— Многие пытались, — отворачивается Бета. — Иномагия не отпускает.
— Как и сила псайкера, — парирует Калдор. — Одним из величайших псайкеров был человек, удостоенный титула Героя всего Империума. Малкадор. Он не был ни Адептус Астартес, ни, тем более, Серым Рыцарем, но именно он стоял у начала нашего ордена. Он был человеком, простым смертным, получившим великую силу и оставшимся чистым до самого конца. Никто не знает, сколько испытаний и соблазнов перенёс Малкадор, но явно более, чем любой из моих братьев. Если ты не знаешь столь же чистых иномагов...
— Что? — не выдерживает Бета многозначительной паузы.
— Кто-то, — теперь Калдор улыбается не только мысленно, и эта улыбка будто озаряет его сумрачное лицо, — должен быть первым.
— Если я решу вопрос с иномагией... — влезаешь ты.
— Это ничего не меняет, — он встречается с тобой глубоким, мудрым взглядом. — Всегда останется тёмное могущество и люди, которые могут его взять. У нас первым был Император Человечества. А кто будет у вас? — ты касаешься его мыслей и ощущаешь уверенность. Ты не делилась с ним всем-всем-всем (и особенно спрятанным в капчалоге демоном!), однако дала... коснуться, наверное? Коснуться самоощущения жизни, как и он поделился самоощущением своей. И сейчас его уверенность опиралась на твою собственную веру в Хранящую, во вторую мать, в понимание масштабности её плана... в то, какой она была при последней встрече и о чём рассказывала. Не в детали — а в эмоции.
— Эй, девочки и мальчики! — окликает Сэм. — Наш поезд прибыл по расписанию, остановка — ад, чертей не обещаю, но демонов — хоть жопой ешь. Я тут отстреляюсь, если что, подруга, иди-ка ты с ними.
— Уверен? — ты замечаешь касание разумов Беты и Сэма, не глубокое, как у вас с Калдором, а скорее... широкое. Как мысленное объятье?
— Я ж богоуровневый, — ухмыляется Сэм. — Выше только звёзды, а?
— Штилевой пузырь продержится... — прикидываешь в уме погрешность. — Сорок девять плюс-минус семь минут без меня. Калдор, Бета?
— Погнали, выгружай!
Вы оказываетесь в холодном месте — на покрытой льдом площадке. Ты делаешь серьёзное усилие, преодолевая скорее умственное сопротивление, чем что-то реальное, и на пару секунд думаешь о своём комбинезоне как о живом существе. Помогает, что это в каком-то смысле правда: получается коснуться и слегка потянуть эссенцию, чтобы научить обувь крепиться ко льду. Нет, ты знаешь пару заклятий, но не для льда, сработают ли они — неясно.
Никакого пирокинеза — Калдор взламывает ледяной покров на стене чередой быстрых ударов мечом и кулаком. Металлическая плита, на месте которой некогда была дверь, нехотя, будто не желая подчиняться, потекла под чарами размягчения от Беты. За разверзшимся, будто пасть металлического Обитателя, проходом — обледенелая пещера, и лёд этот — только наполовину настоящий, а наполовину — какая-то агрегатная форма варпа, бело-голубая, слабо светящаяся. Интересно, что улучшенные ботинки легко цепляются и за него.
За ещё одной ледяной пробкой, деловито разбитой Калдором, — синий грот, сквозь лёд которого пробиваются ещё работающие лампы. Вы подбираетесь к центру грота. Над варп-поляризованным ноктилитовым пьедесталом висит жёлтый кристалл, похожий на слезу, а вокруг него вращаются... программные конструкции? Наблюдаете несколько секунд на эволюцию конструкций, похоже, циклическую, и ты передаёшь Драйго своё понимание самих конструкций, пусть и не имеешь представления, что же они делают. На реальность — не воздействуют!
— Хитро, — хмыкает Калдор, явно что-то уловив. — Это эльдарский камень душ, «слеза Иши». Внутри заперта душа альдари — заперта, чтобы до неё не дотянулась эта их Голодная Сука. Не думайте её имя! Не здесь, — он подходит к сочетанию варп-колдовства и волекода. — Алфред заставил этот камень выступать в роли псайкера, повторяющего один и тот же ритуал, открывающий и укрепляющий проход в Хаос.
