Неожиданно Гвен осознала, что они которую уже минуту идут по заснеженному лесу, и недавний снег серебрился от солнечных лучей, подмигивающих меж деревьев. В следующий миг лучи солнца сменились тусклыми, загадочными лучиками луны и звёзд, а холод начал пощипывать лицо. Всякий ветер, всякие звуки смолкли. Зимняя тишина окутывала их, поглотив скрип снега и звук дыхания, оставив только сердца стук. Странным образом Гвен слышала сердце своей спутницы, хозяйки Авалона, — медленное, могучее, могущественное биение, которому повиновался и весь... остров? Только зимняя ночь и стук двух сердец: большого Морганы и меньшего Гвен.
Луна скрылась за облаками, а следом за ней скрылся и зимний лес, оставив их идти по... камню? По камню — в кромешной тьме. Гвен не выдержала, шёпотом спросила:
— Куда мы идём? Почему всё меняется?
— Я никуда не иду, — тихо рассмеялась Моргана. — Бессмысленно идёшь за мной — лишь ты. Я — пребываю.
— Что ты имеешь в виду? — она загадочная, какими и должны быть настоящие фейри! Но несмотря на встречу мечты, Гвен чувствовала себя не очень комфортно. Как будто Моргана всё это время как-то испытывала её или что-то в ней изучала перед тем как... что? Она же не будет с ней сражаться! Это глупо — сражаться с феей Морганой! Она героиня, а не святотатица какая!
— Ты ничего не знаешь о природе фейри, — молвила Моргана. — Позволь мне просветить тебя. Слушай внимательно, Гвен, ведь частицу той природы имеют и феи, кои выбрали тебя своею Королевой. Они ближе к людям, чем фейри Старшие, а такие, как я, Древние, — мы от людей отличны в корне. Внуки Великого Солнца, вторые из смертных, плоды любви лучерождённых — таково наше происхождение. Когда вы, люди, ещё не существовали, когда лист иномагов был живым переплетеньем воль богов, когда первые из смертных даровали имена мирам — родились мы. Разбойник Света дал столь много ответов, помог осмыслить их, но природа лучерождённых — вне круга его понятий, пусть и думает, наивный, что хорошо её постиг. Принц Пустоты понял больше, — она подняла взгляд, и я кивнул им, точно рассчитанным касанием предельной воли передав Гвен понятие о повествователе. Ей понадобилось ровно ноль секунд, чтобы усвоить переданное: в конце концов, для её мировоззрения нет ничего более естественного, чем быть частью истории, персонажем в ней.
— Осси? — спросила она, чтобы просто узнать, слышу ли я её.
> Я слышу.
— Извини, — выдохнула она. — Это моя ошибка.
Моргана с интересом оглянулась на меня, нащупав то не-место, откуда я повествовал. Понимает ли она, что такое предельная воля? Только то, что увидела в разуме Гвен, а Гвен то передал Кристо, сам предельной воли — не обладатель. Но она догадывалась, какими могут быть масштабы и глубины. И не будет лезть ко мне без явной на то причины.
> Это было закономерно, Гвен. Я ни в чём тебя не виню, Хранящую и Элис — тоже. Мой и Алисы взгляды похожи на точку зрения Хранящей Время. Метавременное равновесие предопределило наши пути такими, какими они сложились. Я лишь добавлю, как Принц Пустоты, что в том твоём поступке был смысл, который раскрывается именно сейчас. Именно тот выбор привёл тебя сюда, разговаривать с Морганой, Королевой Фей, в качестве другой Королевы Фей, а не безусловного противника. Постарайся не умереть бессмысленно — и мы в расчёте.
— Даю слово, — торжественно кивнула Гвен. Я, тем временем, разглядывал Моргану на том же уровне, на котором она хотела, но не могла пока найти меня. Я мыслеподмигнул ей. Она вернула фокус внимания на Гвен, не испытывая ни капли раздраженья:
— Я знаю, что ты читала книгу об иномагии.
— Знаешь? Откуда? — искренне удивилась Гвен.
