Боли не было. Оно не стремилось причинить боль. Оно вообще не было к тебе «враждебно» в том смысле, который вкладывают во вражду люди. Оно навраждовалось на эры вперёд. Оно холодно и расчётливо действовало в рамках некоей сделки. Ты видел тень человека в чёрном, стоящего перед запредельным существом, — и ты узнал его. Крис. Крис нанял его, чтобы убить всех слуг Хранящей, до которых оно дотянется.
— Что Крис тебе предложил? — крикнул ты сквозь рёв ветра. Оно несло тебя в другую часть Города. Небыстро. Оно было ограничено метафизикой Пространства Парадоксов. Оно продавливало законы и метазаконы, но Пространство Парадоксов имело слишком много якорей, и Игра — главный из них. Не будь Игры, оно бы в один миг поглотило и переварило не то что город и сеанс — как бы не всё Дальнее Кольцо со всеми сеансами! Несмотря на то, что Дальнее Кольцо, вообще-то, «почти бесконечное».
— Путь к Храму, — ответило оно, когда ты уже думал, что пленителю всё равно на глупые вопросы своей добычи.
— К какому Храму?
— Ты не знаешь ничего о Храме, — равнодушно «ответило» существо, сжимая тебя невидимыми... силами, наверное. — Бесполезен, — ты и сам понял, что «Храм» — это точно не Крак и не Храм Первотворения. Это нечто... сверхиное. Настолько иное, что ты не видел ни одну нить во всей паутине, что вела бы к загадочному Храму. Даже прапраобраз его, тень тени тени — и тот ускользал, исчезал, растворялся, как мираж.
— Куда ты меня несёшь?
— Ты открыл путь вовне, человечек, — ответствовало оно. — Мы ступим на него. Ты останешься, а я вернусь.
— Хочешь свести меня с ума? — понял его замысел.
— Приблизительно верно, человечек. Якорь, что в тебе, не даст сожрать мне твою душу. Твоё тело подчинено игровым законам, окончательно убить пассивного тебя нельзя. Ты убьёшь себя сам. Твой разум сам пожрёт себя. Смотри внимательно, человечек. Это последний твой взгляд на объяснимый мир.
— Звучишь как опереточный злодей, — а внутри всё сжалось и заледенело. Это не было угрозой. Оно знало, что некое место-состояние сведёт тебя с ума, быстро и окончательно, превратит в собственную тень, вечно блуждающую за пределами вселенных и миров. Оно уже делало так. Много раз. Иномаги сильней тебя, защищённые от прямых атак, великие волшебники, получившие некое подобие бессмертия, сама Моргана, посмевшая вызвать его для какой-то глупой (с точки зрения существа) сделки, даже перворождённые, даже чистые боги, пусть других листов, — от их душ остались лишь пожёванные огрызки. А теперь ты. Не самый слабый иномаг, неплохой волшебник, богоуровневый игрок — не чета другим бессмертным, погибшим от его «лап».
— Отчаяние, — одобрительный смешок. — Мне нравится отчаяние. Мне нравится, когда вы, глупцы из внутренних миров, страшитесь своей судьбы, зная, что её не избежать. Это приятно. Приятно, что ты сам видишь, как закончились пути других глупцов, мнящих себя бессмертными.
Ты вспомнил! Автор «О вечном и божественном» писал об этом существе! Оно убивало богов. Оно убивало нестареющих. Оно убивало всех, кто достиг хотя бы тени бессмертия, — если ему давали на то шанс. У него не было имени. «Убийца бессмертных», «проклятье вечных» — так называли это существо. Как будто бы ему нравилось разрушать могущество, бессмертие, власть любого, кто вскарабкается высоко... Не как будто. Теперь ты уверен, что это именно так. Оно наслаждалось твоим отчаянием, наслаждалось каждым мгновением понимания, что выхода нет, что ты в плену слишком... слишком запредельного, чтобы даже попытаться вырваться. По словам безымянного автора, это существо заставляет богов таиться и редко показываться на свет, и только самые могучие могут не скрываться, могут бросить ему вызов — и не проиграть. Получается, у тебя надежда только на Хранящую?
