Желтые лазеры тускнели вместе с ее щитами, пока, наконец, все не закончилось, лазеры исчезли, и большая часть ее щитов едва держалась вместе, мерцая зеленым светом.
Адди позволила силе воли выйти из строя, наблюдая, как щиты рушатся на землю внизу, превращаясь на ветру в изумрудную пыль.
Рея стояла рядом со своим троном, заметно держась и тяжело дыша. Ее окружал сад из желтых шипов и искривленных цветов, а ее тело наполовину поглотили странные наросты почти сплошного желтого света на поверхности. Ее крылья стали больше, как и концентрация изливающегося из нее желтого света, но ее тело заметно ослабло, по ее коже потянулись кровавые трещины, хотя в этих трещинах желтый свет начал проникать глубже внутрь, заражая ее.
Рея посмотрела на нее с ненавистью и страхом в глазах.
"Мама... кем ты стала ?"
Вся битва остановилась, и даже Адди оказалась застигнутой врасплох. Она повернулась и обнаружила Хуркайса, стоящего у входа в тронный зал. За его бок, словно чтобы его тащили, сидел мужчина — сильно истощенный, с явно нефункционирующими ногами, судя по их атрофированному состоянию. Он был покрыт мелкими шрамами, с сероватыми пятнами на коже, а лицо было изможденным, впалым и желтоватым. Не было никаких признаков жестокого обращения, а скорее значительная степень пренебрежения и доказательства того, что ему не позволяли передвигаться собственными силами в течение очень, очень долгого времени.
Адди потребовалось некоторое время, чтобы узнать его. Это был принц, Мон-Эл, но он выглядел совсем не так, как на фотографиях, которые она видела.
Он выглядел почти полумертвым.
Рея в замешательстве уставилась на него. "Дитя мое, ты все еще не видишь этого? Даже после всего, что я тебе сказала, ты все еще предаешь меня? Вступаешь в союз с врагом, как твой отец?! Ты все еще не видишь, что другого выхода нет". для нас, что мы слишком далеко зашли, чтобы сдаться сейчас, без разрушения? Я переделываю нашу ... —
Истинный страх отразился на лице Реи, а также боль.
Эдди знала этот взгляд. Это было выражение загнанного в угол человека, который начал осознавать, что его худшие опасения сбываются.Что, сколько бы сил и энергии они ни приложили, чтобы предотвратить это, все было напрасно.
Адди знала это, потому что она испытала это, жила в ужасе, наблюдая за тем, как наихудший из возможных исходов разыгрывается перед ней. Возможно, она не носила этого выражения, потому что в то время у нее не было на это способностей, но она все равно это знала.
Тем не менее, Эдди пришлось действовать.
Тем не менее, Рея была сосредоточена на сыне и ни на чем другом.
Это был единственный момент, когда она отвлеклась, отвлеклась от Адди, от Кары, от всех, кто боролся с ней.
Но она была открыта.
Эдди взяла его.
Свинцовое копье вырвалось из плеча Галены-4 по ее команде, его тело, наконец, достаточно зажило, чтобы сделать это, и полетело через пространство между ее войсками и Реей. Галена-2 взяла его под контроль с помощью своих сил, направляя его под возвышающиеся шипы и лозы, а затем поднимая вверх .
Свинцовое копье пронзило одежду Реи в одном из немногих мест, еще не закрашенных этой растущей, искривленной конструкцией с чудовищными чертами, и пронзило ее грудь.
Рея дернулась в воздухе, все ее конструкции треснули. Она пошатнулась, и Адди услышала сдавленный звук, исходящий от принца.
Но это было сделано.
Рея потянулась, коснувшись копья в своей груди. Она посмотрела на него с ужасом. "Нет... нет. Только не это! Мы не можем сдаться! Мы все умрем, если сдадимся! Я... вложила... так много... в это..."
Ее голова повернулась, найдя Эдди.
Губы Реи, перекрытые губами неизвестного зверя, снова растянулись в рычании. — Вы ... мы проклинаем вас — одного и... всех.
Затем она упала с неба.
Рея, вдовствующая императрица Даксама, была мертва, когда упала на землю.
СЕЗОН 2 — ЭПИЛОГ 1 [ПУТЕВОДНЫЙ СВЕТ].
" Ты, кому была дана привилегия читать эти слова, знай, что эта книга является как записью наших грехов, так и книгой истории. Усвой эти слова, прими их в свой мозг и не повторяй тех же ошибок. что мы сделали, чтобы будущее могло когда-нибудь быть более ярким, чем наследие, которое мы оставляем после себя.Мы
были первыми, кто родился в зарождающейся вселенной, и мы были первыми во многих других вещах — предшественниками всего, что грядет мы первыми пересекли бездну между звездами своими физическими телами, мы первыми заселили новые планеты, зародили новую жизнь и увидели вселенную такой, какая она есть на самом деле
. достижения.
Когда-то мы были одним народом, единым, с разными взглядами и мнениями, да, но одним. Когда-то не было ни Стражей, ни Послов, ни Контролеров. Когда-то мы были просто мальтузианцами.
Когда-то мы были империей, и мы поступали так, как всегда поступают империи.
