— А можно я?
Не нужно было подтверждений. Не нужно было читать лица лучерождённых в этом месте, чтобы чуять их согласие. Он провёл анализ, выполнил расчёт и выработал оптимальный алгоритм. Отбросил его, точно Джулия недавно своё тело, и повторил, с упором на надёжность. Ни Джулия, ни Сайик не могли понять, что делает он точно, но будь я рядом, то объяснил бы им, что он — поёт. Он поёт голосом Шамана Тени, уговаривая первичные аспекты изменить свою форму, а вторичные — сохранить баланс. Песня эта была долгой, и много дней прошло, прежде чем закончил он. Зеркало Тени окутало душу Грэма щупальцами ночи, а когда рассеялись они, то упал он наземь, воплощённый, исцелённый, бессознательный пока.
Джулия вскинула амулет Ивицера, заставив его изумрудными уже не лучами, а пламенем выстрелить во все стороны, а затем — капчалогировала. Порядок не помог бы покинуть это место быстро. Но хаос, чудо — да. Подхватила она Грэма, окутывая исцеляющей прохладой, взялась за руку Сайика, а Сайик взялся одной рукой за лапу Фоукса — другой же Конфи подхватив. Зелёный огонь уж гас, и спустя секунду хаос захлестнул бы с головой, но этой секунды хватило, чтобы Фоукс во вспышке чудесного огня исчез, отправился к своей хозяйке — не один.
> Будь Марком Творцевым
Символы кружатся вокруг тебя, сплетаясь в смыслы и расплетаясь обратно, в зависимости от направления движения — что кружения, что твоего взгляда. Ты старательно удерживаешь себя в центре, не позволяя сознанию-взгляду утонуть в многоцветных переливах Водоворота Имён. Исключаешь из восприятия локальные пертурбации, сосредотачиваясь на согласовании контекстов в большом масштабе. Это на удивление сложно сделать — несмотря на все знания, весь огромный контекст, который передала тебе Хранящая во время вашего единственного разговора, ты всё ещё путался в чуждых тебе, выросшем на Побережье, вещах реальности. Работать со смыслами с такой перспективы, опираясь не на Великого Светлого, не на саму... наверное, нереальность, а находясь в жёсткой, материалистичной точке зрения, — очень тяжело. Ты точно выполнял в уме десятки математических упражнений Влады и одновременно медитировал у Моря под надзором дяди Стига!
Постепенно что-то сдвинулось. Перевернулось. Ты ощутил... новую степень свободы? Ты мог... отдалять, наверное? И соединять? Вихри имён со скрипом (твоего мозга!) соединились в пульсирующие символы, и ты смог рассмотреть завершённость сеанса. Ты не понимал её. Но тебе и не нужно! Нужно просто отфильтровать по Маат, а затем отцентрировать по тебе и сместить масштаб обратно, вниз. Несколько раз ты сбивался, но потом всё же смог. Направление... нет, не воли. Направление предопределения в отношении тебя через Перо ты ощущал. Теперь осталось расшифровать: зачем?
— А? — несколько символов сплелись воедино и коснулись твоего сознания с незамечаемой ранее стороны. Ты попытался понять, что произошло... Э... Правда? Ты воспринял реальное событие как флуктуацию Водоворота? Рывком вернулся в реальность. — Альбус?
После кружения и смыслопереливов «другого зрения», реальность казалась на удивление устойчивой и настоящей. А ещё в реальности кружилась и болела голова! Всё тело затекло, а ещё тебя колотило от холода. Дамблдор коснулся твоего лба палочкой. По телу разошёлся приятный жар, и ты с удивлением осознал, что костёр погас: под ногами — натуральный иней! Об инее ты тоже до встречи с Хранящей не знал и не переставал радоваться, что она буквально впихнула в тебя знания о реальности. Взмахом палочки волшебник заставил пропасть иней, следующим — разжёг костёр.
— Ты слишком увлекаешься, Марк, — пожурил он. — Иномагия опасна, безумно опасна даже в этом сеансе, даже здесь, где запредельное надёжно заперто усилиями Фло. Нет, — он поднял палец. — То, что делал там, на Побережье, не было иномагией, но ты сам был — иным, пусть не иномагом. То, что ты делаешь здесь — иномагия, и иномагия в высшем её проявлении. Пожалуй... — миг задумчивости, — ты работаешь со сферами разума и отражений, соединяя их в псевдосферу смыслов. Подумай, в чём ты ошибаешься. Нет! Не заглядывай за грань — подумай сам.
