И реальность дрожит, пересобираясь на глазах.
> Обратимся к части, в которой... скажем так, я нахожу любопытного собеседника
— Думаю, мы можем общаться так, — говорю я, подключаясь к «промежуточному миру», созданному для нашего контакта. Я оценил мастерство, с которым была проделана эта манипуляция. И оценил глубину понимания этого контакта, постаравшись не ударить в грязь лицом перед как минимум равной. — Лишние знаки кажутся мне излишними, Модрон Мать Миров.
— Приветствую, Осси Повествователь, — её прохладная улыбка чем-то напоминает улыбку Хранящей. — Ты предпочитаешь говорить именно так?
Они одновременно различны и похожи: Кира и Модрон. Кира не была творцом, но Модрон была. Кира управляла временем — Модрон тоже управляла им. Кира могла переписывать реальность — Модрон способна на это, пусть и управление временем, и переписывание реальности они делали совершенно по-разному. Кира ничего не творила, однако — создавала, и в этом эта пара была схожа: две созидательницы, две ярких звезды, взошедших над ИМ-листом.
Кира — вечерняя звезда, взошедшая на закате, когда сам свет листа уже гас, когда превращалась в трясину Велира, а душа листа засыпала вечным сном. Модрон — утренняя звезда, взошедшая на рассвете, пронзительно-яркими, жестокими лучами изменившая ход метаистории, взбаламутившая молодые воды Велиры, направившая рост юного листа в иную сторону. Кира начала этот сеанс, а Модрон вошла в него ближе к концу. Последняя из легендарных иномагов, кого мы видим, и в то же время — первая, старейшая из них.
— Мы видим друг в друге достаточно, чтобы оставить на слова окончание диалога без слов, — отвечаю я. — Мне удивительно видеть столь разные роли у одного существа. Сильф Дыхания и Сильф Разума. Не хочешь ли сама рассказать свою историю? Я вижу не всё, и мои способности в моделировании метапрошлого уступают твоим.
— Об историях ты можешь спросить младшую... если она захочет показать, — звук её мысленного голоса напоминал бы вой ветра, не будь он столь идеально контролируем. Не вой, но песня, песня ветров — так звучала Модрон. Я же, будучи не в состоянии осознать столь большую структуру, уточнил у неё:
— Правильно ли я понимаю, что ты представляешь собой три личности, соединённые в один разум?
— Ты ошибся с порядком слов. Разум, выросший втрое, — это я. Моргана, старшая и первая, но младшая притом. Морриган, во всём вторая. Модрон, последняя, но старшая из нас — то я. А ты един, хотя мог бы себя разделить или вырастить, лишь пожелав.
— Я прожил меньше тебя, — мыслепожимаю плечами. Что тут добавить? Бездны лет не минули для меня, я не чувствую... переполнения. И я понимаю, что путь Модрон — не единственный. Хранящая, несмотря ни на что, осталась единой. Осталась Кирой, человеком, насколько можно было им остаться.
Но Модрон человеком и не была! Древняя фейри, дочь Короля и Принцессы, двух лучерождённых, она была подобна идее, придуманной двоими. Идее разумной и научившейся воплощать себя в реальный мир. Таковы были древние фейри — но Модрон пережила почти что всех, выросла в нечто большее, чем просто «фейри». В нечто, по сравнению с чем и лучерождённые кажутся — пылинками.
— У тебя будет время, — кивает она с лёгким одобрением. — Что касается твоего удивления, то я — обратная сторона, тень двоих, и Моргану мог бы назвать ты Принцессой Крови, Морриган — Принцессой Сердца, пусть они давно превзошли мелкие шаблоны. Я — то, что они вытеснили вглубь себя, что раньше презирали, но с чем смирились позже. Я их дитя, но я же — больше, старше них.
— Ты вступишь в Игру, — констатирую я, временно откладывая любопытство по поводу её истории. Возможно, позже будет шанс её узнать последовательно и подробно.
