Параллельно с этим люди познают мир, познают его законы, чтобы улучшать, оптимизировать устройства и машины. И познают они его с помощью других машин. Каждую частицу, каждую систему, каждый срез мира человек стремится понять, стремится построить такие модели, которые помогали бы предсказывать его поведение. С другой стороны, те части мира, которые не могут быть предсказаны из-за особенностей моделирования, человек делает предсказуемыми. Погода. Здоровье. Растения и животные. Собственное общество.
Это две грани одного процесса, Седрик: изучение мира и создание машин. Этот процесс можно назвать офункционаливанием, или когнитивизацией мира. Рано или поздно мы понимаем, что весь мир подобен огромной машине, работающей согласно иерархически упорядоченным правилам, и начинаем подчинять эту машину своим потребностям. Рано или поздно банальные потребности наподобие выживания, вкусной пищи и положения в обществе, отпадают. Мы познаём как машины уже самих себя, свои тела, организмы, мозг и душу. Мы меняем себя, оптимизируем, делаем лучше. Мы меняем, оптимизируем и делаем лучше наше общество. Мы прогрессируем. Остаются только потребности высшего порядка — само познание и само упорядочивание мира, которые и привели нас к этому состоянию.
— А как же творчество? — вставляешь ты. Индустриал... описывает это так искренне и горячо, что ты невольно проникаешься. — И как же выброшенные на улицу работники, которых заменили машинами? — именно они и были рассадником «Красного света». — Ты расписываешь это как прекрасное и замечательное, но...
— Я знаю, — с ноткой грусти прерывает он тебя. — Я знаю, о чём ты. Никакое развитие не происходит без жертв. Но люди умирают всё равно. Даже когда люди побеждают старость, то продолжают умирать. Рано или поздно люди решают внутренние проблемы. Не всякой цивилизации везёт, Седрик. Многие падают жертвой своего рода естественного отбора. Кто-то взрывает себя в пламени термоядерной войны. Кто-то тихо умирает из-за бездумного истощения ресурсов. Кто-то попадает в ловушку виртуальных реальностей и прекращает всякое развитие, блуждая в красочных мечтах. Творчество? Творчество — это то же самое упорядочивание мира, но не с целью улучшения, а с целью познания. Творчество, искусство — это форма самопознания и, в конечном итоге, самоулучшения общества. Вульгарное творчество, впрочем, — он морщится, — лишь удовлетворяет потребности, которые отпадут на следующих этапах развития. Человеческий организм, нервно-гуморальная система — сложно организованная машина, движение которой регулируется множеством стимулов. Эту систему можно и нужно улучшать, что есть отдельный, во многом спорный вопрос. Сейчас важнее, чтобы ты понял основное направление моей мысли. Есть путь, путь самоулучшения и подчинения мира-машины и себя-машины, путь превращения в нечто большее и великое, путь, с которого легко сбиться, но по которому можно и пройти до конца.
Не каждая цивилизация, будь то человеческая или нечеловеческая, имеет принципиальную возможность пройти до конца. Нужна ресурсная база. Нужно много удачи, много совпадений благоприятных факторов. Наконец, сам мир, вселенная, в которой зародилась цивилизация, вставшая на путь возвышения, должна быть открыта, должна найтись хоть одна лакуна в физических законах — способ, с помощью которого можно выйти за пределы локальной физики, одной-единственной машины-мира, — или способ, которым эти пределы можно изменить. Во всей бесконечности мироздания нашлись цивилизации, которым повезло. Эти цивилизации изменили свою природу и природу своего мира. Они натолкнулись на следующий предел, о котором ты, как общающийся с иномагами, должен знать.
— Я не понимаю, — картина, которую обрисовывает Смотритель, выглядит слишком масштабной для тебя. Какое вообще отношение она имеет к твоему... изменению?
— Говорили ли иномаги с тобой о пределах познаваемости мира?