— Ну-у-у... — это было неожиданно трудно — отказаться от ощущения себя именем, кружением символов в кружении других символов. Удивительно сложно — просто думать. — Я... Это всё... Не подумал о последствиях?
— Ты не мог знать об этом, — остановил тебя Альбус. — Ты даже не задумывался, что, после Побережья и Ключа, ты — иномаг. Подумай о том, что ты делал там, с изнанки.
— Вы видели? — неужели Дамблдор может так же, как ты?
— И да, и нет, — улыбнулся тот. — Я видел, как ты делал, но не видел, что. Ты работал со смыслами на мастерском уровне. С одним важным нюансом. Не торопись, не напрягайся. Предлагаю перекусить: горячий чай со сладостями — как раз то, что нужно усталому мозгу.
Это действительно помогло — булочки, должно быть, с Хогвартса недавно, оказались просто потрясающими! Как и горьковатый, зато освежающий, наполняющий новыми силами чай. Ты покосился на тела Джинни, Тёмной Луны и Тома, бесчувственных, медленно дышащих... Ангела периодически оглядывала их, и порой с её рук вырывалось небесно-голубое сияние, окутывающее одного из иномагов. Аргус перебрасывался с ней короткими тихими репликами — и всё снова смолкало. Только треск костра и далёкий плеск волн...
— Я слишком много делал сам? — предположил ты. — Поэтому так сильно и устал.
— Обыкновенно иномаги, решаясь на серьёзные манипуляции инореальным, используют хорошо изученные, рефлекторные навыки — или навыки-символы, ритуалы, резонирующие с ноосферой, — неторопливо рассказывал тебе Альбус. — Популярны короткие слова, своего рода фокусаторы усилий. «Верум» помогает ухватить сущность предмета или убедиться, что её нет. «Ациус» находит и «высвечивает» цель, а если её нет — может создать её не-вещь — эквивалент. «Контраэрс» обращает вещи противоположной стороной. «Инкарнус» меняет твой взгляд, твою проекцию на вещи. «Трансинсаэпис» меняет проекцию самих вещей на тебя. «Вертэи» вращает проекцию — себя или вещи. «Атао» рассеивает проекцию, а «конфээ» — фокусирует воедино. Не все эти слова — азы, не все они — просты в применении, но все — упрощают работу иномага, снимают напряжение с его сознания и духа. Это не заклинания в традиционном смысле, сущность которых — самоуточняющиеся вопросы, а своего рода... — он встретился с тобой взглядом, — символы.
— Использовать символы, — не то себе, не то ему прошептал ты, — чтобы управлять символами.
— Кажется, маггловские программисты называют это «командами» и «функциями», — подмигнул Дамблдор.
— Так вот что Влада... — в голове закружился уже не вихрь, а целый смерч мыслей. — И вот как она... И магия... Магия — тоже? Я и не думал, что...
— Как говорят мудрые люди, — улыбнулся Альбус, — порой сначала стоит подумать, а потом уже делать. Интуиция возносила многих иномагов на вершину могущества, но лишь ум, лишь подлинное понимание возносит на вершину искусства, мастерства. Мастер — не тот, кто гениален, а тот, кто использует свою гениальность эффективно. Луна Лавгуд — гениальный иномаг. Как думаешь, зачем ей нужно было посещать уроки профессора Райса?
— Я понял, — благодарно кивнул ты. — Я попробую?
— Сначала думай, — качнул головой Дамблдор, — затем делай. Ты хочешь сейчас продолжить искать в смыслополе, используя любезно подсказанные мной «команды». Но какой ответ ты хочешь найти?
— Почему Перо... В смысле, зачем Маат нужно, чтобы я был здесь.
