Приёмы первых Третьих зачастую повторяли самые опасные флуктуации Пустоты. Поэтому они и «вышли из моды» — все возможные противники научились им противостоять ещё до столкновения. Впрочем, на стороне Эллы было два преимущества: во-первых, пси-стражи имели отпечатки памяти, в которых таких устаревших приёмов просто не было, во-вторых, Кристалл Сердца давал возможность буквально перегружать приёмы грубой силой.
Пятнадцать пси-стражей внезапно обнаружили, что их «плотность» сыграла злую шутку: псионная энергия с лёгкостью затвердела, обратившись хаотическими наростами пустотного камня и кайдариновых кристаллов. Практически мгновенная гибель. Тем временем, «Дилан» превратился в буквально разумный поток НЭ-кислоты, сплетённый с псионной сущностью, «прыгнул» в сторону малых стражей, рванулся в стороны врагов кислотными щупальцами... всё было кончено менее чем за минуту. Пока Мойлин отражал молнии конструктов, Снейп расстреливал, как в тире, их центральные камни. Остался ещё десяток пси-стражей, которых Элла бесхитростно развеяла зелёными молниями, настолько сильными, что не выдержали и оптимизированные пси-щиты. Не зря могущественным Вторым противостояли сами Зел-Нага, координируя свои творения, используя специализированные технологии, а эти стражи предназначались для угроз помельче.
Не было ничего, что Храм мог бы быстро противопоставить команде Эллы, и далее та двигалась без остановок. Стражи лишь покидали её путь, освобождали дорогу, наблюдали издалека, не приближаясь. Путь прервался вместе с нитью Авалона у барьера, впечатанного в реальность. Барьер этот был осью симметрии Храма, одновременно защитой и важным элементом структуры, своего рода «внутренней опорой» Храма, вокруг которой, в конечном итоге, вращались все его части. Барьер не был статичен: как всё у Зел-Нага, соединял могущество Вторых и изменчивость Первых. Он мог трансформироваться, даже сворачиваться в узкое кольцо, пусть случалось это крайне редко. Варьировалась и проницаемость барьера.
Однако здесь и сейчас доменная нить обрывалась и не продолжалась ни с какой его стороны. Что это значило? Лишь то, что Энтони нашёл способ пройти, причём настолько ультимативный, что его упустил не только барьер, но и Модрон. Элла же решила использовать способ, который придумался ей при первой встрече Охотника, способ ненадёжный, но лучший, что у неё есть:
— Стань Зел-Нага, — велела ему. — Войди внутрь и сверни барьер безопасно для Храма, — обернулась к Мойлину и Снейпу. — Не знаю, как будет взаимодействовать Резчик с предельным бытием? Или не справится, или что-то необратимо повредит?
— Внутри ты его не достанешь, — заметил Мойлин, когда «Дилан» принял вид серощупальцевого создания, на сей раз вызывающего не отвращение, а впечатление некоей пыльной древности, будто на кожу существа некогда оседали пыльцой сами звёзды.
— Это имело бы значение, — Охотник свободно прошёл через барьер, — если бы он служил исключительно из страха.
— А это не так? — Консоль Управления откликнулась на приказ Зел-Нага, пусть и ненастоящего. Барьер дрогнул. Прозрачный для большинства чувств что иномага Снейпа, что колдуна Мойлина, менялся он зримо, ощутимо. Похоже, движение настолько проявленного предельного бытия отражается на самой душе, затрагивает отнюдь не эфемерные «высшие сферы», о которых мне так интересно было бы узнать у Когнизора с Архитектором.
— Я не стала бы так рисковать, Северус, — Элла внимательно следила за тем, как сворачивается «воплощённый запрет», используя все доступные ей способы восприятия.
Спойлер: она не поняла и нескоро поймёт хоть что-то. Даже мне не хватает... ориентиров и, должно быть, тонкости? Подходящих инструментов? Как попытка понять, что думает Лиа или восстановить отсечённую Архитектором причинно-следственную связь — вне моей компетенции пока что. Даже Модрон, при всём её безграничном опыте, улавливает — каплю. Её опыт, по большей части, касается минус-бесконечностей, из плюс-бесконечностей пред нею было только Солнце, сколь далёкое, столь и непостижимое, — соединение (вероятно) источника предельной воли и предельной истины, но не бытия. Некий же кинжал Модрон не застала — он был утерян до её «рождения».