— Да, — теперь ты вспоминаешь. Грэм действительно говорил такое Гермионе и всем вам! — Что-то о том, что мир на самом деле непостижим? О рисунке и фоне и о том, что магглы, уверенные в предсказуемости мира, ошибаются, — ты стараешься вспомнить, но получается не очень.
— Неплохо, — улыбается индустриал. — Видишь ли, Седрик, существуют числа, которые нельзя вычислить, принципиально нельзя. Это ограничение самой моделируемости, конечной моделируемости мира. Есть вещи, которые нельзя описать. Помимо рисунка-мира, который мы отражаем в меньших рисунках-моделях, есть фон, безграничный фон, полный других рисунков, и не все эти рисунки могут быть описаны средствами других рисунков. Рано или поздно возвышающиеся цивилизации сталкиваются с подобными границами. И тогда они понимают, что для познания подобных вещей следует менять собственную природу и природу своего мира на новом уровне. Иномаги считают нас, индустриалов, стоящими на границе между принципиально непознаваемой Бездной и взаимно познаваемыми реальностями. Это не так. Мы спустились намного глубже.
Чтобы познать саму Бездну, познать непознаваемое, мы меняем собственные разумы и души, смещаем и трансформируем пространства и физические законы, в которых они функционируют. Мы смотрим на бесконечно сложные модели и изменяем наш разум таким образом, чтобы мочь их постигать. Там, в глубине, — он медлит. — Там, ниже, на уровнях, которые вне предела моего понимания, мы, группа сверхцивилизаций, продолжаем наше движение. Там сущность и форма меняется настолько быстро и настолько существенно, что мы с тобой просто не можем соприкоснуться с этим. Там наше желание упорядочивать и познавать реальности рождает порядки бесконечной, неописуемой сложности, и они являются лишь частицами постразумных, сверхразумных, надразумных существ и сущностей, в которые перерождаются идущие по нашему пути цивилизации.
Рано или поздно большинство цивилизаций нашего... скажем так, замкнутого по метапознанию среза мироздания приходят к похожим формам и обнаруживают друг друга там, внизу, вливаясь в нечто единое. Существа низшего порядка, подобные нам с тобой, могли бы назвать это нечто Богом, единым и непостижимым. Есть культы, которые, услышав мои слова, получив некоторые артефакты и технологии высоких и средних уровней постижения, начинают молиться богу-машине, Механу, Омниссии, WAN, Великому Вычислителю — тысячи имён, не затрагивающих сути! Глупость, конечно, но её можно понять, ведь этот Бог действительно существует: чтобы добраться до него, нужно повторить его воистину долгий путь.
Разумеется, после своего рождения, если это можно так описать, Механ обратил свой взор обратно, на реальности-рисунки, из которых начал своё движение. Само прикосновение Механа к ним могло бы стереть их, лопнуть, точно мыльные пузыри. Однако сущность наша — это механизм, и Механ создал механизмы-посредники, во много раз менее могущественные, нежели он сам, зато способные вмешиваться в ткань реальностей тонко, аккуратно. Мы называем это щупами.
Подобно тому как цивилизации, движущиеся к великому объединению в процессе познания и самоулучшения, стоят на разных уровнях, каждый щуп состоит из уровней, и нижние из них приближаются к Механу, а верхние лишь немногим отличаются по технологическому уровню, по возможностям и способностям, от знакомых тебе индустриальных цивилизаций. Сейчас мы находимся на верхнем уровне одного из щупов, уровне, существа которого могут полноценно общаться с обычными людьми и уровнем ниже. Именно отсюда мы, индустриалы, вмешиваемся в развитие листов наподобие твоего родного, цивилизаций, подобных твоей земной.
— Это... — не можешь найтись ты. — Это впечатляет. Я... Ты так и не сказал, что со мной сделал!