— Тебя не удивило, что я знаю твоё имя, — улыбнулась Моргана, отпустив руку Рыцаря.
Посветлело: теперь они находились на вершине одинокой горы, и солнце первыми лучами будто бы силилось дотянуться до них, просочиться сквозь причудливые извивы камня. Место это напоминало не то грубый алтарь, десятками лет вытачиваемый первобытным племенем в толще горной породы, не то странную природную аномалию. Свет проскальзывал через выточенные отверстия в каменной ограде, венчающей вершину горы, причудливо бликовал и пересекался чёткими линиями, отражаясь от полированных не то чьими-то руками, не то дождём и ветром стен. Откуда-то снизу доносился стрёкот птиц. Здесь было прохладно: эта прохлада напоминала прохладу Джу, целительно-волшебную.
— Фейри положено знать такие вещи, — пожала плечами Гвен.
— Нелюбопытная — это плохо, — и тут же опровергла себя. — И хорошо. Многие из нас ценят любопытство. Я ценю. Другие — презирают и отвергают. Я была и такой. Ты читала книгу по иномагии и знаешь то старое, примитивное и совершенно верное деление иных вещей на три части.
— Сущность, форма и якорь? — не сразу сориентировалась Гвен. Ей повезло и не повезло, что её разум сейчас, после воздействия сначала Сильфа Света, а затем Разбойника Света, был кристально ясен, память — как на ладони перед ней самой... или пред такими, как Моргана. — Но Тёмная Луна... — вспомнила она и другое знание.
— Девочка любит усложнять и упрощать ей неудобное, — порыв ледяного ветра встрепенул седые волосы Морганы, и жёлто-зелёные её глаза, напоминающие кошачьи, обратились голубыми льдинками. — Она права и не права. Точки зрения... — горько рассмеялась чему-то своему. — У людей, предпоследних из всех смертных, якорь — тело, разум — форма, душа же — суть. Наша суть — такая же душа, но якорь — разум наш, а форма — тело. Понимаешь? — улыбнулась. — Нет. Нельзя понять, покуда не узришь. Но как узреть: ведь якорь мой нереален для тебя, как разум прочих смертных, а твоя форма — странно-неизменное виденье для меня?
— Не понимаю, — призналась Гвен, честно прилагающая все силы, чтобы осознать. — Если твоя... твой якорь — это разум, то он не меняется?
— Твой якорь — тело, но разве не меняется оно? — пожала плечами Моргана. — Ты думаешь сейчас, зачем я объясняю. Пытаешься понять, враг я или друг. Ты очарована, но чувство долга заставляет думать отрешённо. Я вижу это, Гвен. Мне не нужно «читать мысли», ведь я — это мысль, — усмехнулась чему-то своему. — Я родилась в ноосфере, как ты родилась в материальном мире. Когда ты училась думать, развивала сознанье и язык, я училась быть, развивала умение воплощаться и «говорить» с миром на языке воплощений. Это, — она подняла руку, плавно, естественно превращая её в нечеловеческую, точно из гладкой чёрной кости, заканчивающуюся острыми длинными когтями. Гвен могла поклясться, что этими когтями можно было резать камень как бумагу! — так же просто для меня, как тебе — вообразить что-нибудь в уме. Ты спрашиваешь, почему я рассказываю тебе это? Какова моя цель? — но Гвен не спрашивала, а только думала про себя! — У каждого иномага есть своё проклятье, девочка. Моё — одиночество.
Всё исчезло. Чудесный Авалон растворился в воздухе, оставив после себя только чувство бесконечного падения — невесомость! Исчезла Моргана. Только Гвен, едва светящийся посох и бесконечное падение сквозь мрак.
— Я уже убила их, — задумчиво молвила Моргана прямо ей в голову, и слова эти отзывались глухим звоном в ушах. — Все эти команды, всех этих героев, на которых ты ровнялась. Я убила тебя. Я вернула вас обратно. Повторила столько раз, сколько пожелалось. В Авалоне время — моя цепная собачка. Лишь одной я не коснулась — Эллы. Её защитил тот, кому время — не ручной зверёк, но руки, мысли и аватара, точно тело — мне. Эллу слишком легко убить, а я не тороплюсь с окончательными поступками, милая Гвен. Мне некуда торопиться. У нас впереди — вечность. Я одинока, и, надеюсь, ты сможешь развеять моё одиночество, пусть и ненадолго.