— У этого... существа есть... интересы? — пузырь влетел в призрачно-зелёный луч, и Элла зафиксировала плюс-волевой инфопоток, посылаемый через... как-то... непонятно для её уровня миропонимания. Времени разбираться просто не было. Аккуратно, чтобы ничего не поломать, она высунула руки за пузырь, охватила пальцами прозрачный, искрящийся внутри кайдариновый кристалл и послала ему навстречу свою волю-представление.
— Не совсем, — качнула головой, пока лишь касаясь интерфейса, оглядывая мысленным взором элегантную и, вместе с тем, очень сложную конструкцию. Тысячи псионных «сенсоров», тысячи инфоканалов, командных связок каналов с сенсорами, каждая из которых подразумевает определённую функцию или роль... — Если Амун прав в своих догадках и если я ощущаю всё правильно, то у Охотника может и не быть «интересов». Только своего рода... инстинкты и много, очень много опыта.
— Он отвечает тебе, слушается тебя, воюет, управляет Храмом — как у него может не быть интересов? — с любопытством спросил Мойлин.
— Голосовой ассистент тоже отвечает, — хмыкнула она. — Я видела и такие, которые обучены воевать, управлять и слушаться сложных команд. Это не полноценные ИИ, просто имитации, очень сложные слепки навыков, как управляющие конструктами. Не нужна мотивация, чтобы проявлять самостоятельность и повторять за другими. Охотник или какой-то из его предков уже сталкивался со Вторыми: были отобраны самые эффективные линии поведения. Одна из таких — помогать Второму в надежде получить награду. Могущественным Вторым просто неинтересно убивать таких «охотников», а заинтриговать интересной задачей или просто держаться рядом, копируя приёмы и находясь в безопасности от сильных Первых, — хорошая стратегия. По крайней мере, я так думаю? А теперь попробуем вот это...
«Нет, — этот голос был мысленным, но столь... не мощным, не громким, а скорее проникающим, что его в равной мере услышали и Мойлин, и Снейп, и Элла, и Охотник. — Прежде вы должны будете объясниться, люди».
> давайте вернёмся назад во времени. Последуйте за своим воображением. Представьте себе, как руки Эллы отдёргиваются от Консоли, как пузырь вылетает за пределы поддерживающего потока, как разворачивается обратно барьер, как пятится, чтобы уцепиться за стенку пузыря, ненастоящий Зел-Нага, как возвращает себе облик Дилана Даффи. Вот команда Эллы удаляется, растворяется в тенях Храма. Ускорим воображаемую перемотку и резко остановим её на том моменте, когда Энтони опускает руки: Кольцо не в силах помочь ему войти. Кажется, что это невозможно. Кажется, что...
Невесомая, не менее, а в чём-то более могущественная преграда воздвигается вокруг. Тонкая, трепещущая, невидимая — а если вглядеться, увидишь там, на изнанке несуществующую бесконечность, отсутствующую вечность, нечто, отдельное и от тьмы, и от света, и от любого их сочетания, суперпозиции. Нечто, которого не должно существовать. Нечто, являющееся надругательством над Принципами, издёвкой над природой, насмешкой над любою властью, и ты видишь (но не видишь!), как позади проявляется волшебник в блекло-красной, слегка потрёпанной мантии.
— Насколько мне известно, Кольцо не сработает здесь, — молвит он. — Доброго вечера, господа, дамы, — приподнимает остроконечную шляпу в знак приветствия, когда вы оборачиваетесь. — Игнотус Певерелл к вашим услугам.
— Энтони Даффи, — представляешься ты, отметив, что не ощущаешь от Игнотуса ничего. Ни опасности, ни самого присутствия. Его нет. И даже то, что это «отсутствие» вполне себе видимо и говорит с вами, не вызывает вовсе никаких откликов у иночувств. Обычная ситуация, когда ничто вдруг стало человеком, правда? Мурашки по коже!
