Мойлин лишь кивнул: он никаких нитей домена не замечал — впрочем, неудивительно. В конце концов, кем была Модрон и кем был он! Мысли бывшего Первого Стража ныне стёртого с лица земли Эллаола, а теперь добровольного помощника некоего Мага Пространства скользили вглубь памяти, а затем в прошлое и, вместе с тем, возможное. Как и стремительное движение пузыря, блуждание мыслей лишь казалось неуправляемым.
— О чём думаешь? — заметила Элла его состояние.
— О природе, — кривая улыбка. — Насколько похожи друг на друга природа варпа и иномагии? Могут ли псайкеры обладать такого же рода брешью в душе, как иномаги? Имматериум напоминает мне о том, что иномаги называют Бездной. Могут ли это быть части некоего единого целого?
— Море Вероятностей, Ауте, Бездна, Имматериум, Пустота, Высокое Небо, Тень, Поток, — перечислила Элла. — Эти места или состояния похожи друг на друга. В них нет устойчивой физики, и метафизика не является константой. Хранящая называла их метаобластями. Метаобласти — условные пространства, соответствующие одним и тем же... принципам, наверное? Они перетекают друг в друга, соприкасаются друг с другом, Марк рассказывал, как Осси вытащил их из варпа в пустоту, оставшуюся после разрушения листа, а затем сам Марк переместил в Пустоту, из которой родом Зел-Нага. Бездна... — качнула головой. — Я не знаю, можно ли назвать её метаобластью? Грэм говорит, что её вообще нельзя называть, классифицировать, и название «бездна» — это тоже ярлык, ограничивающий представления о называемом. Никто не был в Бездне, — она подняла руку прежде, чем Мойлин напомнил о спасении самого Грэма. — Человек, пока он остаётся человеком, разумный, пока он остаётся разумным, не может быть «внутри» Бездны, я думаю, что между разумом и Бездной формируется что-то вроде прослойки, — она топнула по «полу» их своеобразного транспорта. — Если прослойка достаточно тонкая, то её называют «Утгард», но ещё тоньше — или исчезает сам разум, или Бездна подменяется чем-нибудь иным. Я имею в виду, менее иным, чем Бездна. Полагаю, Бездну всё-таки можно... как-то охватить. Вместо того чтобы постичь её напрямую, нужно постичь всё, что не является Бездной. Выйти за пределы не только конечных физик, но и метаобластей? Я думаю, — она вздохнула со странным, нечитаемым выражением лица, — что индустриалы выбрали именно этот путь. Там, внизу, есть то, что можно назвать «Механ» — некто или нечто, изменившее свою природу так, чтобы приблизиться к постижению ближе, чем на Утгард: через понимание, как работает не-Бездна, как работает всё остальное, чему этот, бесконечно превосходящий нас сверхразум способен дать имена.
— Таким образом, — после долгой паузы сказал Мойлин, глядя куда-то сквозь стены Храма, — ты думаешь, что иномагия и психические способности вселенной Вархаммер имеют разную природу, поскольку варп и Бездна принципиально различаются между собой.
— Это моя гипотеза, — кивнула Элла. — Полагаю, достаточно упорный и талантливый иномаг, такой, как Луна, Фло или Райс, может добраться через ту сторону до Имматериума, Пустоты, Моря Имён или даже Тверди, если у него будут некие ориентиры. Или просто если будет искать метаобласть с соответствующими характеристиками. Лучше, если у него будут какие-нибудь инструменты, наподобие игрокода-инфомагии или классического волшебства...**
Она замолчала и теперь уже погрузилась в размышления сама, оставив часть сознания управлять пузырём.
— О чём думаешь? — вернул Мойлин в реальность её собственной фразой.