Пусть однажды Вселенная и все ее многочисленные боги простят нас, потому что мы никогда не простим себя. "
— Вступительный отрывок к Книге Оа , написанный Калопом Карланом Канотом, Первым писцом фракции Хранителей.
* * *
[ТААЛ СИНЕСТРО ]
Реальность согнулась и растянулась. Один миг простирается в бесконечность.
Затем, с болезненным облегчением от вставления кости обратно в гнездо, она сломалась.
Техноцветный свет разлетелся вдребезги, выпустив его из хватки с рывком, который он чувствовал до мозга костей. Он скорее почувствовал, чем увидел, их возвращение в реальное пространство: законы и физика, все множество вещей, которые составляли то, что они, по крайней мере, понимали как реальность, врезались в него без какой-либо минимальной мягкости, обычно присущей прыжкам.
Внезапно снова раздался шум, хотя этот шум не был таким уж естественным. Это был зевающий, искаженный рев, который оглушил его уши, исходящий не от вибраций в воздухе, а скорее от вибраций в ткани реальности, созданных узлами, которые они завязали из пространства-времени и относительности, захлопнувшись с хрустом костей . позади них, закрывая дыру, которую они только что пробили.
Внезапно возникло ощущение движения; проприоцепция вернулась к нему волной сильной тошноты, прокатившейся вверх по позвоночнику и заставившей кожу покрыться сочувственным потом. У него не было много времени, чтобы насладиться этим, так как вскоре последовала ударная волна, пронесшаяся по кораблю и врезавшаяся в то, что осталось от его хвостовой части, дернув корабль в качели и ненадолго угрожая опрокинуть все судно на землю. его вершина.
Затем появились зрение, вкус, все больше и больше того, чего гиперпространство просто не позволяло. В углах его вернувшегося зрения вспыхнули окрашенные радугой завихрения, постоянно удаляющиеся, но все равно ненадолго врезавшиеся в радужную оболочку. Таал моргнул один раз и попытался не думать о том, что его взгляд, хоть и ненадолго, был на вкус как соль.
За кругами света показалась остальная часть его корабля. Желтые искры вырывались из распахнутых металлических панелей по всему окружающему его пространству, время от времени теряясь за призрачными образами, которые цеплялись за края его восприятия, сжимающими руками без определенного количества пальцев и лицами без черт, о которых можно было бы говорить, но тем не менее мог высказать ему слова.
Остальные его чувства были возвращены обратно в него в кратчайшие сроки. Прикосновение — ощущение металла под подушечками пальцев — запах — сгоревшая плоть и озон — и все больше, больше и больше, пока он, наконец, не вернулся весь.
Этого было почти достаточно, чтобы поставить его на колени.
Каждый его нерв кричал в тандеме, как будто заново родился. Его голова взорвалась в агонии от смешения ошеломляющих запахов, образов и звуков, а на кончиках пальцев укоренилась дьявольская пульсация, которую он только через несколько мгновений узнал как собственное сердцебиение, которое каким-то образом ухитрилось почувствовать чуждым для него. ему. Боль была повсюду, но в этом отношении Таал привык к боли, и она принесла ему ощущение ясности, вырвала его разум из пустоты, в которой он был пойман в гиперпространстве, и подавляющего всплеска сенсорного шума , который вскоре после побега.
Рвота набухла в задней части его горла и обожгла небо.
Он проглотил его, между глотками воздуха.
Люди умирают, попадая в гиперпространство. Насколько можно было судить, гиперпространство было грубым хаосом: нереальностью или, возможно, чем-то, что просто пыталось расшифровать реальность. Чем глубже вы погружались в гиперпространство, тем меньше реальность держала вас, поскольку средний корабль погружался довольно глубоко, чтобы убедиться, что он может обойти некоторые более фундаментальные ограничения реальности, такие как проблема экспоненциальной энергии при разгоне кораблей до скоростей, близких к или выше скорости света.
Но это во многом было причиной того, что люди умирали от его воздействия: гиперпространство не заботилось о физических законах., и, таким образом, те, кому посчастливилось испытать это, погибли, разорванные на фундаментальном уровне и обычно сведенные буквально к нулю, не оставившие следа, кроме воспоминаний о том, что здесь когда-то был человек.
Но, с другой стороны, у большинства кораблей были сдерживающие поля, способы отделить людей внутри от внешнего хаоса. Его корабль потерял свой собственный, когда его чуть не затопил взорвавшийся кусок кристалла размером с астероид. У них не было времени починить его, и, честно говоря, они и не думали, что его нужно будет ремонтировать . Пока не стало слишком поздно.
В конце концов, им пришлось полагаться на встроенное в их кольца сдерживающее поле, и оно было не идеальным. Были шаги к его использованию, конструкции, которые научили вас формировать и создавать из эмоциональной энергии, чтобы еще больше сдерживать себя от кислотного качества гиперпространства. У них не было времени ни на что из этого, поэтому они вошли только с базовым щитом, который был предоставлен по умолчанию.
Это не было ошибкой — он все еще жив, если не невредим, но он никогда больше не попытается бросить вызов гиперпространству без более сложного сдерживающего поля.