— Ханна Аббот, — чуть кланяется Ханна.
— Теромос, — коротко представляется неразим. — Мы не ожидали встретить здесь человека, Игнотус Певерелл.
— В свою очередь, — тонкая улыбка, — я ожидал найти вас именно здесь. Полагаю, вы будете не против небольшой сделки? У меня есть то, что нужно вам, а у вас, в свою очередь, то, что послужит хорошим стартом для некоего исследования.
— И что же это? — буквально заставляешь себя взять палочку в руку — интуиция настойчиво шепчет, что применять её не против кого. Вас же трое, так? Кого ты собираешься заколдовывать? Никого.
— Талисманы, мистер Даффи, — продолжает улыбаться Певерелл, и это не кажется насмешкой. Это просто то, как он говорит. Но ведь никто не говорит? — обладают самыми разными свойствами, но они всегда не пересекаются полностью. Ваш талисман, как и мой, способен скрывать, понижать связность между двумя реальностями. Для вашего это — «естественные» свойства Пустоты, мой же, в некотором смысле, сверхъестественен, — объясняет он. — Эта защита, — указывает на барьер вокруг Платформы, — обладает ограничениями. Вероятно, её творцы никогда не заглядывали в настолько... эфемерные сферы, чтобы сделать преграду воистину абсолютной. Абсолютного, в конце концов, не существует. Так же, как и моей Мантии, — улыбка становится шире. — Итак, в моих силах, мистер Даффи, мисс Аббот, маэстро Теромос, перевести вас на ту сторону и обратно. В свою очередь, у вас, мисс Аббот, есть то, что мне необходимо. Вещь, об идее которой мой бывший друг Мерлин предпочитал не распространятся. К глубокому сожалению, я узнал о ней слишком поздно, — сокрушённо разводит руками. — Я заглянул в сеанс в поисках спойлеров, ответов на вопросы, которые ещё не были заданы. Субстанция, кою назвали «изначальная эссенция» — не ответ, а намёк, подсказка, и я прошу её взамен.
Вы с Ханной переглядываетесь. У неё есть изначальная эссенция, и не целая — два... сгустка? Один — большего объёма, другой — меньшего, «оторванный» Эллой. Ни ты, ни она не сомневаетесь, что сделка состоится. Но какую часть отдать Певереллу, а какая пригодится (или может пригодиться?) вам самим? Мёртвые Зел-Нага шепчут, что изначальная эссенция не должна доставаться кому-то не из их рода, что она — прародитель и начало, что с её помощью творится нечто, порой ускользающее из их понимания. Ты отмахиваешься от бессмысленных шептаний и предоставляешь выбирать самой Ханне. В конце концов, это её дар, а раз ты не имеешь собственного мнения, совета...
Ханна извлекает обе части эссенции, меньшую держа в левой руке, а большую — на правой.
— Какая вам больше приглянулась, мистер Певерелл?
— О, широкий выбор, благодарю, мисс Аббот, — он делает шаг (никто не делает никакого шага — от диссонанса хочется потрясти головой). — Пожалуй, эта, — подхватывает большую часть, — выглядит перспективнее. Что-то мне подсказывает, — лёгким движением не то ладони, не то воли он отделяет точную копию эссенции, ещё ждущей в левой руке Ханны, — и помещает её в правую, — что симметрия пойдёт на пользу и вам, и мне, — оставшееся у себя (всё ещё больше, чем у Ханны) прячет... куда-то. Не в капчалог, нет, и вообще не факт, что в место. — А теперь будьте добры подойти ко мне ближе, — извиняюще. — Это скорее психологическое. Проще перемещать с дорогой моей Мантии помощью, когда предметы или люди дотрагиваются до меня. Не обязательно кожи, достаточно одежды.
Когда ты касаешься края мантии (края ничего?) последним, Игнотус делает это. Он убирает вас. Вы перестаёте быть. А его никогда и не было. Всё исчезает. Вы не пребываете где-то, потому что в «нигде» нет мест. Время перестаёт идти... не так. Нет времени. В «ничто» нет ни времени, ни пространства. В нём нет никаких вещей. В нём нет вас, нет его, нет и самой Мантии. Просто ничего. Не страшное, не приятное. Слова говорятся о «чём-то», а это — ничто. Совершенная пустота, в которой даже не гаснет ваше существование. Там нельзя гаснуть. Там ничего не нельзя или можно, потому что разрешений и запретов тоже нет.