— Эмулятор ритуала? Он эмулирует ритуал программно? — неудивительно, что у тебя не вышло понять: уж в чём-чём, а в колдовских ритуалах другой реальности — не разбираешься.
— Верно. Мы уничтожим камень, — он медленно заносит меч, выискивая подвох, — и остановим это.
— Нет, — Бета? — Ты сейчас всерьёз хочешь скормить душу эльдара «этой Суке» и усилить одного из богов Хаоса?
Меч опускается серебряной вспышкой. Рассекает строки кода вокруг постамента, выжигает белым пламенем. Калдор протягивает руку, подхватывает «слезу Иши» (как ты уловила, Иша — эта некая добрая эльдарская богиня) и даёт её... тебе.
— Спрячь в свой капчалог, — ты берёшь в руку, обнаруживая, что кристалл, оказывается, на цепочке, прозрачной и едва заметной. — Освободи эту душу, когда мы изгоним варп. Эльдары — ненадёжные, ситуативные, но наши союзники в борьбе с Хаосом. Она заслуживает покоя.
Жёлтый кристалл греет руку, и ты чувствуешь усталую, но всё ещё могущественную психическую искру внутри. И аккуратно раскрываешься ей навстречу, сосредоточив волю. Кристалл вспыхивает на мгновение, душа внутри обращает внимание на твою душу. Разум внутри — хитрый, изворотливый... но чистый. Почти такой же чистый, как у Калдора! Ты вешаешь кристалл на шею, отдав команду комбинезону пропустить его сквозь ткань. Тебе нужны любые источники знаний и идей! И с разумом в слезе Иши общий язык — найдёшь.
— Будь осторожна, — предостерегает Драйго, неодобрительно качнув головой. — Эльдары коварны, служат лишь благу своего вида.
— Как и люди? — улыбаешься в ответ, приняв от него объёмный мыслепакет о различных ловушках и дипломатии альдари.
— Как люди, — хмурое согласие, мол, сама знаешь, какими бывают люди. У Калдора Драйго не было ни малейших сомнений, что среди людей встречаются невообразимо чудовищные преступники... равно как и величайшие герои. И с теми, и с другими он сталкивался по долгу службы, и сравнение с людьми было в его глазах лучшим указанием на непредсказуемость и риск.
Ты делишься с ним своей мотивацией. Он всё ещё не одобряет, но соглашается. Калдору известны случаи сотрудничества между эльдарами и людьми, в том числе — плодотворного сотрудничества, добровольного с обеих сторон, а не вынужденного общим врагом. А ещё он чувствует, насколько сильно устал эльдар в камне душ — у него просто не хватит сил, чтобы выдумать достаточно эффективный обман. Да и зачем ему или ей обманывать? Но подозрения, перестраховки так часто спасали Калдору жизнь, что давно стали его органичной частью.
> Тем временем, у Энтони Даффи...
«Уязвимость» «голема» таковой посчитать мог только неразим, искусный в прыжках сквозь Пустоту, считай, боевой телепортации, пусть ограниченной по дальности... Аппарирующий, будь он трижды окклюмент, слегка да терял ориентацию в пространстве, — сам Волдеморт предпочитал пользоваться тактической аппарацией в бою «редко, но метко», когда был уверен, что потерянные миллисекунды не приведут к погибели. Теромос без особых проблем мог переместиться вплотную к конструкту Зел-Нага, прямо в воздух перед грудью, разрубить лезвием искажения по центральному камню, базовому энергоузлу, к которому крепилась псионная сущность, движущая конструкт, и тут же ускользнуть подальше, избегая взрыва. Что он, собственно, и продемонстрировал, когда позади конструкта показалась ещё парочка. Взрыв собрата их не задел — псионные големы продолжили невозмутимо двигаться к непрошенным гостям Храма, поливая трансфигурированный металл щитов зелёными лучами, цветом напоминающими Смертельное заклятье.
