— Мэтру Фламелю есть о чём поговорить с мистером Даффи, — тонкая улыбка её в точности повторяла Альбусову, когда он садился за стол. Лишь усилием воли Альбус давил желание вскинуть палочку. Ощущение опасности от этой художницы превосходило таковое и от Тёмной Луны, и от Морриган тоже — не в последнюю очередь потому, что Морриган предпочитала себя скрывать, а не демонстрировать. — В молодости он был похож на мистера Даффи, так же стремился к бессмертию, не жалея сил... и жертв. Быть может, он сможет указать мистеру Даффи новый путь?
— Значит ли это, что каждый из нас в чём-то похож на художника напротив? — озвучил очевидное как вопрос.
— В прошлом или настоящем, да, — Эбби Катастрофа скатала вилку в руке в металлический шарик и закинула себе в рот. Проглотила? Он был уверен, что это не демонстрация, не показное. Напротив, показным было то, как вела она себя до этого; сейчас же Эбби полностью сбросила маску — Альбус столкнулся с художницей во всей её естественной красе. Он уже знал, какими могут быть рядовые художники. Помнится, даже Том Риддл...
Эбби сидела по правую руку от Трелони, распоряжающейся здесь. И в первую встречу он не посчитал её обычной провожатой, как и Эшера. Сейчас же был уверен, что из всех здесь, включая не особо скрывающегося Крампуса, именно она была гарантом безопасности, силой, которая утихомирит любого. — Маэстро Крампус многое может рассказать об искусстве убийства мисс Аббот; должно быть, занимательный, полный противоречий, будет у них разговор.
— Более противоречивый, чем разговор мистера Риддла с Первым Противоречистом? — а сам пытался понять, что же общего у него и Эбби. Она определённо не принадлежала ветви Хогвартса. Альбус никогда не слышал о ней, живой катастрофе, на чьей душе гибель миллионов людей, может, и десятков... цивилизаций. А ведь он знал и о Морриган, узнал её, пусть не сразу, несмотря на все усилия новых богов, прятавших тайны далёкого метапрошлого.
— О, это будет занимательный разговор о возвращении из небытия и цене возрождения, — улыбнулась она, точно какой-то шутке. — Мэтр Эшер некогда был рождён так же, как и мистер Риддл. Живое противоречие, он выгрызал себе бытие из небытия, лепил себе душу из пустоты, полуушедший, мёртвый, лишь тень, он вернулся и вернул себе человечность, воссоздав по кусочкам, не обращая внимания, что они слабо стыкуются друг с другом. Бывший отражением и тенью, мой верный враг и лучший друг, Эшер многое может рассказать Томасу, если мистер Риддл покажет себя хорошим слушателем.
— Сердце — то общее, что соединяет Джулию и Сивиллу, — предположил Альбус.
— Сердце — и Время, — подхватила Эбби, ничуть не стесняясь того, что он хотел узнать побольше. Похоже, ей доставляло удовольствие делиться информацией, как ему — её принимать и осмыслять, складывая частицы в разноцветную мозаику людей и жизней. — Джулия лишь недавно стала Королевой, только-только вступила в права той, кто хранит и продлевает Великий Цикл, а Сивилла Трелони, Хранящая Сердца Хогвартса и Разноцветья с Великим Кристаллом Сердца вместе, поделится с ней опытом и отдаст Кристалл. Должно быть, их диалог, полный предвосхищений и предсказаний, выглядит довольно интересно. К сожалению, у каждого из нас — свой разговор; никто: ни Джулия, ни Трелони, ни Виола — не заглянет в соседний.
— Смыслопевица — обязывающий титул, — заметил он. — Должно быть, она как фейри, живущая и творящая в ноосфере, покажет Марку пару полезных приёмов.
— Я думаю, — Эбби отпила неведомой иссиня-чёрной жидкости из бокала: не алкоголя, а чего-то крайне едкого, как нашёптывает чутьё алхимика, — что Виола расскажет Марку о Назывании. Она — одна из самых первых фейри, из тех, кто старше Морганы, тех, кто застал первотворение, когда не было ещё миров, а лист был лишь распускающейся почкой, а Первый Страж дирижировал оркестром чистых богов и лучерождённых. Она была свидетелем, как мирам были дарованы подлинные Имена; именно это предстоит Марку Творцеву — даровать Имя новосотворённому.
