И только когда боль притупилась, чуть-чуть утихла, он уловил новое ощущение: что-то твердое и острое вонзается ему в бок. Глаза его открыты, покрытые коркой крови, или слез, или чего похуже, и он находит то, что его колет: ствол пистолета, наведенный одним из отряда, все в полных бронежилетах и ??масках, все в масках. их без опознавательных знаков.
Солдаты, но не знакомые.
Его глаза, насколько могли, скользнули вниз. Его собственная одежда исчезла, образовав лужу вокруг тела, а кожа была красной от открытой, но не кровоточащей раны, как будто кто-то снял верхний слой кожи и снял его.
Пистолет снова ударил его в бок, и его взгляду удалось снова сфокусироваться на солдате и на человеке, наблюдавшем, как солдат тычет в него, — человеке с темной кожей, лысой головой и чем-то вроде машин, засунутых ему в голову. тело, тускло светящееся под кожей.
Это был Хэнк Хеншоу, насколько Адди могла его узнать. Это означало, что солдаты были солдатами Кадма.
Она подумала о том, что случилось с Фредериком, ненадолго вернулась в память. Эта жидкость, вероятно, была топливом, весьма экзотическим топливом, вероятно, частью вторичной системы, поддерживающей питание этого куба. Но говоря о кубе, память сместилась, продолжилась вперед.
И Фредерик увидел, что куб открыт. Переборка была снята и выброшена рядом с ней, а между двумя солдатами было новое лицо, человек с настоящим лицом, не человек, сделанный из машин, притворяющийся, что он у него есть, не солдаты в полных касках, а человек. , простой, добрый человек.
Он был лысым, с чертами лица, на вид ему было около 40 лет. Он не улыбался, но и не выглядел испуганным, даже когда один из солдат воткнул шприц в его обнаженную руку и ввел в него какую-то светящуюся зеленую сыворотку. Мужчина немного отстал, пошатнулся, но солдаты все равно подтащили его к киборгу, который в свою очередь молча уставился на человека.
— Что нам делать с ребенком? — спросил один солдат, все еще направленный на него пистолетом.
Тот, кто тыкал в него, остановился. "Кажется, он проснулся, но ненамного. Чему бы он ни подвергся, действительно подействовало, как вы думаете, он заразен?"
Кое-кто из других солдат сделал осторожный шаг назад, как будто он был радиоактивным.
Фредерик рассмеялся бы, если бы у него была на это физическая возможность.
Киборг повернулся к Фредерику, посмотрел на него, как мясник посмотрел на ягненка, которого собирался приготовить тушеное мясо, а затем пренебрежительно отвернулся и снова посмотрел на лысого. — Он явно бездомный, — сказал киборг хрипловатым голосом."Исследовательская группа получит от него какую-то пользу. Поставьте перед ним другого, мы переместим их обоих".
Лысого мужчину, который теперь едва мог ходить сам, с зелеными венами, бегущими под кожей, тащили вперед и швыряли вниз. Он встретился с землей так же, как и Фредерик: животом вниз, носом в паутинные трещины в бетоне.
Но в отличие от Фредерика он мог двигаться. Он поднял голову, посмотрел на Фредерика и открыл рот.
— Все будет хорошо, — пробормотал лысый, его голос был добрее всего, что он слышал с тех пор, как оказался на улице.
Что-то ударило Фредерика по затылку прежде, чем он успел ответить.
* * *
Фредерик сидел во мраке. Не темнота, просто что-то очень близкое к ней. Он смотрел из своей камеры, между высокими прутьями, которые не давали ему выйти, в коридор и ту узкую полосу ослепляющего света, которая тянулась из него. В этом коридоре были и другие камеры, камеры, которые когда-то были заняты, но теперь он был один.
Свет позволил ему увидеть свои руки, насколько они похудели за последние недели. Маленькие шрамы от разрезов, которые он собрал.Бледность его кожи, как будто она отросла в темноте его камеры.
Залитые светом исследователи спокойно говорили между собой о его смерти.
"Он не должен быть живым. Экзотическая радиация, которой он подвергся, расплавляет ДНК, он должен быть либо одной сплошной опухолью, либо грудой ила", — сказал один из них.
Другой пожал плечами. "С тестированием случались и более странные вещи. Кто сказал, что что-то более случайное, подобное этому, тоже не могло произойти?"
— Логика, — резко ответил третий.
"Воздействие этой энергии разрушило некоторые его части и активировало другие", — сказал первый, прервав разговор. "Мы взяли у него образцы, и никто из нас даже не может понять, на что мы смотрим. Он жив, и он выздоравливает, и для этого мы здесь".
Второй сказавший шагнул вперед, из света во мрак, чтобы посмотреть на него. "Я полагаю, ты знаешь, почему твое тело восстанавливает себя, и если ты будешь сотрудничать и дашь нам что-нибудь, любой намек на знание, даже просто догадку, мы сможем вытащить тебя из этой камеры, добыть тебе больше еды. более удобный." Ученый остановился. "Но, к сожалению, не остановить испытания. Этого я не могу вам обещать".