«Она не вмешается, — тут же разрушил её Инфуцор. — Осси тоже не имеет права. Алиса могла бы, но ещё вовне сеанса. Ивицер мог бы, но это создание скрылось от него, своего давнего противника. Остальных оно заберёт с собою. Некому тебя спасать».
«Что мне делать?» — хорошо хоть эта тварь может читать только чувства. Если ты не ошибся. Ошибиться было, на удивление, сложно. Оно имело слишком цельный, специально сфокусированный образ, чёткий, безумно могучий магистрал, сравнимый, должно быть, с Камнем Слизерина, и нить реальности, достойную, наверное, по прочности Элис. Оно не скрывалось, нет, оно бросало в лицо всем противникам свою суть, прошлое и силы. Настолько сильному — незачем скрываться, кроме как в засаде на юрких жертв.
«Ничего, — хмыкнул Фес-Ис. — Теперь от тебя уже ничего не зависит. У меня есть одна идея. Не знаю, сработает ли она. Всё смутно возле критической точки. Мы с Хранящей не ожидали такого врага. Крис умеет удивлять. Рыцарь Ярости и Пустоты... Опаснейшее сочетание для мстителя».
Вы пронеслись над знакомыми местами. Ты увидел друзей внизу. Как тебе вообще в голову пришло перемещать их именно сюда?
— Я заберу их позже, — молвило оно, заметив твоё внимание. — Если не уберутся куда подальше, маленькие мошки. Я заберу вас всех, всех в этом сеансе. Смертных раздавлю, бессмертных выброшу вовне».
Ты понадеялся, что у друзей хватит ума бежать из Города как можно быстрее. Возможно, Арадия сможет его сдержать? Денис должен был понять, с чем вы столкнулись! Может быть, вмешается Элис?
«Убийца бессмертных сокрыт силой Пустоты, подарком Криса, — ответил Инфуцор на твои мысли. — Элис не видит это существо. Повторю, некому тебя спасать».
«Ты слишком спокойный! Твой план катится в Бездну!» — огрызнулся ты.
«Похоже, ты не готов к конструктивному диалогу, — спокойно констатировал Фес-Ис. — Продолжай переносить вину с этой ситуации на меня, это очень взросло, Грэм».
«Извини, — выдохнул ты. Ты сейчас серьёзно просишь прощения у Инфуцора? — Я...»
«Я помолчу. Удачного... путешествия».
Размолотив крыши и стены, вы влетели прямо в разлом, и живые дыры разбежались с вашего пути, как маленькие рыбки от большой акулы. Не-звёзды не-светили прямо в не-глаза, и бесконечная тьма впилась в тело ледяными иглами. Лёд взорвался.
Кажется, ты кричал. Здесь не было воздуха или был не-воздух. Ты не слышал себя даже мысленно. Ты умер. Тебя разорвало на куски, обгоревшие от холода-не-холода куски. Какое-то время ты просто пребывал. Неведомо где и неведомо как. Потом к тебе вернулось чувство тела, целого, живого тела... и его снова разорвало на куски.
Полубытие сменялось короткими периодами возрождения и быстрой смерти. Ты сгорал в не-пламени. Тебя убивали ледяные иглы. Ты задыхался без воздуха. Невидимая сила буквально выжимала всю кровь. Истлевал, таял под не-лучами. Тебя выворачивало наизнанку, превращало в инфернала, сдавливало в точку, трансфигурировало в металл, растворяло в кислоте, стирало, точно ластиком, распинало между измерениями, разрезало на кусочки...
Это длилось и длилось. Каким-то чудом, не иначе как за счёт отдыха между смертями, ты сохранял рассудок. Сначала ты цеплялся за число смертей, а потом просто цеплялся за своё «я», а затем догадался прокручивать смерти силой Времени. Стало легче, но ненадолго. Полубытие, сумеречное, сумрачное, казалось меньшим злом только поначалу, пока в нём не начал таять уже разум — в месте-состоянии без теней, без оформленных мыслей, без раздражителей, без смертей — но и без жизни. Что-то в тебе умирало в нём, что-то исчезало, стиралось, прекращало быть...
