— Использовать символы, — не то себе, не то ему прошептал ты, — чтобы управлять символами.
— Кажется, маггловские программисты называют это «командами» и «функциями», — подмигнул Дамблдор.
— Так вот что Влада... — в голове закружился уже не вихрь, а целый смерч мыслей. — И вот как она... И магия... Магия — тоже? Я и не думал, что...
— Как говорят мудрые люди, — улыбнулся Альбус, — порой сначала стоит подумать, а потом уже делать. Интуиция возносила многих иномагов на вершину могущества, но лишь ум, лишь подлинное понимание возносит на вершину искусства, мастерства. Мастер — не тот, кто гениален, а тот, кто использует свою гениальность эффективно. Луна Лавгуд — гениальный иномаг. Как думаешь, зачем ей нужно было посещать уроки профессора Райса?
— Я понял, — благодарно кивнул ты. — Я попробую?
— Сначала думай, — качнул головой Дамблдор, — затем делай. Ты хочешь сейчас продолжить искать в смыслополе, используя любезно подсказанные мной «команды». Но какой ответ ты хочешь найти?
— Почему Перо... В смысле, зачем Маат нужно, чтобы я был здесь.
— Но разве ответ на этот вопрос не очевиден? Многие волшебники и иномаги так очарованы своей силой, что пытаются каждую проблему решить с помощью неё. Они привыкают полагаться на могущество, точно на одну большую инвалидную коляску, пусть даже умеющую летать и заказывать еду в службе доставки. И когда силы подводят их, когда их коляска ломается или не может сделать что-то нестандартное, то с удивлением обнаруживают, что сами-то ходить и разучились. Я не утверждаю, — поднял он руку прежде, чем ты возразил, — что использовать свои силы стоит только тогда, когда без них — никак. Совсем нет! Если не делать этого, то и силы улетучатся, как исчезнет умение управлять метлой, если исключительно ходить ногами. Как сказал бы профессор Райс, светлая ему память, в таких вещах нужно чувство меры. Твои силы понадобятся тебе позже, а ответ... Порой ответ — перед твоими глазами. Не забывай оглядываться по сторонам — экономит время, — и легонько рассмеялся.
По сторонам? То есть, ты должен как-то помочь... ну не Аргусу же и Ангеле? И уж точно не Дамблдору — это он помогает тебе! Значит — Тёмной Луне и Джинни с Томом. Но как? Ты заглянул в общий чат ДК и покрутил его вниз. Что с ними произошло? Ведь ДК же работает там? Ага, им нужно раздобыть что-то, что будет... для... Вау! Вот это да! Вот это — настоящая задача на поиск. Но — на будущее, а сейчас тебе нужно вытащить их из этого — поднял взгляд, всматриваясь в мрачную даже на фоне ночного неба громадину на горизонте — здания. Ты вчитался в то, что написала о ситуации Джинни.
Из небоскрёба выходят окна, но они чёрные изнутри. Конечно, и Джинни, и сама Тёмная Луна пробовали переворачивать что окна, что остальной небоскрёб в поисках выхода. Окна ни во что не превращались, похоже, их проекция была устойчива — просто чёрные проёмы. Небоскрёб виден отовсюду, но сам не принимает свет, а искажает, искривляет. Выходит, если протянуть руку в окно или другой проём, то рука окажется... сразу по всему Эстусу. Ты даже не скривился — никакой крови, разбросает по «атомам» и «элементарным частицам», из которых и состоит «материя» реальности. Но всё-таки связь есть: сами стены частично отражают свет, вот только стоит их разрушить — а сделать это можно только духовным оружием и с огромнейшим трудом! — как тоже становятся провалами во тьму.
Идей у тебя не было, да и не мудрено — Джинни с Луной и Томом уже вон сколько думают и пробуют, а всё зря. С другой стороны, у тебя было преимущество. Ноосфера Эстуса закрыта, но только от Бездны, не от ноосферы сеанса! То есть, была граница, но проницаемая. Проницаемая для символов. Весь сеанс был одним большим Символоворотом, без разрывов. Или ты просто не разглядел такой маленький разрыв как небоскрёб? Нужно проверить.
Снова переключаешься на иное зрение-не-зрение. Сразу же отстраняешься от Водоворота. Цепляешь символ, фокусируя через него восприятие:
— Ациус.