Она звонко, болезненно-дребезжаще рассмеялась, и Авалон вернулся обратно вместе с беззаботной девочкой Морганой.
— Прогуляемся? — как ни в чём не бывало улыбнулась она, и тиски ледяного страха сжали нутро. Одно слово продолжало отдаваться и отдаваться внутри. Вечность. Она слишком хорошо знала, что такое вечность! Полузабытое ощущение, когда само время остановилось, и... — Ах, не волнуйся! Всё будет хорошо, моя милая Королева. У тебя будет столько времени прийти в себя, сколько пожелаешь. Вечность, — и рассмеялась Гвен в лицо, искренне, по-доброму... будто не замечая сковавший её ужас.
> Переключим повествование на часть, захватившую Гарри, Грэма и Гермиону
Когда мир сошёл с ума? Когда вместо Гарри и Гермионы ты ощутил нечто? Не люди. Иновременной взгляд, взгляд из лабиринта, точно разрушил некую иллюзию. Ты видел истинную их природу, «плохо» накладывающуюся на окружающую — изменённую, очевидно, существом, которое заморозила Арадия и разморозил ты — реальность.
Нет, конечно, на первых порах ты не поверил. Иноинтуиция обманывает чаще здравого смысла. Иночувства изменчивы и ложны. Паутина порой показывает не иновремя, а инореальность, иногда — даже иноразум! В общем-то, нет никакой «паутины», «лабиринта» как отдельной сущности — это просто удобное именование той области, куда (примерно куда!) заглядывает иномаг сферы времени. Эта область не просто граничит, а переплетена, пересекается с прочими областями. Нельзя просто взять и «вытащить» паутину из прочего иного, пусть иномаги времени учатся этому всю жизнь.
Порой случаются не просто пересечения, а пересечения-подмены, незаметные, обманывающие от начала до конца, проходящие любые проверки, кроме проверки самой реальностью. Тогда обманутый (лучше сказать, обманувшийся) волшебник с ужасом обнаруживает, что все якобы «факты», которые он видел, согласованные и красиво складывающиеся с предыдущим знаньем, — ложь. А про иномагов вновь идёт молва, мол, сумасшедшие какие-то, верят в то, что уж точно не существует, мол, чем это лучше прорицаний? Взять ту же Трелони...
Перед тобой встал выбор. Выбор между двумя возможностями: либо многое из того, что ты доселе иновидел о Гарри и Гермионе, ложь, и их тела не первый год занимают некие существа, или ты видишь мираж, обманку, иллюзию! Но стоило тебе озвучить этот довод, как Гарри и Гермиона буквально отпрыгнули друг от друга и от тебя, направив палочки. Тебе пришлось поднять свою — просто на всякий случай. И ладно бы ты никогда не сталкивался с потерявшими душу, но прямо сейчас внутри тебя — частица Инфуцора, только по какой-то загадочной причине не берущая тебя под контроль. Уже то, как он ограждал тебя от хаоса и Тёмной Луны намекало, какую на самом деле власть над тобой он может иметь (или имеет прямо сейчас?). Нет никаких причин, по которым Гермиону или Гарри не могло контролировать, полностью или частично, что-то иное.
Дальнейшее напоминало страшный сон. Гарри что-то прорычал, вернее, не-прорычал Гермионе, но та лишь мотнула головой, в страхе делая за шагом шаг назад... а потом плюнула чёрной не-слизью Гарри в лицо, добавляя цепочкой чар... в твою сторону. Гарри уклонился, а ты... Секунду, растянутую в минуту, пытался достучаться до Инфуцора, но тот лишь насмешливо молчал. Думал. Много думал. Ты мог использовать Старшую Палочку, чтобы как минимум изолировать Гарри и Гермиону, прекратить бой. Как раз Гарри говорил тебе, что полагаться на неё во всех случаях, использовать, кроме как крайнюю меру, — громадная ошибка. Тот самый Гарри, который не-рычал, а до этого и капли инореального не показывал!