— Но разве ответ на этот вопрос не очевиден? Многие волшебники и иномаги так очарованы своей силой, что пытаются каждую проблему решить с помощью неё. Они привыкают полагаться на могущество, точно на одну большую инвалидную коляску, пусть даже умеющую летать и заказывать еду в службе доставки. И когда силы подводят их, когда их коляска ломается или не может сделать что-то нестандартное, то с удивлением обнаруживают, что сами-то ходить и разучились. Я не утверждаю, — поднял он руку прежде, чем ты возразил, — что использовать свои силы стоит только тогда, когда без них — никак. Совсем нет! Если не делать этого, то и силы улетучатся, как исчезнет умение управлять метлой, если исключительно ходить ногами. Как сказал бы профессор Райс, светлая ему память, в таких вещах нужно чувство меры. Твои силы понадобятся тебе позже, а ответ... Порой ответ — перед твоими глазами. Не забывай оглядываться по сторонам — экономит время, — и легонько рассмеялся.
По сторонам? То есть, ты должен как-то помочь... ну не Аргусу же и Ангеле? И уж точно не Дамблдору — это он помогает тебе! Значит — Тёмной Луне и Джинни с Томом. Но как? Ты заглянул в общий чат ДК и покрутил его вниз. Что с ними произошло? Ведь ДК же работает там? Ага, им нужно раздобыть что-то, что будет... для... Вау! Вот это да! Вот это — настоящая задача на поиск. Но — на будущее, а сейчас тебе нужно вытащить их из этого — поднял взгляд, всматриваясь в мрачную даже на фоне ночного неба громадину на горизонте — здания. Ты вчитался в то, что написала о ситуации Джинни.
Из небоскрёба выходят окна, но они чёрные изнутри. Конечно, и Джинни, и сама Тёмная Луна пробовали переворачивать что окна, что остальной небоскрёб в поисках выхода. Окна ни во что не превращались, похоже, их проекция была устойчива — просто чёрные проёмы. Небоскрёб виден отовсюду, но сам не принимает свет, а искажает, искривляет. Выходит, если протянуть руку в окно или другой проём, то рука окажется... сразу по всему Эстусу. Ты даже не скривился — никакой крови, разбросает по «атомам» и «элементарным частицам», из которых и состоит «материя» реальности. Но всё-таки связь есть: сами стены частично отражают свет, вот только стоит их разрушить — а сделать это можно только духовным оружием и с огромнейшим трудом! — как тоже становятся провалами во тьму.
Идей у тебя не было, да и не мудрено — Джинни с Луной и Томом уже вон сколько думают и пробуют, а всё зря. С другой стороны, у тебя было преимущество. Ноосфера Эстуса закрыта, но только от Бездны, не от ноосферы сеанса! То есть, была граница, но проницаемая. Проницаемая для символов. Весь сеанс был одним большим Символоворотом, без разрывов. Или ты просто не разглядел такой маленький разрыв как небоскрёб? Нужно проверить.
Снова переключаешься на иное зрение-не-зрение. Сразу же отстраняешься от Водоворота. Цепляешь символ, фокусируя через него восприятие:
— Ациус.
Вот же они! Ближе вытянутой руки, фактически всюду, вокруг тебя, внутри тебя, по всей планете! А что, если:
— Конфээ.
Распределённая проекция соединяется обратно, зато взамен распадается остальной Символоворот и ты тоже! Реальность окончательно растворяется, когда ты, распределённый по всей ноосфере Эстуса, приближаешься к небоскрёбу. С чего ты вообще взял, что для души имеет смысл «местоположение»? Только как якорь, но сейчас якорем будешь ты. Приближаешься к окну и машешь рукой Луне.
— Ха! — оборачивается она, клыкасто улыбаясь. Ты видишь её как перетекающие друг в друга множества символов, пульсирующие, мерцающие: реальный человек — но сотканный из многоцветного полотна. А ещё — маленький символоворот. Воронка куда-то вовне, сквозь которую задувает ветер Моря Вероятностей. Тебе кажется, что там, по ту сторону Тёмной Луны, существуют целые миры, сотворённые одним её существованием, касанием, и она там — Бог-Творец, в свою очередь находящийся вовне обозримого мироздания. Иллюзия это — или реальность? Ты не знаешь. Здесь иллюзия и реальность — порой неразличимы, как значение и означаемое, предмет и его имя-заменитель. — Смотри-ка, Джин-Джин, а мальчонка Марк — смышлёный малый!
— Марк? — удивлённо смотрит Джинни на тебя. Она похожа на Луну, но... меньше? Нет, меньше её воронка, а не она сама. Сама она — больше, намного больше. Зато Том — что-то среднее между девушками. — Как ты это сделал?