Фредерик начал раскачиваться взад-вперед, взад-вперед, прижимая колени к груди. — Я уже все тебе уже сказал, — солгал он.
Фредерик мог починить сам, но это было... необычно. Дело было не только в том, что его тело быстро исцелялось, это было... какое-то другое чувство, которое окрепло с тех пор, как его поместили в камеру. Это было похоже на другую конечность, но неосязаемую и не имеющую форму конечности. Он мог перемещать его вокруг своего тела, и всякий раз, когда он фокусировал его на какой-то части тела, он нагревал эту область и начинал восстанавливать себя, если ремонт был необходим. Он действительно осознавал и свое собственное тело, состояние, в котором оно находилось.
Между этими двумя вещами он исцелил то, что, как он был почти уверен, было шестью опухолями, образовавшимися в его желудке.
Он хотел сбежать, но не мог. Они никогда не выпускали его из клетки, пока он не был под действием успокоительного, и в тот раз, когда он попытался использовать эту новую силу, чтобы побороть это успокоительное и попытаться сбежать, ну... он все еще не мог двигаться, но он был в сознании, когда его принесли в операционную, чтобы проткнуть в нем дырки и зашить обратно.
И он был в сознании, когда через четыре часа его вывезли из операционной обратно в его кромешную темную камеру.
Он не хотел испытать это снова.
Его раскачивание усилилось, и он начал мычать, пытаясь успокоить нервы, фантомные боли.
Ученый цокнул языком и со вздохом отвернулся. "Ребята, вы были правы, пытаться вступить в бой с заключенными — глупо. Мы все равно получим отчеты", — сказал ученый, выходя обратно на свет. "Назначена биопсия, так что давайте просто оставим ее в покое".
Был хор соглашений.
"Мы вернемся через день", — крикнул третий ученый.
Затем они ушли, закрыв за собой дверь, и погрузили всю камеру в полную кромешную тьму.
Что-то было не так с Фредериком, он знал это, потому что слышал о том, что сенсорная депривация делает с заключенными. В конце концов, многие бездомные были запертыми людьми, и многих из них поместили в одиночные камеры. Многие ему рассказывали, как они там с ума посходили, просто от нечего делать, не без света, не то что у него.
Ему больше нравилось, когда было темно. Когда было тихо.
Но может быть. Просто может быть. Он был в здравом уме, потому что у него было то, чего не было у них. У него был спаситель.
"Джакс-Ур?" — крикнул Фредерик шепотом.
— Да, ребенок? Голос Джакс-Ура ответил, долетев через вентиляционные отверстия, соединяющие две тюрьмы, в которых они находились, камеры, разделенные крылом, но все еще слышимые друг для друга.
"
"...Конечно."
* * *
Адди вырвалась из прямого потока воспоминаний и взяла над ним более сильный контроль, просматривая воспоминания по мере их появления.
Связь Фредерика с Джакс-Уром была известна всегда, и когда ученые так и не нашли хорошего объяснения его нечеловеческим лечебным способностям — и тому факту, что он не умер — они отказались от попыток. В конце концов, его использовали как нечто, чему они могли доверять, что он не будет саботировать: как помощник Джакс-Ура. Может быть, это была попытка гарантировать, что они оба связаны, и чтобы одно можно было использовать против другого, если это необходимо.
Адди не знала, да и ей было все равно.
Но она все равно прошлась по воспоминаниям отрывками. Это были Фредерик в лаборатории с Джакс-Уром, и все развивалось примерно так, как ожидала Адди. Во-первых, это была просто общая технология, все, что Джакс-Ур мог предоставить Кадмусу для улучшения качества жизни, защиты и так далее. Затем он перешел к психическим блокаторам, примерно в то время, когда Адди могла вспомнить, что они становятся все более распространенными.
Джакс-Ур провел Фредерика через большую его часть, объяснив все, что мог, учитывая ограниченное образование Фредерика. Джакс-Ур научил его вещам, которым он научился бы в старшей школе, если бы ушел, получив образование, от которого Фредерик отказывался, чтобы уйти от семейной жизни. Он объяснил это Фредерику так же, как он объяснил ему Криптон, как он объяснил мириады инопланетных цивилизаций там: все это захватило воображение Фредерика, его радость.
Но Кадм не был местом радости. Первым крупным изменением было то, что Джакс-Ур стал делать оружие, и он это сделал. Но, может быть, они были недостаточно хороши, а может быть, и были, и Кадм все равно просто хотел его наказать. Как бы то ни было, однажды Джакс-Ур вернулся с половиной лица, превращенной в кожу, с металлическим имплантатом, вживленным в его плоть и кость, буквально ввинченным на место.
Фредерик наблюдал за Джакс-Уром в первый день его возвращения, за болью, которую испытывал мужчина, за светящимся зеленым ошейником, и кипел.
Фредерик был там, когда Джакс-Ур был представлен Джеремайе Дэнверсу — соответствующие данные, Адди загрузила их для дальнейшего распространения — и когда Джереми Дэнверсу в качестве наказания аугментировали одну руку, наполовину ампутировав ее только для того, чтобы заменить намеренно болезненной кибернетикой.