— Затрудняюсь предположить, что же общего у мэтра Локонса и мисс Уизли, — признался Альбус.
— Одна из пар — хранительницы и целительницы. Трелони и Сайнс. Три пары — созидатели. Даффи и Фламель, Эшер и Риддл, Виола и Творцев.
— Оставшиеся пары — разрушители, — продолжил он. — Крампус и Аббот — искусство убийства. Локонс и Уизли — искусство... боя?
— Два воина, одна молодая, лишь вставшая на этот путь, и другой, прославленный, сражающийся с чудовищами за гранью и чудовищами в человеческом обличье сотни и тысячи лет, превращающий каждое своё сражение в легенду, в миф, который сам же воспевает, вплетает в историю листа... — кивнула Эбби. — Воины поделятся друг с другом опытом, думаю, устроят учебный бой, как и полагается воинам. Но мы с тобой стоим над ними. Наши войны, — широкая улыбка, так похожая на улыбку Геллерта когда-то, — идут в сердцах и умах, в кабинетах и разговорах, ну а если до того дойдёт... — улыбка почти превратилась в оскал. Почти. Тонкая грань. — Мы дадим фору этим «воинам» и «убийцам». Ты, юный Дамблдор, ещё можешь отказаться от этого пути. Я вижу ты начал возвращение на Хогвартс. Восстанавливаешь влияние и связи, создаёшь новые. Хорошо. Если не откажешься, то однажды мы сможем столкнуться на одной доске, где клетками будут миры, а фигурами — народы. Это — искусство, достойное таких, как мы, вершина разрушения, точка, где оно обращается созиданием, место равновесия, незримого триумфа, — она смотрела серьёзно и видела насквозь.
— Хранящая Время была твоим кумиром? — осторожно предположил Альбус. Её аура, аура величайшего разрушителя, протаяла под мысленным взглядом, когда он ухватился, следуя спонтанному прозрению, за невидимую точку равновесия. Вывернул ауру и восприятие наизнанку, чтобы увидеть отметки творения, отметки бесчисленных народов и цивилизаций, которые появились по её воле, были рождены её выбором, развивались под её ответственностью.
— Нет, — качнула Эбби головой, и нотка грусти мелькнула на её лице. — Единственным кумиром, единственным учителем моим был тот, кто звался Эжак Су. Именно он научил меня величайшему искусству, прежде чем уйти. Его звал долг больший, чем я готова была принять. Я же осталась продолжать его дело, и тысячи империй распались и исчезли, тысячи миров никогда не пережили свой взлёт... миллионы войн так и не произошли. Прошлая метаэра была моей. Ивицер Творцев, друг моего учителя, отошёл от дел, и я подхватила его знамя. Как видишь, — едва заметная ухмылка, — была достаточно эффективна. Когда настало время, передала знамя Время Хранящей, а сама осталась здесь — критиком, наблюдателем, капельку творцом. Думаю, что заслужила небольшой отпуск.
Вот, значит, кто перед ним. Алхимик, алхимик-по-Фламелю, человек, вершащий дела листа, ученица того, кто открыл лист, должно быть, друг Ивицера, а может быть, соперница. В ней не было ни трещинки. Совершенный монолит, отточенный инструмент, душа, обращённая в оружие самой собой, искренняя, чистая, не утратившая сложность, легко сочетающая восприятие людей как пешек и людей как личностей, игравшая в шахматы мирами и принявшая всю тяжесть решений этой игры — принявшая демонстративно, выставляя напоказ. Ему не дано было коснуться её души по-настоящему, понять её — как и Ивицер, она была слишком стара, слишком сложна и многообразна. Но он мог запомнить это и не обманываться, принимая повёрнутую к нему грань — за целое.
— Ты собираешься участвовать в этой игре, — Эбби утверждала, не предполагала. — Участвовать как фигура, камушек на весах. Эта игра вне твоей категории, и очень хорошо, что ты это понимаешь. Интересно, сколько объяснила Краучу Модрон? — смешок. — Что же, Альбус Дамблдор, ты расскажешь мне, как хотел бы ребалансировать Хогвартс и к чему его привести. Если погибнешь, я сделаю это за тебя, так, как ты укажешь. Если выживешь, то встану рядом и покажу, как это сделала бы я. Даю слово.