— Знаешь, я сейчас похожа на протоссов, — потёрла виски. — Теромос рассказывал мне об этом. Протоссы владеют действительно могущественными технологиями. Если бы они по-настоящему захотели, то достигли бы уровня индустриалов средних уровней. Но они оттачивали, полировали каждую новую технологию десятками лет, иногда — веками, и никогда не делали слишком больших шагов вперёд. Этот консерватизм — не оттого, что инженеры протоссов, кхалаи, ограничены. Они видели все эти безграничные возможности... и боялись? Они боялись, что слишком большой рывок изменит их вид, разрушит их традиции, уничтожит то, что делает протоссов — протоссами. Неразимы до сих пор используют клинки искривления, оружие ближнего боя, хотя могли бы заменить его чем-то намного более эффективным, дальнобойным не только для сталкеров. Но это потребовало бы стационарных, управляемых невручную каналов в Пустоту, а эта технология была отложена как опасная. Светлые тамплиеры научились копировать собственные разумы в искусственные тела, но отказались от этой технологии, запечатали её, использовали только перед угрозой уничтожения всех протоссов. Протоссы умеют сжимать и разжимать пространство, но используют это только в призмах искривления. Знают об управлении временем, но используют только стазисные ловушки да локальное ускорение. Они боятся разрушить свой народ, как я боюсь разрушить равновесие, которое создала Хранящая в сеансе.
— Ты можешь... больше? — тихо спросил Мойлин.
— Ты не представляешь... да что там, я сама не представляю, насколько? — невесело улыбнувшись, она коснулась комбинезона напротив Анха. — Сердце даёт мне силу псайкера — и это только начало, наверное, я смогла бы создавать души? Надежда и Дыхание Анха... Но это чистая сила, а я не просто могу, а умею соединять её с игровой алхимией. Могу штамповать талисманы десятками? Однажды Кристалл Сердца попал в руки нашего противника...
— Тем не менее, ты справилась с той ситуацией. Алфреда подвела его самоуверенность и нехватка времени, чтобы освоиться с Кристаллом.
— Ивицера или Элис ничего не подведёт, — только и ответила Элла. Помедлила. — Я слишком опасаюсь. Слишком много Страха, как сказал бы Теромос, — она глубоко вдохнула. Выдохнула — по мере выдоха пузырь потерял свою скорость, пока не замер в середине широкого коридора, и свечение энергий Пустоты, тёмно-красное на сей раз, тускло освещало гладкие свинцово-серые плиты. — Я не буду консерватором-кхалаем. Я сделаю следующий шаг.
— Нужна ли помощь? — искренне предложил Мойлин, удовлетворённо улыбаясь.
— Нет, — буркнула Элла. Закрыла глаза на минуту двадцать секунд. Протянула руку. На ней появились два зёрнышка, сверкающих нереальным, духовым светом.
— Малые кристаллы Сердца, если я не ошибаюсь?
— Кристалл души сюда, — требовательно протянула свободную руку. Мойлин не без колебаний снял свой с шеи. Вспыхнул и погас под её комбинезоном Анх. Она протянула цепочку обратно: теперь на ней был малый кристалл, а слеза Иши заняла место рядом с такой же под комбинезоном.
Достала миникомпьютерный алхиматор. Алхиматор распечатал карточку. Элла кивнула самой себе:
— Да, подразумевается, что талисманы нельзя создавать с помощью только игровой материи, — извлекла фэньли, распечатала его карточку, совместила две карточки и получила третью. — Хорошо, а теперь... — достала и откупорила фиал с радужной жидкостью, капнула ровно каплю, подхватила её игрокодом, вернула фиал, подбросила кристалл, навела на него и на каплю МКА...
Не было никаких фанфар, не грянул гром, никаких эффектов. Просто кристалл и капля соединились в матовый, свинцово-серый, точно плиты коридора, кинжал. Мойлин сделал над собой усилие, чтобы не шагнуть назад — сам вид этого кинжала вызывал у него подсознательный страх. Элла взяла его за рукоять без трепета, но очень осторожно. Окутала оружие в информагические «ножны».
— Что это? — вопросил Мойлин.
— Я, конечно, не Марк, — хмыкнула она, — но будешь Резчик, — прицепила игрокодом к комбинезону, не погружая внутрь. — Сердце плюс разделение — есть идеи?
— Режет души? — уже ничего в голосе Мойлина не выдавало страха. — Он может сделать иномагом?
— Не настолько ювелирно? Думаю, что может, но дело не в кинжале, а в его применении, — капчалогировала МКА и двинула пузырь вперёд. — Легко просто разрезать, но разрезать с предсказуемым результатом... Представь, что у тебя есть тончайший лазерный луч, который может резать поатомно, но наводишь ты его своей рукой.