Вот же они! Ближе вытянутой руки, фактически всюду, вокруг тебя, внутри тебя, по всей планете! А что, если:
— Конфээ.
Распределённая проекция соединяется обратно, зато взамен распадается остальной Символоворот и ты тоже! Реальность окончательно растворяется, когда ты, распределённый по всей ноосфере Эстуса, приближаешься к небоскрёбу. С чего ты вообще взял, что для души имеет смысл «местоположение»? Только как якорь, но сейчас якорем будешь ты. Приближаешься к окну и машешь рукой Луне.
— Ха! — оборачивается она, клыкасто улыбаясь. Ты видишь её как перетекающие друг в друга множества символов, пульсирующие, мерцающие: реальный человек — но сотканный из многоцветного полотна. А ещё — маленький символоворот. Воронка куда-то вовне, сквозь которую задувает ветер Моря Вероятностей. Тебе кажется, что там, по ту сторону Тёмной Луны, существуют целые миры, сотворённые одним её существованием, касанием, и она там — Бог-Творец, в свою очередь находящийся вовне обозримого мироздания. Иллюзия это — или реальность? Ты не знаешь. Здесь иллюзия и реальность — порой неразличимы, как значение и означаемое, предмет и его имя-заменитель. — Смотри-ка, Джин-Джин, а мальчонка Марк — смышлёный малый!
— Марк? — удивлённо смотрит Джинни на тебя. Она похожа на Луну, но... меньше? Нет, меньше её воронка, а не она сама. Сама она — больше, намного больше. Зато Том — что-то среднее между девушками. — Как ты это сделал?
— Неважно, — отмахивается Тёмная Луна. — Важно, что ты можешь повторить то с нами! — и протягивает руку к оконному проёму. Том и Джинни внимательно наблюдают.
Ты подносишь руку и без препятствий протягиваешь её внутрь. Касаешься переплетения формы-проекции-проявления Луны. Тянешь к себе, уже не шепча волшебное слово, а повторяя то, что оно делает, посимвольно, буквально пропуская Луну насквозь, медленно, сначала руку, затем туловище, голову и ноги, — поворачивая её навстречу, по образцу себя.
— Ю-ху! — смеётся она, оказавшись с тобою рядом. Ты чувствуешь себя... нехорошо. Ещё двое. Справишься? — Не напрягайся так, Маркуша, добрая Луночка вытащит глупышек без тебя! Эй, чего стоите? Подходи, за руку берись! — и протягивает руку обратно за окно, причём в пути она дробится на целых восемь рук, оставаясь одной и той же вместе с тем.
Джинни и Том подходят. Темнушка бесцеремонно хватает их руками и рывком тащит к себе. Нет, не рывком, а рывком! Она делает то же самое, что и ты, но моментально, и инослово ей не нужно тоже. Как?
— Легко, — хмыкает на незаданный вопрос, и ты видишь её часть, читающую, упорядочивающую симвокружение вокруг. — Сжать в точку — повернуть одномоментно — разжать обратно, — задумчиво добавляет: — Изнутри так тоже можно было. В точку повернуть и через окно распределиться. Опасно, но возможно. Не догадалась.
— А я уж думал, ты всеведуща, — ухмыляется Том.
— Паренёк побольше меня провидит, — тыкает пальцем в тебя. — Ну-ка, Марк, Джин, Томчик, за руки берёмся! Свернёмся обратно, а то тельца-то наши того, небось, давно окоченели, заржавели без душонок!
Она обхватывает вас десятком щупальцерук, и символ её сознания един со всеми ними. Ты окончательно путаешься в происходящем, когда она выкрикивает:
— Конфээ!
Символы вращаются, края раздвигаются и сдвигаются, свет бьёт в глаза... свет костра, который ты видишь уже настоящими, реальными глазами. Хватаешь протянутую Дамблдором чашку уже не с чаем, а каким-то приторно-сладким зельем, пьёшь, наблюдая, как Тёмная Луна помогает Джинни и Тому прийти в себя. Вздыхаешь. Получилось! Не совсем уж ты и бесполезен. Но что же дальше?
— А найди, — хмыкает Луна. — Кто из нас искатель? Найди и доведи до цели, проводник. И где Хранящая таких находит? Ух завидую-завидую я ей!