На границе между жизнью и смертью ты отменил своё... воздействие. Вновь смерти сменялись полубытием. Чем дальше вы двигались, тем более одинаковыми становились смерти, пока не остался единственный исход: твоё тело таяло в агонии, растворялось в горячей, едкой тьме. Тьма пыталась добраться до души, но не могла. Пока что не могла?
Смерти прекратились внезапно. Оно окутало тебя некоей защитой, изолировало от окружающей не-среды.
— Сохранил разум, — теперь в его голосе слышалась нотка уважения. И насмешки: — Как думаешь, другие «игроки» будут такими же стойкими? Что милосерднее: сойти с ума заранее или утратить его здесь? Прощай.
Его присутствие пропало разом, как после аппарации. Ты ожидал очередной смерти — но не умер. Тьма, что сгустилась вокруг тебя, не была смертельной. Она... бурлила? Спустя мгновение ты осознал. Вернее, тебя заставили осознать. Точно хоровод видений там, во Внешнем Небе, сквозь тебя пронёсся хоровод образов. Бессмысленных, хаотичных, эмоциональных, как один! Ты не смог бы это описать. В этом не было ничего от привычной упорядоченной реальности, кроме каких-то намёков, которые интерпретировались разумом, достраивались до ярких, неоформленных отпечатков, точно вспышек в вечном мраке.
Поток видений-не-видений нарастал. Величайший восторг и наивысшее страдание сменяли друг друга, отчаяние чередовалось с надеждой, свет со тьмой, боль с наслаждением, верх с низом, смысл с бессмыслицей, жизнь со смертью, вечность с мгновением, огонь со льдом, прошлое с будущим, воображаемое с реальным, полнота с пустотой, цвет с бесцветностью, великое с малым, огромное с мельчайшим, «я» с «не-я», и это ускорялось, ускорялось, ускорялось... Невозможно было чувствовать тело, невозможно было думать, невозможно было просто быть! Смерч всего-и-сразу засосал твоё сознание и развеял по ветру.
Время не имело значения, как и пространство, как и вообще хоть что-то. Но внутри тебя остался огонёк неподвижности, что-то яркое, сияющее, стабильное, что-то, за что отчаянно уцепились останки тебя. Единственное бытие в шторме. Единственное, что могло тебя спасти, единственное, сосредоточившись на чём ты мог думать хотя бы одну собственную мысль. Но что это? Что это за спасательный круг?
«Это я, — ответил Инфуцор. — Моё присутствие неподвластно этому псевдохаосу».
«Спа... — с трудом подумал ты, — ...сибо».
«Ты же не думаешь, что это сохранит тебя? — иронично уточнил Фес-Ис. — Конечно, нет. Это даст тебе немного времени или того, что здесь заменяет время. Ты чувствуешь, как распадается память, как истирается твоя сущность? Якорь богоуровня не способен нивелировать подобное. В этом месте разрушится сама связь между тобой-как-высказыванием и тобой-как-зеркалом. На человеческом языке нет нужных слов. Твоё бытие не затронуто, твоя воля в полном порядке как таковая, но твоя истина, одна треть твоей души, — умрёт. То, что останется, не будет разумным на уровне концепции, идеи. Именно этот исход ждёт великих волшебников, заигравшихся со своей великой магией, именно так гибли чудотворцы, унося с собой на затворки Хаоса вырезы листа. Полагаю, именно чудотворцы подсказали Убийце бессмертных этот способ — один из множества возможных».
«Что... что делать?» — круговерть поглощала тебя, испаряла, и только голос Инфуцора был единственным маяком.
«Ничего, — рассмеялся Инфуцор. — Ничего не делать. Ты уже сделал всё, что мог. Слушай меня, Грэм. Слушай мой голос. Я расскажу тебе истории, которыми делилось со мной Море Имён. Слушай, сосредоточься на моём голосе, я поведаю о маленьких, но интересных тайнах, которые ты так любишь. Первая история случилась в пятнадцатом веке от рождения Христова, и в линии той реальности события пошли чуть-чуть не так, как в твоей родной...»