— Это моя маленькая слабость, подобная проклятью иномага — жаждать участвовать во всём, что великим посчитаю, — пауза. — Я не вступлю. Мои сёстры сделают это за меня.
— Не на стороне Элис. Тогда бы они обратились к ней напрямую, — рассуждаю я. — Не на стороне Хранящей: и к ней обратиться — вас не затруднит. Ивицер недоступен, а Инфуцор... с ним они не сходятся во взглядах. Я далёк от мысли, что кто-то может встать на сторону Криса...
— Но это так, — разговаривай мы в реале, я бы поперхнулся. — Есть причины, по которым Моргана займёт его сторону. Есть более веские причины, по которым за ней последует Морриган.
— И ты поддержишь их? — плохие новости следом за плохими новостями... Иногда мне жаль, что принял долг повествователя. В конце концов, им мог бы стать и Кристо. Может быть, Арания. Их стиль похуже моего, но так я смог бы на историю влиять! Я... не уверен, что с Модрон справится даже Элис, если она «просто» не даст «сестёр» в обиду. Скорее это будет похоже на ничью — а ведь Модрон не зря зовётся Матерью. Она прибыла не одна, и речь совсем не о Морриган с Морганой!
— Нет, — пусть рано вздыхать с облегчением, но её пассивность — это лучше, чем полноценное противостояние с создателем такого уровня. Как никто иной я понимаю, что против разрушителя, против воина, против убийцы сражаться проще, чем против творца, созидателя и инженера, если у того есть надёжное прикрытие. Можно создать оружие против разрушителя, но не против созидателя; в конце концов, созидатель не участвует в сражении: вместо него сражаются его творения. Война с таким — это война воображений, война изобретений, война непрерывного совершенствования, непредсказуемая, с каждым витком всё более масштабная и глубокая, когда удары приходятся уже не на армию и даже не друг на друга, а на идеи, как личные, так и те, из которых состоит сама реальность: пространство-время, материя, движение и физические законы, возможности и вероятности. Я провёл несколько заочных сражений с Хранящей Время — знаю, о чём говорю.
— И всё же ты вмешаешься, — не предполагаю, а утверждаю я.
— Меня не прельщает остаться в пустоте; Пространство Парадоксов интересно, но не подойдёт как место, куда выпущу свой новый мир.
— Ковчег — или...
— Пожалуй, я сохраню Ковчег в любом случае, — отвечает она с лёгкой задумчивостью.
В этот метамомент я ощущаю, как домен Модрон раскрывается лепестком новой реальности и, гармонично вплетаясь в поддерживаемый Маат порядок локального ордополя, проникает в Ковчег, охватывает его, пронизывает — с одной стороны, стабилизирует и защищает, фактически нивелируя магическую «энтропию» и синергируя процессы создания нового Древа, а с другой стороны — берёт под контроль, частично изолируя. Право Элрика? Силы Гаганы и Лилит? Они ничего не могут противопоставить той, кто играючи сделала Ковчег пусть частично — но своим доменом. У них нет шанса в том числе потому, что Модрон контролирует течение времени домена относительно окружающего не только с ювелирной точностью, но и едва ли не с абсолютной свободой: всё вышеперечисленное происходит мгновенно с точки зрения всех, кроме Элис, Хранящей и... вы же догадываетесь, кого? Нет, я имею в виду не себя и Триликую Древнюю.
— Что насчёт творения, которое менее потенциально? — интересуюсь я. — Ты ведь понимаешь, что, вступая в Игру, ты ограничиваешь масштабы своего вмешательства либо обязана будешь компенсировать его контрвмешательством? Я принял роль не только повествователя, но и того, кто сохранит Равновесие, пока Хранящая не может вмешаться лично.
— Лично вступать в Игру не собираюсь — я вывела из неё Ковчег, — холодная усмешка. — Хранящая не рассчитывала на помощь Элрика, я же сочла его позицию чрезвычайно уязвимой. Ковчег понадобится мне, если Крис и мои сёстры одержат победу.
— Но ты рассматриваешь и иной вариант.