Но он был прав, пусть даже это был не Гарри, а его имитация. Особенно здесь. Ты успел ощутить, как нечто, виртуозно управляющееся с тканью самой реальности, поглотило вас, отделило от реальности сеанса, вывело... наружу? И это нечто легчайше могло вырвать Палочку из твоих рук, если было настолько могущественно. И Палочку, и Мантию. Ты мог бы разрушить время на действие, только вот — на какое? Одна ошибка, и в руках врага будет Оружие с заглавной буквы, причём сложно сказать, что как оружие страшней: Палочка или Мантия?
«Молодец, — прокомментировал размышления Фес-Ис. — Здесь ты не должен использовать Палочку и Мантию, пока не будешь абсолютно, совершенно уверен в том, кто твой настоящий враг и как его победить. Будь внимателен и не верь никому».
«Даже тебе?» — усмехнулся в ответ на усмешку.
«Мне можно», — в смеющемся тоне Инфуцора ты почувствовал намёк на то, что в каждой шутке — лишь доля шутки. Конечно, и Инфуцор манипулировал тобой для своей выгоды, вот только, если верить ему и, в общем-то, всему, что ты знал, до поры, до времени эта выгода совпадала с выгодой Хранящей. Совпадала ли с твоей? Загадка. В любом случае, ты должен будешь уловить момент, когда Инфуцора слушать более нельзя... Если он действительно не мог воздействовать без твоего согласия! Определённо Фес-Ис заслужил всем, что сделал лично для тебя, неплохой кредит доверия.
«Проблемы доверия, — медленно, с печалью произнёс Инфуцор, — самые страшные проблемы иномага. Что есть потеря якоря нереальности, как не кризис доверия? Вера и реальность соединены в сознаньях иномагов слишком тесно, и только нечто, обладающее первичной, абсолютной, непререкаемой реальностью может решить этот кризис и закрыть образовавшуюся брешь. Нелуна — один из таких источников».
«Кто бы сомневался, что ты упомянёшь именно её», — мысленно вздохнул ты.
«Нелуна — не единственный источник подлинной реальности, — заметил на то Фес-Ис. — Любая предельная истина является таковым. Любое предельное бытие. Любая предельная воля».
«Ты хочешь сказать, — уцепился за последнюю фразу, — что Алиса может избавить от иномагии?»
«Безусловно может, — ни тени сомнения! — Может — в экзистенциальном смысле, но не практическом».
«Хочешь сказать, что она... просто не умеет?»
«Совершенно верно, — и добавил: Я — умею. Предельная воля — второй по удобству инструмент из числа предельностей. Лишь предельным бытием сложнее менять реальность, чем предельной волей, и в понятие «сложности» я вкладываю «знание», «искусство», «мастерство». Предельная истина проще, но и разрушительней: стоит ошибиться, как ошибся я, как только прибыл в Лес... Предельная воля требует глубокого понятия природы того, что меняет, чтобы изменить ровным образом так, как желает её обладатель. Алиса не понимает, не чувствует банальную иномагию на уровне среднего выпускника курса профессора Райса; о твоём уровне, не говоря об Этане или Ивицере, не идёт и речи. А между тем, и мой ученик, проводник моих идей, Ивицер Творцев не понимает природу, тонкую структуру «минус-бытия» человека в достаточной мере. Полного понимания нет и у меня; однако превращение, естественное для Нелуны, помимо всего прочего отменяет и минус-бытие. К сожалению, фундаментальная единость и не-единость Нелуны не позволяет отделить «возвращение полного бытия» от всего остального, и этот факт на глубинном уровне связан с фактом ускользающей природы иномагии и иномагости».
«Хорошо, я понял, — мысленно качнул головой. — На Алису можно не надеяться. Но что мне делать с этим?» — вернул внимание на замерших в твоём восприятии Гарри и Гермиону.