> Будь Ханной Аббот
Колдун приносит непреложный обет — урезанную его версию, не требующую свидетеля. Тебе она не нравится, ненадёжно, но, во-первых, выбора нет, во-вторых, можно скрепить обет позже, после его принесения. Так и намереваешься сделать. А сейчас же... Сейчас ты извлекаешь из капчалога мантию благословенной Пустоты. Мойлин смотрит во все глаза, как она струится между твоими ладонями, послушная и непослушная одновременно. Протягиваешь ему руку. Рука об руку застываете вы перед запечатанной дверью, и ты взмахиваешь свободной рукой, направляя Мантию окутать вас, скрыть от мира... и мир от вас. Частично.
Ты не понимаешь, что именно делаешь, но мантия подсказывает, направляет твою волю — и себя через неё. В дар Морулиса было вложено... нет, не сознание, а — рефлексы? Тебе не нужно учиться пользоваться мантией. Ты уже умеешь. Потянув Мойлина за руку, струйкой Пустоты просачиваешься ты между нитей печати и разворачиваешься обратно. Это выглядит диковато по сравнению с тем, как делала раньше. Мантия — пропуск в высшую лигу: так умел, должно быть, Райс или Фло, может быть, Луна, но уж точно не ты. Даже Энтони с Кольцом не мог взять и просочиться! Но это было круто. Правда, ты уверена, что мантией попользоваться ещё придётся, сейчас — это пробный раз, просто чтобы пообвыкла. Настоящий — когда сделаешь что-то неправильное. Что имел в виду Морулис? Ты не знаешь, но уверена, что поймёшь, когда придёт час.
Энтони! Первое, что ты осознаёшь по ту сторону двери, смахнув мантию обратно в капчалог. Лежит в той же позе, что и ты, прикованный. Ты не иномаг разума, но чувствуешь, что с разумом у него не всё в порядке. Он не-здесь и, вместе с тем, в глубоком трансе. Его не лишали сознания — он сам его лишился. Что он сделал? Здесь не помешал бы иномаг времени. Ты вздыхаешь и бросаешь Мойлину:
— Освобождай его. Я свяжусь с нашими. Нас эвакуируют.
— Прямо отсюда? — хмыкает колдун, убирая оковы.
— Не наши проблемы, — давно хотела так сказать. — Но за этой вашей печатью мы в безопасности, не так ли?
— Более чем, — ухмыляется он. — Лично верховный колдун её и снимет, а ему сейчас не до нас.
— Экспекто Патронум, — с твоей палочки срывается серебряный барсук, и, не замечая печати, исчезает в стене. — Отправила сообщение, — пояснила заинтересовавшемуся Мойлину. — Можешь посмотреть Энтони своими методами? Из меня такой себе целитель.
— Я тоже не эксперт, — пожимает тот плечами. — Попробую, — и что-то инфоколдует.
...Ты в очередной раз вздыхаешь. Минута тянется за минутой. Мойлин всё колдует. Наконец, возвращается твой патронус с коротким и язвительным Краучевым:
— Пошли Патронуса по трём разным направлениям, чтобы мы узнали ваши координаты. Быстро!
— Старушка триангуляция? — хмыкает Мойлин, отвлекаясь от колдовства.
— И старичок Крауч, — усмехаешься в ответ. — Экспекто Патронум, Экспекто Патронум, Экспекто Патронум! Что с Энтони?
— В тонких материях не разбираюсь, — хмурится тот. — Тело полностью в порядке, как сказали бы медики, «аномальная мозговая активность» — и только. Его дух не здесь.
— Это я и сама поняла, — качаешь головой. — Ладно, нас эвакуируем, а там будем думать. У меня есть пара идей, что с этим можно сделать.
— Могу я чем-нибудь помочь? — он развеивает остатки инфоколдовства. Непонятно, вопрос этот — из вежливости или серьёзный?
— В иномагии — нет. Как считаешь, кто из ваших может украсть дух?
— Демон да мой учитель, — пожимает плечами Мойлин. — Может, кто-нибудь из моих соучеников, кому учитель открыл больше.
— И сколько вас?
— Не знаю, — улыбается Мойлин. — Учитель порой упоминал, что есть другие, — да и только.
— У учителя-то этого имя есть? — не выдерживаешь ты.