Разорвав дистанцию с конструктами, люди и протосс переглянулись. Теромос послал Энтони вопрос без слов.
— Мало практики, — скривился тот. Наследнику Страха откровенно не нравилась авантюра с двойной телепортацией... но он был готов повторить подвиг Теромоса. Морально — готов, на практике — пока что нет. — Северус?
Тот хмыкнул, вскинул алхимический пистолет и выстрелил, казалось бы, навскидку. Зачарования оружия не позволили ему промазать. Конструкт дёрнулся, видимо, осознав опасность, но банально не успел за стремительным движением некогда не последнего боевого мага среди Пожирателей Смерти. Конструкт вспыхнул и осыпался камнями на пол.
— У кого ещё идеи? — оглядел Энтони... должно быть, соратников? Подчинённых, но не как гильдийцы и уж тем более не как пожиратели смерти — Волдеморту или авроры — командиру группы.
— Просто пробуем всё подряд, — предложил Дилан. — Что-то же его проймёт?
Сказано — сделано. Сотни всевозможных заклятий обрушились на конструкт, и большинство оказались бесполезными. Взрывные чары в лучшем случае оставляли на камнях едва заметные выщерблины. Рассчитанная на живых магия, в том числе Авада Кедавра — не лучше взрывов. Манипулирующие средой чары вроде чар помех, заморозки и им подобных конструкт будто бы продавливал, практически не замедляясь. В общем, такой магией псионного голема убить можно было... после получаса интенсивного обстрела. Или уложиться в пять минут, вымотавшись так, что восстановление займёт полдня и десяток эликсиров.
Первый успех — у Дилана. Его отложенная «произвольная» трансфигурация, капсулированная в специальные доставляющие чары, ударила в центральный камень и превратила его в кисель. Конструкт немедленно распался с псионным взрывом. На месте его, впрочем, прибывали всё новые и новые «големы». Десятка три — не меньше. Вновь разорвав дистанцию, волшебники продолжили под меланхоличным наблюдением Теромоса.
Кто первым догадался использовать ментальную магию — неясно. Энтони и Ханна послали старый добрый Конфундус практически синхронно. Ближайший конструкт замедлился, зелёный псионический свет слегка пригас... Чары Оли угодили точнёхонько в центральный камень, который послушно взорвался. Они переглянулись. Следующая пара конструктов была уничтожена сочетаниями Империуса и отталкивающего, буквально разбросавшего камни во все стороны, и чар сна вместе с заклятьем молота, вбившего центральный камень в пол.
— Хорошая работа, — констатировал невозмутимый протосс. — Вы ошеломляете псионную сущность псионной магией, после чего ей нужно время, чтобы восстановить контроль. Прямое превращение одних материалов в другие, — он кинул взгляд на Дилана, затем — на Снейпа, — должно быть, не то, чему умеют противодействовать эти конструкты.
— То есть, остальные заклинания не работали, потому что големы парировали их контрзаклинаниями? — с лёгким интересом уточнил Снейп, выдав целую очередь из алхимпистолета: десяток конструктов разорвались, едва не перегрузив Ханнину защиту от шума.
— Контрманипуляциями, — поправил Теромос. — Ваша магия переписывает порядок вещей одним способом, псионика же — иным, и, несмотря на то, что конструкты не могут отменить само изменение, они способны вносить изменения противоположные. Нам стоит двигаться дальше.
— Похоже, эта Лилит нашла где-то целый склад конструктов, — энергично кивнул Дилан. — Пора валить от неприятностей, пока неприятности не свалили нас.
Смерив взглядом бесконечное поле кайдариновых кристаллов-гор, Энтони бросил:
— По мётлам, — встретившись с многозначительным взглядом Теромоса, поправился: — Ханна, у тебя остались те ковры-самолёты?
— Которые Боунс конфисковала, конфисковала, да не выконфисковала? — усмехнулась та. — А как же!
— Мой сын, — с такой гордостью поднял палец Дилан, что фыркнул от смеха даже Снейп.