Я всё ещё готов вмешаться. К сожалению, читать мысли Модрон или её иных... ликов — невозможно для меня. Безусловно, предельной воли более чем достаточно для этого, однако я не владею ей в достаточной мере. Как ни грустно это признавать, Модрон обладает во многом более фундаментальными знаниями, чем я. И я догадываюсь, откуда эти знания, что они напоминают — не псионику, не что-то волшебное в любом его аспекте, будь то Фаэр, Ноэли или Йатос или то, что им обратно. Они напоминают технологию, высшую технологию, уже неотличимую от магии, манипулирующую реальностью напрямую. Да, всё верно: я почти уверен, что Модрон последовала за Прометеем и училась у него и у индустриалов — или тайно, или вполне открыто.
На удивление неприятно ощущать себя в позиции варвара, который может пробить мистический щит волшебника грубой силой и, быть может, сражаться с ним на равных, а то и победить, но вот понять его мотивы или даже просто сыграть в шахматы — не варварских умишек дело. Я учусь, вникаю в построения Модрон, силюсь вникнуть в её возможности, но это не дело одной минуты или одного дня, а вмешательство — вмешательство потребуется или сейчас, или никогда. Что ж. Если надо, я возьму дубину своей предельной воли — и горе волшебнице, наивно полагающейся на тонкость чар против моей злодейской силы!
— Вмешательство моих сестёр готово разорвать Игру на части, спровоцировать конфликт, варварской дубиной разрушающий столь тонкое кружево чар противостояния... — она читает мои мысли!? Нет. Нет, не читает. Но она постигает меня, как постигаю её сам. Неприятно. Болезненный удар по самооценке. — Я компенсирую это. Есть... нечто, что я бы хотела видеть. Вещь или сущность. Моя — в какой-то мере, — пауза. — Я могла бы стать ей хозяйкой и чем-то большим, чем хозяйка. Ты увидишь, Осси. Я не буду заставлять ни её, ни людей, которых ты определённо ценишь. Они сами решат, и если это решение не сработает, если они погибнут...
— Тогда я вмешаюсь, — киваю ей. — На любую дубину найдётся добротный щит и острый меч. Я посмотрю на твой вариант.
— Смотри же, — и переключила мою, а вместе с тем и вашу точку зрения.
> Вернёмся к части Грэма Фергюссона
Мир вокруг распадается на части и собирается обратно. Но не сразу и не весь. Грэм успевает это осознать, фактически рефлекторно взлетает и делает рывок вперёд. Оглядывается. Огромная стена вырастает за его спиной. Но впереди — такая же стена! Мир сходится двумя плоскостями, чтобы раздавить его меньше, чем в лепёшку. Грэм ускоряет мышление. Его восприятие, отделённое от тела силой иномага, отделённое от времени силой Принца, устремляется во все стороны. Он обнаруживает, что плоскости не бесконечны, а просто чудовищно длинны. Разрушая время, смещается к месту окончания, оставив ловушку позади.
Воздух вскипает, и вновь восприятие не подводит Принца. Он окружает себя чарами головного пузыря, летит дальше, не решаясь ускоряться, не торопясь применять иномагию. Магия ударяет из его палочки, расчищая путь от плазмы, в которую превращается воздух, позволяя лететь быстрей. Грэм упирается в ледяную стену. Он трансфигурирует проход в ней. Останавливается, осознав масштаб ледяной стены. Температура плазмы начинает расти, и волшебство скоро не сможет её сдержать.
Время разрушается опять. Грэм устремляет во все стороны охлаждающие чары, чтобы выиграть несколько секунд. Придумывает в мгновенье ока более сложную трансфигурационную формулу. Касается уже проделанной во льду ямы. Формула превращает лёд в ничто, и давление буквально выбрасывает Грэма в созданный им тоннель, вертит, крутит, едва ни лишает палочки...