На восстановление после частичного воздействия гиперпространства уходили дни, а иногда и недели. Он не был уверен, сколько времени потребуется ему или тому, кто еще остался в живых, чтобы исцелиться от этого, но, учитывая, что его сердцебиение все еще казалось, что его не должно существовать, он не думал, что это будет на коротком конце.
Медленно, почти синхронно с его чувствами, перешедшими от крика в агонии к просто глубокому дискомфорту , движение корабля остановилось, как и зловещий скрип окружающего его металла. Над головой мерцали огни, и порывы воздуха с хриплым грохотом ворвались в вентиляционные отверстия.
Вдалеке где-то в глубине корабля завыл еле слышный сигнал тревоги.
Если бы ему пришлось угадывать, это, вероятно, была тревога из-за нехватки доступных батарей — рабов — для центральной батареи. Ни один из них не пережил бы прыжок без защиты, а у него не было ни времени, ни мотивации, честно говоря, дать им такую ??защиту.
По крайней мере, он мог утешать себя тем фактом, что несколько сотен рабов оставят после себя мало следов своего существования. Ни крови, ни трупов, которые можно было бы выбросить, ни сломанных слуг с пустыми глазами, которые можно было бы передать тому, кто мог бы в них нуждаться, теперь, когда их ценность была полностью извлечена. Только пустые клетки и клетки, в которых он их держал.
Он моргнул еще несколько раз, изгнав последние вихри из поля зрения, и перевел взгляд на терминал, на котором сжал руки. Монитор загорелся, но какое-то время он ничего не мог разобрать на экране — ни текста, ни изображений, ничего ... Это был непостижимый разрыв между ним и наблюдаемой реальностью. Не потому, что он был сломан, он мог распознать символы, формы, но ничего из этого не щелкнуло.
Затем, с еще одним импульсом боли, который ударил по его макушке и укоренился где-то под челюстью, он снова смог читать.
Дисплей показывал, что не было попыток связаться с ними, не было ни окликающих кораблей, ни даже точки на радаре или уловленного далекого сигнала. Он снова моргнул, на этот раз медленнее, когда понял, что не расстроен и не удивлен этим фактом. Ему потребовалось мгновение, чтобы реорганизовать свои мысли, переставить кусочки внутри своего разума, прежде чем он смог понять, почему .
Верно. Он ничего не ожидал — целью прыжка было место, где изначально не было активности, чтобы дать им шанс проложить свой курс и избежать грядущего возмездия. Когда этот кусок вернулся на место, остальная часть его непосредственной памяти и контекста ворвались вместе с ним, почти вытянув кляп, как он мог почти чувствовать.мысли бьют, толкают и смещают другие существующие потоки мыслей, чтобы вновь заявить о себе о том, где они были всего за несколько секунд до прыжка.
В глазах снова поплыли пятна. Он проглотил еще кислоты, хотя жжение не уменьшилось.
Они прибыли в сектор способом, который для большинства людей в непосредственной близости был бы подобен объявлению о своем присутствии взрывом луны, если вспомнить недавний опыт. Это был разрушительный повторный вход, из-за которого люди начинали войны, из-за которого все в секторе бежали прямо к вам, чтобы спросить, что, по вашему мнению, вы делаете. Если бы это было где-то еще, он, вероятно, даже не смог бы собраться с мыслями, прежде чем корабль был бы окружен флотами всех межзвездных наций в секторе.
Но когда он взглянул вверх от терминала, на свои дрожащие пальцы, крепко сжимавшие его, а затем, наконец, на иллюминатор перед ним, он ничего этого не увидел. Ни кораблей, ни варп-сайтов, ни даже звезды, заслоненной проходящим транзитом. Она была пуста, пуста, и он знал все созвездия, рисующие себя на этом отрезке вселенной.
Отвратительно знакомые — лучший способ описать их. Ностальгия, не то что бы, но что-то среднее между ностальгией и травмой; прошлое, от которого он сбежал и над которым победил, но прошлое, которое, тем не менее, навсегда изменило то, кем он был.
В конце концов, Охотники за людьми могут пытать вас только один раз, прежде чем опыт останется с вами, а его пытали гораздо, гораздо больше раз, чем один раз .. Он провел месяцы в ловушке в этом секторе, на него напали злые роботы-монстры, созданные Оанами, но не сумевшие полностью истребить.
Это был Сектор 666. Мертвая зона. Зрелище потенциально худшей войны в мировой истории, и войны, которая произошла так давно в прошлом, что даже руины ее поля битвы начали разрушаться в вакууме. К этому моменту война была настолько давней, что сектор был безжизненным — по крайней мере, теоретически — дольше, чем когда-либо принимал ее.
Вдохнув, а затем выдохнув, Таал понял, что здесь его союзники — его корпус .— за его спиной, подбираясь, собираясь с мыслями столько, сколько ему было нужно. Некоторые все еще лежали на земле, отражаясь в стекле иллюминатора, но никто не двинулся им на помощь.Слабость не терпела в иерархии, хотя он вряд ли думал, что потеря ориентации при выходе из гиперпространства была признаком слабости.