Всё это ты осознаёшь после. «Там», нет, не-там... нет, это всё неправильно! «Когда» тебя не было — нечему было осознавать. Но осталось... впечатление? Послевкусие? След? Твоё «я» ощутило на мгновение абсолютную пустоту, по сравнению с которой Пустота была чем-то светлым и чистым, а Бездна — реальным, настоящим и уютным. И ты понимаешь, о чём говорил Певерелл в самом начале. О том, что Кольцо и Мантия различны. У них разный исток. Кольцо черпает силы в Пустоте — бесконечной прародительнице всего и вся, хаосе, что был раньше и будет после, тьме холодной и тьме жаркой, полной немыслимых флуктуаций, Пустоте, из чёрного горнила которой исходят миры и мироздания, чтобы, рано или поздно, в неё же и уйти. Исток же Мантии — это простое ничего. То, чего не существует, что действительно, по-настоящему отсутствует! Это в бесконечное число раз нереальней любой нереальности, любого воображения, любого призрака, тени, идеи, представления...
Игнотус «провёл» вас «сквозь» ничто, там, где нет и не может ничего быть, включая барьер Зел-Нага, сколь бы всереальным он ни казался. Мгновение назад (по сравнению с «ничем» одно мгновение ничем не отличается от целой вечности) вы находились за барьером. Мгновение вперёд — на Платформе, и кристалл доступа приветливо переливается внутри.
Несколько минут стоите под сочувственным взглядом Певерелла. Приходите в себя. Пытаетесь смириться со своим существованием. Пытаетесь ухватить то, через что прошли. Выдерживаете бесконечную яркость реальности, ощущений, мыслей, собственного присутствия.
— Удивительный опыт, — молвит Теромос.
— Что-то правда можно защитить от такого? — вдруг вспоминаешь прошлые слова Игнотуса.
— Безусловно, — степенно кивает он. — Со временем начинаешь различать оттенки. То, что кажется вам ничем, на самом деле, не пусто. Эманации более слабые, чем вы способны себе представить, пронизывают его. Управляя ими, можно создать завесу столь же эфемерную, столь и непреодолимую. Мантия позволяет шагнуть ещё «глубже», но, боюсь, «оттуда» вернуться уже нельзя. Связное существование «там» невозможно, как невозможно то, что мы называем душой, — тонкая улыбка. — Именно оттуда берёт начало Сила, именуемая Забвением, и именно там она теряет свою власть, забывая самую себя. Но хватит пустых разговоров! Вам была необходима Консоль Управления, не так ли?
— Нам следует подготовить подключение к центральной энергетической магистрали, — напоминает Теромос. — Боюсь, мне неведомо, как... Лилит! — он опускается и подбирает маленький, с палец всего кайдариновый кристалл. — Это оставила она. Здесь инструкция, способ... Да, с ним я смогу подготовить магистраль, — он обхватывает Консоль и замирает.
— Главное, чтобы нас не заметил Храм, — вздыхает Ханна.
— Нас здесь нет, мисс Аббот, — замечает Игнотус. — Нельзя заметить то, что отсутствует.
— Удобно, — криво улыбаешься. — Как вы не захватили лист с таким талисманом?
— А кто сказал, что я не захватил? — тонкая улыбка Певерелла кажется зловещей. — Некоторых вещей не происходило. Мы с давней моей подругой никогда не захватывали листья Древа и не использовали их ресурсы полностью, до самого конца, чтобы создавать то, что глубже просто чуда. Этого не было и не будет. Теперь, с тем, что вы отдали мне, — не будет совершенно точно. Так же, нет здесь нас, — улыбка пропадает так резко, словно её... и не было. — Как говорят мудрецы, настоящая сила кроется не в деянии, но в недеянии. Я убедился в этом на своём опыте, мистер Даффи.