Грэма выталкивает в совершенную пустоту, и лёд сам по себе тает за его спиной. Ошеломлённый, он разрушает Время, мгновенно приходя в себя. Мгновенно же размышляет, но из конструктива только то, что это — некое испытание, и ему нужно выбраться. Но как и куда? И если на вопрос «куда?» ответа не находится (уж точно не в сеанс обратно — явно эта Модрон, назвавшаяся именем древней реки-богини, имеет замысел сложнее), то на «как?» — ответ элементарный. Нужен проводник. Ему нужна Элла, Элла Мэйдж, Маг Пространства! Но как найти проводника да без проводника? Быть может... Марк?
У него, Грэма, есть только он сам. Поисковые чары не сработали. Как будто сокомандники, друзья — они находятся всюду и нигде. Направления на них не то чтобы не существует — оно... ну конечно! Грэм вдруг понимает, что остальные в другом не только месте, но и времени, а то и реальности. А значит, нужно применить методы путешествия по реальностям, которым уж кто-кто, а мастер инореальности Этан Райс обучал как следует. Другое дело, что практику им получить было просто негде, зато теория у каждого отскакивала от зубов.
Есть много способов покинуть собственную линию реальности. Самый очевидный — через любую сферу выйти из реальности, а затем выйти и из сферной нереальности, например, из отраженья или тени. Ещё можно напрямую «всплыть», вытолкнув себя из реальности, но это — удел действительно опытных иномагов вроде Дениса или Фло. Можно использовать или создать не-дверь или любой другой не-выход. Иномаги нереальности, в свою очередь, могли просто «выйти», «рассинхронизироваться» с любой линией, им не требовалось специальных приёмов — зачастую требовались приёмы, чтобы оставаться в родной реальности.
Грэм выбрал долгий путь. Медленно, плавно разложил не-настоящее на спектр не-теней и заглянул за границы спектра. Силу Принца использовал очень аккуратно — всё ещё не было понятно, как она взаимодействует с иномагией, да и сама иномагия... Он не был в ней уверен. Даже более того, Грэм был уверен, что всё, кроме прямого «потрогать душой» — контролируется той (или тем), кто управляет этой реальностью. Но лучше видеть, причём с разных перспектив, сравнивать, чем сразу выходить из линии реальности. Вдруг там, за ней, — один большой иношторм?
Иношторма не оказалось. Грэм сделал шаг, даже шажочек вовне, перпендикулярно спектру теней и вместе с тем начиная собственное время, собственный тоннель реальности, отдельный и более открытый. Манипулируя восприятием, осознал себя в бескрайней тёмно-синей дымке, расходящейся перед ногами и сходящейся позади. Позади оставил якорь — сейчас к нему вела сверкающая нить. Достаточно потянуться, и нить выдернет его обратно.
— Слышишь меня? — едва различимый знакомый голос. Грэм вчувствовался, но не нашёл его источника. Сложно нащупать источник, спрятанный мастером сферы нереальности.
— Да, — беззвучно не то сказал, не то подумал он в ответ.
— Я прицепился к тебе, когда нас забрали. Это были не твои друзья. Оно подменило их, разделив линию реальности.
— Проблема доверия, — вздохнул Грэм. — Оно может подменить и твой голос.
— Делать ей больше нечего! — фыркнула «оно», раздвигая дымку. Та самая, кого вы встретили в начале — черновласая, зеленоглазая... Она вытянула руку и выдернула Дениса в тоннель. Поставила рядом с Грэмом. — Извини за вторжение, но у меня к тебе дело.
— Ты — не та, с кем я говорил, — не то предположил, не то спросил Грэм.
— Модрон. Моя сестра — Модрон, и вы понравились ей, мальчики. Уж извини, сестрица, что вмешиваюсь в твои игры, но я узнала кое-что важное. У вас есть вещь, которая должна быть у меня.
— Нет, — отрезал Денис.
— Неправильная догадка, — недовольно качнула головой сестра неведомой Модрон. — Моргана. Я — Моргана, и вы, должно быть, слышали обо мне разную ложь, — хмыкнула. — Она не важна. Игры с Модрон и игры Морриган тоже не важны сейчас. Дневник. У одного из вас есть дневник моего ученика, Аиста.