— Неважно, — отмахивается Тёмная Луна. — Важно, что ты можешь повторить то с нами! — и протягивает руку к оконному проёму. Том и Джинни внимательно наблюдают.
Ты подносишь руку и без препятствий протягиваешь её внутрь. Касаешься переплетения формы-проекции-проявления Луны. Тянешь к себе, уже не шепча волшебное слово, а повторяя то, что оно делает, посимвольно, буквально пропуская Луну насквозь, медленно, сначала руку, затем туловище, голову и ноги, — поворачивая её навстречу, по образцу себя.
— Ю-ху! — смеётся она, оказавшись с тобою рядом. Ты чувствуешь себя... нехорошо. Ещё двое. Справишься? — Не напрягайся так, Маркуша, добрая Луночка вытащит глупышек без тебя! Эй, чего стоите? Подходи, за руку берись! — и протягивает руку обратно за окно, причём в пути она дробится на целых восемь рук, оставаясь одной и той же вместе с тем.
Джинни и Том подходят. Темнушка бесцеремонно хватает их руками и рывком тащит к себе. Нет, не рывком, а рывком! Она делает то же самое, что и ты, но моментально, и инослово ей не нужно тоже. Как?
— Легко, — хмыкает на незаданный вопрос, и ты видишь её часть, читающую, упорядочивающую симвокружение вокруг. — Сжать в точку — повернуть одномоментно — разжать обратно, — задумчиво добавляет: — Изнутри так тоже можно было. В точку повернуть и через окно распределиться. Опасно, но возможно. Не догадалась.
— А я уж думал, ты всеведуща, — ухмыляется Том.
— Паренёк побольше меня провидит, — тыкает пальцем в тебя. — Ну-ка, Марк, Джин, Томчик, за руки берёмся! Свернёмся обратно, а то тельца-то наши того, небось, давно окоченели, заржавели без душонок!
Она обхватывает вас десятком щупальцерук, и символ её сознания един со всеми ними. Ты окончательно путаешься в происходящем, когда она выкрикивает:
— Конфээ!
Символы вращаются, края раздвигаются и сдвигаются, свет бьёт в глаза... свет костра, который ты видишь уже настоящими, реальными глазами. Хватаешь протянутую Дамблдором чашку уже не с чаем, а каким-то приторно-сладким зельем, пьёшь, наблюдая, как Тёмная Луна помогает Джинни и Тому прийти в себя. Вздыхаешь. Получилось! Не совсем уж ты и бесполезен. Но что же дальше?
— А найди, — хмыкает Луна. — Кто из нас искатель? Найди и доведи до цели, проводник. И где Хранящая таких находит? Ух завидую-завидую я ей!
> Будь Ханной Аббот
Колдун приносит непреложный обет — урезанную его версию, не требующую свидетеля. Тебе она не нравится, ненадёжно, но, во-первых, выбора нет, во-вторых, можно скрепить обет позже, после его принесения. Так и намереваешься сделать. А сейчас же... Сейчас ты извлекаешь из капчалога мантию благословенной Пустоты. Мойлин смотрит во все глаза, как она струится между твоими ладонями, послушная и непослушная одновременно. Протягиваешь ему руку. Рука об руку застываете вы перед запечатанной дверью, и ты взмахиваешь свободной рукой, направляя Мантию окутать вас, скрыть от мира... и мир от вас. Частично.
Ты не понимаешь, что именно делаешь, но мантия подсказывает, направляет твою волю — и себя через неё. В дар Морулиса было вложено... нет, не сознание, а — рефлексы? Тебе не нужно учиться пользоваться мантией. Ты уже умеешь. Потянув Мойлина за руку, струйкой Пустоты просачиваешься ты между нитей печати и разворачиваешься обратно. Это выглядит диковато по сравнению с тем, как делала раньше. Мантия — пропуск в высшую лигу: так умел, должно быть, Райс или Фло, может быть, Луна, но уж точно не ты. Даже Энтони с Кольцом не мог взять и просочиться! Но это было круто. Правда, ты уверена, что мантией попользоваться ещё придётся, сейчас — это пробный раз, просто чтобы пообвыкла. Настоящий — когда сделаешь что-то неправильное. Что имел в виду Морулис? Ты не знаешь, но уверена, что поймёшь, когда придёт час.