— Благодарю, — от такой помощи не отказываются. Слово иномага такого класса — не шутка. Она решила за него, не оставив и иллюзии выбора... потому что знала, что он выберет. Видела насквозь. — И если ты не против...
— Разрушение, война, убийство, — протянула она. — Дам парочку уроков, сделаю камушек весомей, — в её руках появилась волшебная палочка, одновременно и не-палочка — старый добрый трюк, любимый Фло, но так и не покорившийся ему. — Слушай и смотри!
Взмах палочки перевернул реальность разговора, разделяя её на линии и части.
Of union and death
> переключимся на точку зрения Сэма Робера
Полёт на «фениксе» — это ёбанный кайф! Всё вокруг видно, эта штука вмещает в себя индивидуальные, мать её, системы наблюдения, повинуется силе мысли и, должно быть, может отыметь элегантными протоссовскими пушечками любую земную вертушку!
— Слушай, термос, да? — обратился ты к «неразиму», управляющему этой крошкой.
— Моё имя — Теромос, — с холодным смешком мыслеответил тот. Не, положительно, эти протоссы зазнались! Ты бы с такими пушечками, этой их псионикой такого бы натворил! А Бета ещё рассказывала, что этим чувакам не надо есть, воздух тоже не очень нужен, типа, они все из себя такие «совершенные формой». Да, ты завидуешь. Чего скрывать: лучше быть крутым протоссом, чем человеком; и это никак не связано с тем, что Бета тебя сильнее, ты совсем-совсем не комплексуешь... бля.
— Слушай, Теромос, вы, протоссы, такие кораблики продаёте?
— Решил, что авто — это уже некруто? — ухмыльнулась Бета.
— Ну, финальный замес по-любому будет в воздухе, — нахмурился ты. — Моя машинка всем бы хороша, но летать — не её. Нужна летающая крошка, иначе буду как те дикари с дубинами против пулемётов и гранат.
— У нас было время сконструировать достаточное количество «фениксов», — молвил Теромос. — Я могу одолжить этот тебе.
— Серьёзно? — у тебя, должно быть, аж глаза выпучились. Он же типа сам эту штучку сделал! Так какого хре...
— Нам не чуждо чувство собственности, — прохладно улыбнулся Теромос. — Ты совершенно прав в своей просьбе, — повернулся к Бете. — Нет, никакой скайятех, созданный, как у вас принято говорить, «на коленке», не сделает Сэма манёвренней и быстрей, чем моя «Честь Зератула». Что касается твоего вопроса, — как будто ты что-то спрашивал вслух! Нет, мысли чувак читать не умеет, защита made by Джу и крутым пришельцам не оставляла шанса. Но эмоции и «обрывки смыслов» всё равно просачивались, и если это исправить, то плакала ваша пока вырубленная с Бетой связь. — Я понимаю тебя как воин воина. Тебе нужно оружие, и ты спрашиваешь, как его раздобыть. Ты — воин важнее меня, ты играешь ключевую роль в сеансе, где я — лишь один из проводников. И, — почудилось, что Теромос прищурился, хотя век у пришельцев не было вовсе — жутковатые же бестии! — я буду очень разочарован, если ты случайно что-нибудь сломаешь или пожертвуешь машиной без веской на то причины.
— О'кей, шеф, — поднял ты вверх руки. — Всё будет в лучшем виде! Давай, показывай, как этой лапочкой рулить и как её чинить.
— Не думаю, что ты справишься с починкой функций, которые не восстанавливаются сами, — качнул головой Теромос — определённо с лёгким одобрением. — В этом случае тебе стоит обратиться ко мне или к неразимам-техникам в Храме Зимней Ночи. Если нас не станет, то тебе поможет Элла Мэйдж: ваш лидер демонстрировала превосходное интуитивное понимание нашей технологии и высокий псионный потенциал. Что касается обучения, то тебе придётся открыть мне свой разум.
— Это протосс, — пожала Бета плечами на твой взгляд. — Они типа как космосамураи в кубе... а, ты ж не в курсе о самураях. Ну типа слово чести, все дела. Можешь ему верить. Протоссы, тем более неразимы, не врут. Растопыривай чакры и готовься познавать кунг-фу.