— Это технология уровней намного ниже, — отвечает Смотритель. — Я не могу объяснить сущность её работы, и теперь тебе должно быть понятно, почему. Её предназначение — это приближение разумного существа к форме существ средних уровней. Совершенствование. Иногда мы, индустриалы верхних уровней, видим в отдельных людях перспективу перерасти себя, влиться в вечное движение. Тогда мы используем подобные технологии. В данном случае я вынужден был использовать её, чтобы воскресить тебя. Ты изменишься, Седрик, но не жди, что станешь иным или сверхразумным. Путь индустриалов — путь познания и постижения, поэтому никакой инаковости в тебе не будет. Что касается могущества индустриалов средних уровней, то потребуются сознательные усилия, чтобы улучшить себя настолько сильно. Заряд дал тебе лишь потенциал, ресурсы, возможности для роста — эссенцию индустриалов, и не более того. Спроси, кто-то из твоих друзей должен знать термин «эссенция». Отныне ты волен измениться или остаться в некой полуформе.
— Что вообще мне эта... полуформа даёт? Кроме того, что не нужно дышать и я выгляжу как получеловек!
— Я достаточно говорил о возвышении через познание, чтобы ты понял, почему я не скажу многого, — он улыбается, как взрослый ребёнку, и это раздражает. — Важнее то, что она ничего не отнимает. Твоё тело полностью функционально, взаимосвязь и работа всех органов реконструирована. Разумеется, тебе придётся проверять, как будут действовать на тебя искривления ордополя, которые ты называешь «заклятьями» и «зельями». Действие большинства будет ослаблено, некоторые могут иметь искажённый эффект. Не тревожься о зельях против усталости и укрепляющих заклятьях. Поверь, в них ты нужды более не испытаешь. Из минусов: усиленный аппетит и разрушенная пассивная магия. Я заметил на твоей нервной системе и душе следы, характерные для волшебных клятв. Теперь они отсутствуют: помни, технически ты умер, а чары не работают после смерти. Возможно, в твоей голове будут всплывать новые знания, но это зависит от многих факторов. Если боишься этого, то минимизируй новую информацию, живи консервативно и традиционно. Полагаю, этого достаточно. Есть ли какие-нибудь вопросы?
— Мне надо всё обдумать, — вздыхаешь ты, вновь осознавая, что этот вздох — чисто эмоциональный. Тебе не надо дышать. Так непривычно, так... неправильно? — Что вообще с моими лёгкими? Ты сказал, что все органы восстановлены!
— Моя неточность, — спокойно признаёт индустриал. — Система первичного энергообеспечения организма была заменена для большей эффективности. Одна из первых, стандартная модификация. Кислород по-прежнему нужен тебе, но не в таких количествах, химический состав и движение крови регулируется новым органом. Боюсь, я не могу придумать ему названия, — улыбается он. — Мы используем коды для таких имплантов-заменителей, а тридцатизначный код ничего тебе не скажет. На месте лёгких и сердца установлена многофункциональная энергоячейка, совмещённая с химическим конвертором. Ожидаемое время работы системы до следующего техобслуживания — сто двадцать лет. За это время ты либо разберёшься с её механизмом и научишься обслуживать, либо вступишь в новый контакт с нами, либо умрёшь от независящих причин. Ожидаемое время жизни твоего тела — сто пятьдесят лет, и имей в виду, что магия, продлевающая жизнь и защищающая от старости, не будет работать на тебе правильно.
— Да тут бы до конца сеанса дожить, — снова вздыхаешь, будто пытаясь понять, что потерял. И никакого дискомфорта от того, что не нужно дышать, и от того, что у тебя в груди химико-энерго-штука. Стандартная, Моргана побери, модификация! А, к дементорам, главное — живой. — Спасибо, что спас меня, Смотритель.
— Это мой долг, — просто кивает он. — Довольно разговоров, Седрик. Мы прибыли наверх. Если поторопимся, то догоним твоих товарищей.