— Тогда зачем?
— Душа есть у всего, — неприятно улыбнулась Элла. — Это инструмент. Иномаги своим особым способом сумеют резать то, что нужно. Или игроки, чей класспект связан с наведением, поиском и точностью.
— Например, — отразил её улыбку, — Маг Пространства или Ведьма Меры.
Элла не ответила, вновь уйдя в свои мысли. Впрочем, ненадолго: пузырь вырвался в свободное пространство, а мгновением позже фрагмент, из которого они вылетели, пропал далеко внизу, в зелёной бездне.
> Оставим внешний мир и смело шагнём сквозь псевдоконцептуальную завесу в мир внутренний:
Тьма, липкая и ледяная, оседала на улицах, не то чёрным инеем, не то чёрной плесенью, то хрустя, то хлюпая под ногами. Ты с трудом шёл вперёд — шёл, а не бежал навстречу бесконечной силе. Холод не тревожил тебя, тьма не вызывала страх, и это, в свою очередь, заставляло сжимать зубы от ужаса. Сила, нет, Сила, просачивающаяся внутрь, в тебя была невероятна! Древние Зел-Нага были настоящими божествами, научившимися создавать вселенные, выжившими в борьбе со Вторыми, ещё более могущественными, чем они! Всё это могло стать твоим. Не отказывайся от мрака, прими его, войди в темноту, прыгни в приветливые зевы трещин, нырни во взывающие голодные пасти, и...
Струйка теплоты, струйка боли, сочащаяся, как из раны, со стороны Ханны, отрезвляла, а голубое небо над головой напоминало, что однажды там, наверху, светило солнце Джу. Напоминало о горьком, болезненном, единственно верном ответе: «Свобода». Ты не будешь рабом тьмы! Это твой мир. Это твоя воля! И если тьма так желает...
Мрак слушается. Слушается, норовя опутать, ослабить связь, раскрыть «подлинную силу». Ты знаешь, что это всё — тоже ты. Та часть тебя, которая, словно луч света, отброшена в Бездну, часть, жаждущая большего, часть, с радостью принявшая Кольцо, наслаждающаяся властью над Гильдией, убийствами во имя её господства, ведь убийство — тоже власть. Власть над жизнью другого. И эту часть себя ты сейчас не брал под контроль, а уговаривал, не заставлял, а убеждал.
Сила? Это рабство. Ты мог отбросить эмоции и раньше, но мог и вернуть. Почему выбор должен быть окончательным? Могущество мёртвых Зел-Нага? Твоё тело распадётся на атомы, попытавшись провести столько Пустоты. Изменить тело? А будешь ли это ты — или Зел-Нага, случайно воскрешённый самонадеянным иномагом разума? Стойкость, нестарение ревенантов? Они пошли на всё, чтобы вернуть хотя бы псевдожизнь. У тебя уже есть крестражи. Принимать Силу помаленьку? Прекрасно известно, куда приводит это «помаленьку». Уйти — это не сила, это — слабость. Ты выбрал Хранящую, потому что она не просто лишит иномагии, но и даст взамен...
— Выбрал? — тьма формируется в силуэт, силуэт проявляется, светлеет, пока не становится — тобой. — А кто дал тебе право выбирать за меня?
— Ты — часть меня, — делаешь шаг навстречу. Он шага назад не делает. Смотрит на тебя с усмешкой:
— Ты больше меня, но что, если я не согласен? Здесь, — взмахивает ладонями, и мрак ластится к ним, как послушная собака, — я сильнее. Ты же... — усмешка становится шире. — Будешь забыт, исчезнешь там, внизу.
— Значит, ты — мой кризис? — усмехаешься в ответ. — Поздновато, не находишь?
— Что-то мне подсказывает, что Грэм свой ещё не пережил, — хмыкает-хмыкаешь он-ты. — Джинни переродилась, Луна — загадка, переродился Сэм, изменилась Элла, возвысилась Джулия, а Марк, должно быть, изменился до сеанса — в точности как Джин. Чем сильнее изменение — тем больше силы. Почему мы должны отвергать силу иномагии? Потому что ты её боишься? Сейчас она нужна как никогда! Просто подумай, что даст нам Элис, если...