Она добавила, что тоже размножится позже.
Фредерик был там, когда Кадмус чуть не развалился, когда у Джакс-Ура появилась собственная команда, все больше и больше.
И, в конце концов, все пришло в голову.
Однажды Фредерик проснулся в своей кромешной темноте за несколько часов до того, как обычно просыпался. Он чувствовал себя треснувшим яйцом, давление в его теле раздвигало существующие границы, сила прикладывалась к чему-то, что постепенно поддавалось, расширяя паутинные трещины в той его части, о существовании которой он не подозревал. В той его части, которая позволяла ему восстанавливать свое тело.
Он едва мог дышать и часами лежал в темноте, корчась, ощущая все усиливающееся давление, похожее на зуд, который он просто не мог ни почесать, ни растянуть. Сколько времени это заняло, Джексон не знал, и его воспоминания тоже ничего не объясняли; сознание уплывало и уплывало, все больше и больше, реальность становилась все труднее разглядеть.
В этой темноте, после неизвестного количества времени, неизвестного количества дискомфорта, что-то наконец сломалось . Одно тело стало двумя, когда Фредерик наконец почувствовал, что фантомная конечность простирается за границы его собственного тела.
И разум Фредерика порвал с этим.
Адди прошла мимо этого, прорабатывая воспоминания, которые привели их к этому моменту. Она смотрела, как Фредерик обучался, она смотрела, как Фредерик наблюдал, как Джакс-Ур помогает улучшить Медузу. Фредерик, которого Кадм использовал за свои способности, противопоставлялся Джакс-Уру, тренируя его, восхваляяего, и обучая его всему, что он мог с его новыми способностями. Лимита в четыре тела хватило меньше чем на день, а число, которое он мог создать сверх себя, продолжало расти.
А вместе с этим росли и проблемы, проблемы, которые Фредерику приходилось преодолевать.
Проблемы, которые он не мог преодолеть, по правде говоря.
Фредерик, обнаруживший, что больше не может спать, все же чувствуя, как его разум ускользает и распутывается, чем дольше он обходился без него. Фредерик, чувствуя, как его разум искажается с каждым новым пределом его способностей к клонированию, растягиваясь в новые формы, "конечность" внутри него увеличивается в размерах и возможностях, извиваясь, как что-то новое. Фредерик, начиная терять понимание того, какое тело было его, а какое было оригиналом.
Фредерик, становясь все менее и менее человечным, постепенно теряет перспективу смертности, человечности, просто обладания одним телом. Джакс-Ур, подчеркивая, что это было хорошо, что стать чем-то большим было здорово , что он уникален благодаря этому и стал сильнее. Джакс-Ур, рассказывая ему о видах, у которых были похожие проблемы — новая структура коллективного разума на расстоянии двух с половиной тысяч световых лет от нас, в которой полунезависимые коллективные разумы контролировали определенное количество отдельных дронов и которые испытывали те же трудности, когда они расходились. от своих родителей, своего первоначального коллективного разума.
Адди вырвалась из этой мысли, направляя свое внимание. Она все еще не видела плана, не могла понять, почему они сделали то, что сделали, к чему вели. Она прорабатывала воспоминания слишком медленно или, по крайней мере, неэффективно. Ей не нужно было зацикливаться на том, как Фредерик медленно терял себя из-за своих изменений, или на том, как люди вокруг него подкрепляли эти изменения.
Ей нужны были ответы.
Итак, она потянулась к воспоминаниям, потокам данных и начала их сортировать. Человеческий мозг было труднее рассортировать, чем разум Живого провода, но это не было проблемой, и вскоре один поток воспоминаний превратился в два, затем в четыре, затем в шесть и так далее. Она разделяла воспоминания, извлекала из них контекст и при необходимости распределяла их по определенным потокам, фильтруя их и направляя по разветвленным путям памяти.
И когда она увидела всю полноту того, что искала, Адди почувствовала лишь нарастающее чувство тревоги.
Почему Кадм сделал то, что сделал? Адди давно задавала себе этот вопрос. Зачем нападать на столицы штатов? Почему ее сейчас, а не тогда, когда объявили о грядущем вторжении? Зачем себя так ставить? Люди ненавидели Кадма; даже более маргинальные ксенофобские организации видели в них убийц других людей, и даже не только людей, которые слишком сильно любили инопланетян. Они были второстепенной местной террористической группой, набрасывающейся, нападающей без какой-либо реальной рифмы или причины, но с достаточной огневой мощью, чтобы причинить боль.
И все же это было неправильно.
Они представили инопланетное оружие миру не только для того, чтобы зарабатывать деньги и устанавливать контакты, но и для того, чтобы люди чувствовали себя сильнее, давали им вкус к способностям, которые большинство инопланетян считали само собой разумеющимися.Они инициировали теракты против людей не только для того, чтобы отпугнуть их или покалечить, а потому, что хотели, чтобы инопланетяне знали, что правительство не может их защитить, чтобы еще больше их изолировать. Они запустили "Медузу", чтобы поддержать это чувство, а также показать миру, что инопланетяне могут умереть, что они не так неуязвимы, как кажутся.