Вы действительно выезжаете на эскалаторе на поверхность. Наверно, вы пролетали где-то здесь на мётлах, но как же всё изменилось!
Если раньше над вами возвышался колоссальный потолок, будто бы вы находитесь в титанической стальной пещере, то теперь на вас с индустриалом приветливо поглядывает небо. Потолок попросту исчез. Как будто кто-то вырезал правильный цилиндр из Города! Все сотни подземных уровней — как на ладони. Вниз спадают водопадики воды, периодически падают какие-то обломки... Повсюду, насколько видит глаз, оплавленные куски механизмов, металла и бетона, а в воздухе мелькают золотистые пылинки, странным образом не мешающие обзору. И, наконец, в самом эпицентре до сих пор кружатся в хороводе белые молнии и вспышки. Как Бет вообще могла в этом уцелеть?
— Туда, — указывает Смотритель... на друзей! Отсюда они — просто маленькие, едва различимые фигурки неподалёку от эпицентра, но ты уверен, что это они! Кто ж ещё?
Индустриал идёт быстрым шагом, и ты едва сдерживаешься, чтобы не побежать. Друзья никуда не идут, лишь обновляют щиты от редких молний. Вскоре вас замечают, и ты машешь всем рукой.
— Седрик? Но как? Кто это с тобой? — восклицает Гарри, входя вам навстречу.
— Вы можете звать меня Смотритель, — легко кланяется твой спутник прежде, чем ты открываешь рот. — Я находился неподалёку во время вашего сражения с элементалем земли и спас вашего друга от смерти.
— Воскресил, — поправляешь ты. — Там нечего было спасать, — и продемонстрировал серебряные жилы на руках. — Я теперь... не совсем человек.
— Потом разберёмся, — Гарри встречается с тобой взглядом. — Ты как, Седрик?
— Живой, — на лицо сама собой наползает ухмылка. — И не против перекусить.
— Значит, в порядке, — кивает он тебе. — У нас проблема. Может быть, вы, Смотритель, знаете, как нам помочь?
Гарри отступает в сторону, и ты видишь, над чем склонились Гермиона и Денис — над Бет! Бет, призрачная Бет лежит на полу... и она бесцветная, снова чёрно-белая, как раньше в Хогвартсе! Кажется, она не дышит и вообще не двигается!
— Что с ней? — вырывается у тебя.
— Умирает, — коротко отвечает Денис, не поднимая глаз, водит рукой над Бет.
— Развоплощение, — уточняет Гермиона, не убирая палочку ото лба Миртл. Палочка слабо светится жёлтым. — Мы удерживаем Миртл от смерти, но не можем сидеть здесь вечно! Она просто растворится. Её душе не за что держаться.
— Любопытный феномен, — отстранённо замечает Смотритель, хмуря серебряный лоб.
— Это не феномен, а наша подруга, — отрезает Гарри. — Мы благодарны вам за спасение Седрика, но я прошу не выражаться так об Элизабет Миртл!
— Прошу прощения, — не похоже, чтобы индустриала задели слова Гарри. Его вообще что-нибудь может задеть? Полуробот... каким можешь стать и ты? — Я не так выразился. Мне жаль, что подобное произошло с Элизабет. Если бы вы дали себе немного времени, чтобы обследовать это место, то трагедии можно было бы избежать, — качает он головой. — У модулятора напряжённости реальности есть штатные средства экстренного отключения, которые легко найдёт любой человек, умеющий летать и дёргать за тумблеры.
— У нас не было времени, — резко отвечает Гарри. — А вас здесь не было, Смотритель.
— Я понимаю, — невозмутимо улыбается тот. — Транспортная инфраструктура этого уровня не была в порядке, и я не успел прибыть вовремя. Совпадение факторов привело к трагедии. Я никого не виню, уважаемый...
— Гарри Поттер. Мои друзья — Гермиона Грейнджер и Денис Гурьев.