— Элис первой прикончит, — встречаешься с ним взглядом. — Она предпочитает иномагии аспекты с элементами.
— Мы преподнесём ей Пустоту на блюдечке, — он спокойнее тебя. В нём меньше эмоций — а может, те, что есть, он имитирует. — Аспект, ей противоположный, которого ей не хватает, иномагия — мелочь по сравнению с этим даром. Это логично, другой «я». Элис — логик, как и я. Зачем ты сопротивляешься? Вместе мы...
— Что будет с Ханной?
Он отводит взгляд.
— Нам незачем враждовать, — продолжаешь ты. — Это нерационально, так?
— Да, — в этом вы были совершенно согласны. Даже если он сильнее, ты — больше, и ваша вражда легко закончится общим поражением.
— Ты согласен с тем, что обратное иномагии, то, что есть в Элле Мэйдж, лучше?
— Пожалуй, — кивает он. — Она овладеет тем же при желании, без помощи мёртвых, сама, это будет её личная власть, её свобода. Мы всегда хотели так же.
— Ты забыл о желании? Мы верно служили Хранящей, и она выполнит его. Любое желание. Мы пожелаем это. Стать, как Элла. Или, — улыбаешься ты, — как новый Морулис.
— Это опасно, — неуверенно отвечает твой двойник. Вновь встречается с тобой взглядом. — А знаешь! Мы слишком долго бежали от опасностей. Я согласен — при одном условии.
Ты уже чувствуешь условие. Его несогласие — то, что разделяло вас, и теперь его не стало.
— Если не будет другого выхода, — подтверждаешь ты. — Жизнь важнее свободы. Мёртвый не освободится, у живого, не-живого всегда будет шанс.
Протягиваешь правую руку. Две правые руки, но всё-таки одну. Пожимаешь её самому себе. Тьма откатывается, повинуясь твоей воле. Ты ещё позовёшь её, если речь пойдёт о жизни и смерти, если иного выхода — не будет. А сейчас не оставляешь в себе ни частицы, выбрасываешь её всю, более того, инвертируешь всю «силу» внутри, замыкаешь, отказываешься от накопленной мощи иноразума в угоду устойчивости просто разума. Шёпоты, образы мертвецов, их тихие подсказки на грани восприятия — стихают. Выныриваешь, наконец, в реальность, полной грудью вдыхая сухой холодный воздух Храма.
— Всё в порядке, — отмахиваешься от отца, с Ханной объясняясь мысленно. — Небольшие иномагические неприятности. Где мы?
— Это место, — торжественно объявляет Теромос, обводя рукой, — Зел-Нага именуют Главным Холлом Храма Первотворения.
Вы вошли в Холл через одну из боковых галерей — собственно, Галерею Памяти. Это уже не было проходом — погружённые в историю Зел-Нага, вы не осознали, когда галерея перетекла в мост над сумрачно-синей пропастью. Десятки таких же галерей-мостов стекаются к Холлу — гигантскому шару, настолько большому, что пол на нём покажется ровным, точно это настоящая планета. Ещё сотни нитей смутно виднеются сквозь дымку. На каменном полу, отливающем тусклой бронзой, высятся загадочные многогранники, малые и высокие. Мосты-галереи спадают вокруг них ажурно ветвящимися лестницами, по одной из которой вы и спускаетесь на поверхность.
— Холл служил Зел-Нага местом встречи друг с другом вне итераций Цикла, — поясняет Теромос, ведя вас между многогранников. — Здесь же проходили заседания Совета Старейших, и каждое из этих сооружений, — вы как раз проходите мимо куба размером с трон, а позади вздымается каменная призма поболе маггловских «небоскрёбов», — это место одного из старейшин. Кто-то из них предпочитал огромную форму, а кто-то был размером с человека. Зел-Нага не подсчитывали, сколько старейшин было в Совете с начала времён, но известно, что Холл двадцать пять раз «очищался» от сидений мёртвых старейшин. Мы пройдём Холл насквозь, воспользуемся своего рода грузовым лифтом, которым Зел-Нага доставляли интересные образцы из Пустоты в камеры хранения.