— Есть, — чуть шире улыбается Мойлин. — Он запретил его упоминать. Алфред, Алфред с Люоса. Люос — древнее название этой планеты.
— Как его найти? — продолжаешь расспрашивать ты. Стены этого... здания, наверное? В общем, стены трясёт, да так, что ты едва не падаешь.
— А никто не знает, — отводит глаза Мойлин. — Думаю, другие его ученики — тоже. Он нашёл меня в детстве и с тех пор находит сам. Учитель... Алфред — опасный и скрытный человек. О себе он ни одного лишнего словечка не скажет, а что скажет — ещё истолкуй попробуй! — вновь встречается с тобою взглядом. — Мне это не по душе. Мне с ним не по пути. Наелся недосказанностей и мнимых обещаний!
— Мой Энтони и сам рад недосказывать и лгать, — хмыкаешь ты. — Но он не главный. Не знаю, кто у нас главный. Кристо, наверное? Он тебе понравится, — а сама жалеешь про себя, что не стала брать с собой ноут с «ДК». Сейчас связалась бы со всеми и выяснила, что происходит, в подробностях.
— Посмотрим.
Стены вновь дрожат. Ты могла бы отправиться на разведку духом, но — нет. Опасно. Ты не знаешь, как ты-дух взаимодействуешь с этой инфомагией. А то придётся Мойлину нести уже два бесчувственных тела и объяснять, что «это не я, она сама», ага. Уж лучше подождёшь.
> Вновь вернёмся к моей точке зрения
Они прибыли внезапно. Для всех — даже для меня. Когда прибывает Дракон Судьбы, прибывает во всём своём могуществе — реальность дрожит под его крыльями. Ашен прибыл сравнительно аккуратно. Золотой молнией разорвал он на миг соткавшуюся на пути Элис, не убив, лишь развоплотив, не уделив той ни капли внимания. Но перед следующей фигурой он остановился. Фигурой в алом, скрывающей столько тайн, сколько не дано познать и мне. Хранящая Время замерла перед Ашеном и Верой, дезориентированной долгим полётом сквозь Пустоту.
— Ты ответственна за её гибель, — сказал Ашен, точно раздумывая, зажарить Киру сейчас или сначала помучить как следует.
— И да, и нет, — она откинула капюшон и встретилась взглядом с Драконом.
Я не знаю, что произошло между ними. Мне неведомо, что именно и каким именно способом «передала» Хранящая. Однако это явно было более чем исчерпывающее объяснение — и не только. Это было указание. Компас, сотканный из нитей Судьбы как элемента — из нитей реальностей, нереальных без якоря-объекта. Направление, изящным флёром вероятностей окружившее Ашена.
Тот мог бы сдуть его одним взмахом крыльев — но не стал. Вместо этого Дракон Ауте развернулся обратно, в Дальнее Кольцо. Медленно даже по сравнению с прибытием улетел Ашен, оставив Веру приходить в себя. Следуя божественному компасу, миновал он Дальнее Кольцо, походя сжигая страхоужасов. Пространство и время разорвал Ашен в точно рассчитанном месте, и иная, нежели Дальнее Кольцо, Пустота простёрлась перед ним.
Рассыпая новосозданные вселенные, Дракон оставил ту Пустоту, а после ещё несколько за хвостом. Там, в нереальной круговерти, вне Леса, но ещё под светом Солнца, подхватил он тело девочки в жёлтой пижаме спящих Проспита. Следуя божественному компасу и ветрам запределья, миновал Ашен и это не-место. Тёплые, светлые струи коснулись его крыл лишь на мгновение: Ашен ворвался в пространство Потока, выпустил свою ношу и был таков.
В этот момент агент-наблюдатель Араао-Ил зафиксировал пробой ткани реальности. Сообщение об этом моментально было подхвачено Арбитром, чьё существование распределено по всей Системе, в каждом из агентов его функции. В каком-то смысле Арбитр и является совокупностью агентов-арбитров, — но в то же время сущностью высшего порядка. Крайне редко соборные архонты — а таковыми являются почти все — отрицают свою соборность, множественность и распределённость, но собираются в единое, проявленное целое. И сейчас был именно такой момент. Не потому, что Арбитр хотел, но потому что был должен. А ещё — его попросили. И с этим просителем я бы хотел встретиться вживую.