Ты только фыркнул на очередные непонятные словечки — ох уж эта старая земная культура! — и «опустил ментальные щиты» или как там оно Джу говорила. Серая инопланетная ладонь протосса легла на лоб. Тысячи образов закрутили тебя в безумной песчаной буре...
— Твою неразимскую матушку! — воскликнул, когда пришёл в себя и немножко разобрал по ящичкам внутри себя «инструкцию по вождению «фениксов»». Да ты всерьёз недооценивал эту пташку!
— Она была достойным протоссом, — ты был готов поспорить, что Теромос только что ухмыльнулся. — А теперь надевай это, — он протянул металлический обруч с кучей мелких — как подсказала «инструкция», «кайдариновых» — кристаллов на нём. — Было нелегко научить нашу технику понимать ваши человеческие команды.
— Вы что, думали передать «Честь» кому-то заранее? — удивился ты, нахлобучивая неразимский интерфейс и тут же ощущая чужое присутствие в сознании. Кто... нет, что! Это же пташка! Ты чувствуешь её, чувствуешь, как протосс!
— Разумеется, — величественно кивнул Теромос. — В нашем распоряжении было слишком много малых кораблей и слишком мало воинов, готовых стать талантливыми пилотами. Морулис предложил использовать человеческих пилотов, если это будет возможно, и мы согласились.
— А как же ваши нерушимые традиции и гордость протоссов? — подняла бровь Бета. — Передавать хренам с горы свою продвинутую технику — не слишком ли...
— У нас было достаточно времени, чтобы осознать ошибки прошлого и обещать себе никогда их не повторять, — молвил неразим. — Мы сражались плечом к плечу с людьми и зергами против Тёмного. Почему же те, кого мы признали братьями по оружию и духу, не могут принять оружие из наших рук? Нас останавливали лишь технические сложности, но времени в Пустоте и способности Морулиса притворяться человеком оказалось достаточно, чтобы их решить. В конце концов, ты носишь клинок искажения, — указал он на браслет с зелёным кристаллом — твой ей подарок. — Разве это не должно меня оскорблять, по твоей логике?
— Ну, — задумалась Бета. — Я типа слышала вашу историю, но запомнила, какими вы были в начале. Вы ведь действительно изменились — и неразимы тоже. Воразун считала, что традиции — это то, что делает неразимов неразимами. Ей было больно, что они могут уйти в прошлое, когда разные народы протоссов станут одним. Я думала, все неразимы думают так же.
— Нет, — совершенно отчётливо усмехнулся Теромос. — Ты забыла, что мы ценим индивидуальность, пусть приучены сражаться и трудиться вместе. Я был среди основателей нашего народа. При мне так ценимые матриархом традиции зарождались и развивались, я наблюдал их изменения, и последующее столкновение наших народов не было для меня первым. Я помню Адуна, — каждое его слово несло за собой некую тень, что-то... глубокое. Бездну. Бездну времени, которую он прожил. Сейчас ты совершенно ясно видел, насколько он не человек, — люди, мать их, столько не живут! — Я помню наш исход с Айура. Я помню принесённые в жертву прежние традиции и верю, что это было сделано не зря. Я думаю, что мы шли верным путём, Бета Робер, — ты вздрогнул, когда он назвал её так. — Не люди для традиций, но традиции для людей. Не так ли говорит ваш народ? Мы меняемся, адаптируемся, приспосабливаемся — кому, как не нам, оценить великую силу изменения, столь любимую зергами! Мы никогда не заглядывали слишком глубоко в возможности технологий, доставшихся в наследство от Зел-Нага. Нас останавливали гордыня и страх. Мы словно забыли, что наши тела — это часть наследия. Элла Мэйдж раскрыла мне глаза. Мы изменимся, станем сильнее, примем наследство в полной мере. А технологии... В конце концов, это лишь оружие, сколь могущественным оно бы ни было. Вы, люди, создаёте ядерные бомбы без капли псионики. Разве вы откажитесь одолжить нам это оружие, если будет в том нужда? И мы не откажем вам в ответ. Именно это означает наш союз.
