хлопки разрушают даже намёк на торжественную атмосферу встречи богини и людей. Вы синхронно оборачиваетесь и видите Элрика, рядом с которым стоит аплодирующая незнакомка. В ней нет ни капли «божественной сверхъестественности», особенно по сравнению с Гаганой, — но стоит встретиться с ней взглядом... Это богиня. Не Элис, а другая. Кто? Что за богиней может быть одетая в джинсовый костюм, пирсингованная, крашеная в ядовито-розовый — ни капли естественности! — дамочка?
— Приветики, — она даже машет вам рукой. — Ничего страшного, что я пожаловала на ваш праздник жизни? Хороший организатор — и сказки интересные, — смеётся она. — Ах, совсем забыла! Я — Лилит, а Лилит — это я. Я тут, чтоб подразвеять заблуждения, снять лапшу с ушей и внести деловое предложение. Ну и Элрику помочь — как я могла пройти мимо такого импозантного мужчины? Неудобно получилось, что вы тут обсуждаете судьбу Ковчега без него! Что скажешь, Элрик?
— Очень неудобно, — без тени улыбки кивает он. — Прошу прощения, Грэм, — без капли враждебности кивает он тебе. — Я недооценивал тебя. Надеюсь, ты понимаешь, что будет, если двое правом владеющих затеют бой?
— Не хотелось бы проверять, — честно отвечаешь ты.
— Вот и ладненько, — лёгкая, едва заметная насмешка витает в воздухе, и ты осознаёшь, что это и есть та самая «божественная атмосфера» Лилит. Не отрешённая возвышенность Гаганы, не вибрирующая, заставляющая любоваться своей чистотой ясность Януса — а насмешка, сводящая на нет саму идею божественности. Лилит. Богиня... чего? Страха? Иллюзий? Нет. Слово вертится у тебя на языке — и ускользает с лёгкою насмешкой. Лилит подмигивает тебе. — Ну что, девочки и мальчики, не хотите послушать, что случилось с сестрой Гаганы Гарафеной? Что-то мне подсказывает, что охранять камушек Гаа доверила не одной Гагане, а ещё — её сестре. Или, милочка, не хочешь ль рассказать, зачем тебе чистилище и рай, если очисткой душ от лишнего занимается творение Сирени? А может быть, ты хочешь сообщить, какое именно хотела б чудо? Собиралась впечатать его идею в Грэма, когда он согласье даст? Элрика не обманула — думаешь, Принц Времени — убогий простачок? О перемудрившая себя богиня! Тебе столькому ещё учиться в искусстве обмана встречного да поперечного!
— Я догадывался, что некоторые части проекта, якобы переданные посмертно моей дорогой бабушкой, — излишество и подделка, — внимательно смотрит Элрик в глаза своей... тётке, получается? — Но я был готов смириться с дополнениями, которые должны были дать тебе большую власть над новым Древом. Ты собиралась стать единой богиней, первой в новосозданных мирах. Я был не против, я молчал. Я знал, что здесь, в Ковчеге, я могу остановить тебя, если всё зайдёт слишком далеко. Остановить — и заменить. Я говорил с каждой из великих птиц, и ты не сохранила памяти об этих разговорах, — под взглядом Элрика Гагана ёрзает на камне и выглядит... возвышенно-испуганной? — Но то, что ты отключила часть защитных систем и рассчитывала ударить мне в спину, — это переходит все границы. Тебя прощает исключительно то, что ты отыскала в Элле Мэйдж так необходимую нам силу. Я закрою глаза на этот... инцидент. Ты всё ещё нужна Ковчегу наравне со мной — но давать тебе ту власть над Древом, о которой ты мечтаешь, я отказываюсь.
— Система из двух элементов — как табуретка на двух ножках, — хмыкает Лилит. — Ну так что, Элрик, Грэм, как насчёт сделки? Я уравновешу вашу систему и уравновешу новоявленную богиню пока что не взошедшего ростка. Она — богиня птиц. Я же...
— Богиня людей, — наконец, находишь ты слово.
— Ну, не совсем-совсем людей
* * *
*, — смеётся Лилит. — Вобрала то, что человечностью зовёте, собрала по кусочкам, сделала из них я элемент, — элемент того, чем не являюсь. Ну так что? Я буду третьей, Элрик, я покажу, где ошиблась эта птичка, людьми миры пытаясь воплотить, но их так плохо понимая. А ты мне — власть во Древе. Гагане я не нравлюсь — уравновесит меня, будет вечно против. Ну, согласен? Я давала тебе время поразмыслить!