____________________________
*Слегка переиначенная цитата из «Моря имён» О. Онойко. Любопытно, что цитата была взята из недостижимой версии за пределами Леса. Может быть, Марк соприкоснулся с реальностью одного из читателей? Будет интересно исследовать эту связь после всего (прим. И.О. повествователя).
Return and awake
> Пожалуй, остановимся на точке зрения повествователя
— Я должен закрыть оборванный путь, — отрезал индустриал, вещающий из металлического кубика-носителя. — Если Денис прав, и это существо — Убийца бессмертных, то единственная реальная возможность справиться с ним — закрыть вовне. Обеспечьте мне доступ к терминалу.
— Нет, — просто сказал Гарри. — Мы позовём всех, и...
— И все погибнут, — вздохнул Денис. — Гарри, пойми, это не тот враг, которого можно «убить». С Убийцей пытались справиться ещё чистые боги — до того, как пришёл Инфуцор. Его пытались убить первые иномаги — не преуспели. Я слышал, какое-то из воплощений самих Принципов билось с ним — без толку. Его можно выбросить туда, откуда он приходит, но не убить.
— Если мы закроем путь, то как вернём Грэма и Фоукса? — возразила Гермиона.
— Я не знаю, — только и ответил Денис. — Но если не закроем, то умрём сами и подставим всех в сеансе.
— Эмоциональность ведёт к необдуманным поступкам и несвоевременным потерям, — заметил Смотритель, и капля смирения была в его голосе. — Если мы отрежем последнюю, транспортную связь, то этот уровень останется в реальности и дорога вовне закроется сама собой. Времени на аномалии у вас немного.
— Если мы не вернём Грэма, то проиграем всё равно! — воскликнула Гермиона. — Как ты не понимаешь!
— Эмоции... — начал было индустриал. — О!
«О!» — это был самый эмоциональный звук, который он только мог издать, реагируя на появление новых лиц.
Она появилась-проявилась будто бы неторопливо, протаяла лучиками утренних солнц местный мрак, и беснующиеся за волшебными и иноволшебными барьерами существа в страхе отпрянули от столь ненавистного им света. Она не светилась, но свет сопровождал её ярким и мягким вместе с тем ореолом. Здесь было холодно, но холод этот сменился лёгкой прохладой от одного её присутствия. Она улыбнулась, и чистота утренних небес была в этой улыбке, а ясность рассвета плескалась в её лучистых глазах. Она подала руку.
Он явился, и тьма уже не отступила, а с ужасом бежала от его улыбки. Улыбка его была первым, что видела вечная тьма, прежде чем начать долгое, упорное сражение без права на победу. Улыбка эта не разрушала отчаянье, но была вестницей предсветною надежды. Шелест первой листвы и тот замечательный миг, когда ещё зимнее солнце начинало греть кожу, сопровождал его явление. Весна явилась, держа Утро за руку, и царственная пара изгнала вроде бы мрак, заставила его сгуститься...
...и облечься в человеческий силуэт. Силуэт этот не был царственным, не был возвышенным, но был суровым и глубоким, и последние тени, дрожащие за барьером, бежали от старшего своего брата. Чёрный его плащ был плащом самой Пустоты, а бледное, но отнюдь не хрупкое лицо — ликом самой смерти. В глазах его плескалась чистота изначальных сил, формирующих сущее и не-сущее таким, какое оно есть, — плескалась наравне с пониманием Бездны, пониманием, которое не способны были разделить смертные, будь они хоть трижды иномагами.
— Привет! — улыбнулась Джу.
— Похоже, мы вовремя, — заметил Сайик.
— Смердит Пустотой, — хищно оскалился Морулис.
— Ого! — Джу не выдержала и появилась рядом с Морулисом, с искренним любопытством и даже восхищением его разглядывая. — Ты такой красивый!