У Ханны нашёлся целый «стратегический запас» ковров-самолётов в капчалоге, правда, не совсем чистых, местами попорченных во время рыбалки, но вполне рабочих. Из этой горы выбрали самый большой, три на четыре метра, устроились на нём, не просто зачаровав, а ещё и пропитав защитной алхимией Снейпа. Уже без особого труда ликвидировав десяток новых конструктов, полетели над кажущимся бесконечным полем.
Это был странный полёт. Внизу мелькали синие кристаллы, но казалось, что они не двигаются с места: пейзаж не менялся. Над головой — равномерная дымка Пустоты. Энтони невольно задумался, что же умели творцы этого места. До того как они спустились в Храм, слова о создании вселенных были какой-то далёкой абстракцией. Не сейчас. Он чувствовал Пустоту над головой — далёкую, может, как Луна от Земли, но такую могущественную, что всё втянутое в Кольцо наверху казалось каплей рядом с морем. И всё равно именно он должен зарядить Храм, не умерев. Или... или — умерев?
— В твоих мыслях — ошибка, Энтони, — молвил Теромос, читающий его и сквозь барьеры Пустоты так же, как читал свою ученицу. — Ты думаешь, что энергии над нами — свободные, что Храм может распоряжаться ими по своему усмотрению. Это не так. Действительно верно, что этих энергий уже хватит на создание вселенной, быть может, не одной, однако они — связаны, укрощены, запечатаны, удерживают себя сами, как сами себя возобновляют после каждого Творения. Храм требуется зарядить, чтобы он снял печати и смог контролировать сокрытую в его глубинах мощь. Явись сюда Зел-Нага лично, те из них, кто Храм создавал, и они бы не сумели управлять тем, что над нашей головой. Они подобны богам, а Храм — это машина богов, посредством которой они делают то, на что не способны лично.
— Что, этой машинке нужно поменять аккумулятор, чтобы стартер заработал? — ухватил аналогию Дилан. — Я думал, что ращу мага, а не автомеханика.
— Многие из моего народа посчитали бы честью стать механиком для божественной системы, — слегка улыбнулся протосс.
— Но не ты? — Энтони не мог похвастаться, что знает Теромоса. Настоящие цели старого неразима, несмотря на открытый вроде бы разум, оставались загадкой. Но он помнил, что говорил тому Морулис, помнил, что неразим не возражал. Он отказался от возвышения, от становления Зел-Нага. Отказался... или нет?
— Не я, — мыслеулыбка протосса — холодная, как Храм. — Элла Мэйдж указала путь. Те из нас, кто выживут, взойдут наверх. Зачем становиться механиком божественных машин, если можно — богом?
На короткий миг Энтони окунулся в глубины чужого сознания. Кристально чёткое, невообразимо сложное, соединяющее целые эпохи прошлого — спокойное, упорядоченное... на первый взгляд. В глубине разума Теромоса пылал огонь. Жажда силы, жажда знаний, стремленье быть выше, чем просто неразим, выше, чем любой из протоссов, встать наравне с Зел-Нага, повторить их свершения — двинуться дальше по лестнице, ведущей в небо! В глубине души Теромоса пылала такая страсть к возвышению, такая гордыня, что весь эгоизм, всё желание могущества Энтони — свеча по сравнению с извержением вулкана. За стальными прутьями воли это пламя казалось отсветом собственных желаний, но сейчас, когда Теромос приоткрылся, позволил заглянуть в себя...
Элла Мэйдж. Человек, которому поверила Ханна. Человек (а человек ли?), странным образом противоположный самой иномагии, человек, благодаря которому они с Ханной провозились целый час над иллюзией для глаз. И, как выясняется, человек, указавший путь — или даже Путь! — Теромосу. Кажущаяся обычной на первой взгляд, она вызывала у него откровенную опаску. Не лучерождённая Джулия, не Грэм с его времяразрушением, не-осколком и не-палочкой. Не вооружённый до зубов Сэм. Не трансцендентно-светлая Луна, не Марк, в чей разум Энтони опасался заглядывать, и даже не Джинни, чья обратная сторона... Нет, именно Элла вызывала опасение — непредсказуемая, меняющая ситуацию своим появлением, демонстративно удалённая от иного, но в чём-то более иная, чем сам Ивицер.
