— Я могу разрезать метавремя, — как бы походя сообщила Лиа.
— Не знать о тортиках и резать метавремя, — смешок от Эбби. — А ты хороша, подруга! В общем, с метавременем — пожалуйста, не в листе. Он мне пока что не приелся. Знаешь, сколько чинить пришлось, как кто-то отыскал один прикольный артефакт, воскрешающий за счёт разреза метавремени? Артефакт мы так и не нашли, к слову, затерялся вместе с загадочным создателем. И реальность резать тоже тут не надо, пожалуйста-препожалуйста? Она-то зарастает, да пока не заросла, всякое извне вылазит... опять же, разбираться с этим всяким — мне.
— Значит, Ковчег иль Разноцветье, — подытожил Крауч. — И нам требуется помощь целителя, работающего с душами. Лиа, не могла бы ты...
Лиа достала из «пространственно-временной свёртки» (по крайней мере, так это охарактеризовал Крауч после исследования волшебством и комментариев Гвен) тело Марьи, висящее в воздухе и окутанное самовозобновляющимся вариантом чар приостановки времени. Жуткое извращение, по словам Бартемиуса, но полноценной магии времени он не знал — так, осколки, из которых собрал хоть что-то.
— Ух ты вау, вывернули же! — воскликнула Эбби. — Это кто из вас стазис делал? Ты? Слушай, у тебя, Барти, натуральный талант, вы с Эшером споётесь, он тоже любит чаровать не напрямую, а через задний проход, причём желательно чужой. Что? Погоди, как так не знаешь временного базиса, а знаешь только... Серьёзно? Не, ну если так, то вас надо со спутницей Игнотуса свести... хм. И с Игнотусом. Это же разрез души? Не ты ли, Лиа... Ах, похоже, но не ты? Если честно, задачка уровня «убери иномагию из иномага» — если и решается, то глубоко индивидуально, в общем, тут только к Игнотусу на поклон, если сумеем отыскать. Говорят, он бывает в Разноцветье, так что вам — туда. Провести? Ну, это можно, и, конечно, небесплатно. Вы же понимаете, что это рай для Лиа? Почему? Да чай-то заваривать меня научили в Разноцветье! Парочка художников — специалисты в выращиваньи чая и чайных церемониях. Да, Лиа? Чайные церемонии? А ты не знаешь? О, такое — точно небесплатно. В общем, службу мне сослужите — и в Разноцветье провожу. Художники — народ самодостаточный, замкнутое сообщество, наружу высовываются только потворить да порой коллегу внутрь пригласить, мне туда дорога открыта, потому что лист оберегаю да с Сивиллой дружили раньше основанья Разноцветья. Ну что, сделка? Что конкретно? Да просто почикаем угрозы, вон, Эшер не соврёт — я не тиран какой, меня жизнь листа немного беспокоит, в отличие от всяких там... как и вас, не правда ль?
На том и порешили. Не сразу, конечно, порешили. Крауч всё норовил формализовать, вплоть до сложного договора с сопутствующим Непреложным Обетом, а Гвен, напротив, вполне себе поверила и была готова сотрудничать с «неправильной героиней» Эбби «хоть прямочки сейчас». Поэтому решающим неожиданно для них обоих стало слово Лиа. А Лиа попросила Эбби дать себя коснуться. И охватила её душу своей — недостаточно, чтобы ранить, но достаточно, чтобы предпонять, как Эбби будет поступать.
Это предпонимание — нечто эфемерное, чему Лиа научилась, анализируя обрывки душ, будучи пленницей Лабиринта. Она извлекала из душ всю информацию до капли, но этого — по её словам — было мало. Тогда она училась заглядывать дальше, заглядывать в то, что и есть, собственно, души. Это нельзя формализовать. В конце концов, каждая мультидуша, в некотором смысле, бесконечна, она есть проекция идеи на бренный мир, касание причины, обращающее объект субъектом, порядок-взгляд, разделяющий-объединяющий целое и части.
Пусть Лиа и осознавала две прочие части, но, обладая предельным бытием, по умолчанию получила доступ к первой. Она не могла читать мысли или видеть воспоминания. Не было у неё доступа и к будущему-прошлому, метабудущему-метапрошлому, события предвидеть — тоже не её, синхросейчас, по крайней мере. Связи также были скрыты от неё, она могла оценить крепость трети души, и то — наполовину наугад. Зато могла пройти вверх, подняться по тому единению, тому Сердцу, что душой зовётся. Она не познала Эбби. Вместо этого она познала идею Эбби. Не полностью — мы, люди, в конце концов, не познаём, что видим, непосредствованно, однако у Лиа были зачатки научного метода, она была способна реконструировать. И, реконструировав, вынесла вердикт:
— Я ей верю. Мы оплатим чай.
Затем было много ещё чего. Были тренировки, оценки возможностей — не в духе внешне хаотичной, а внутренне чрезвычайно собранной и педантичной Эбби использовать новый инструмент, как следует его не изучив. И обучив, конечно же. Бартемиус Крауч получил от неё доступ к лучшему (объективно) магическому образованию во всём листе — она была той, кто участвовал в составлении самой магической системы, а перед этим — воином в кризисе чудотворцев. Гвен Шепард также осваивала магию, но не только — её приоритетом были загадочные способности Рыцаря Власти, которые позволяли с помощью волшебства творить совсем невероятное, причём без отдачи, но не так, как если б обладала Правом, а совсем иначе.
Что касается Лиа, то она «училась» у Эшера. Не совсем «училась», а пробовала, искала, нащупывала новое. Не было в листе никого, кто бы обладал предельным бытием, кроме неё самой, и некому было научить. Зато как советник, генератор идей, Эшер — отличнейший вариант, дополняющий сухую и тяготеющую к шаблонам Лиа фейерверком, гейзером мыслей и вариаций, непрерывным мозговым штурмом, пробудившим в Лиа жажду новизны. Именно благодаря этой учёбе Лиа сделает, что должно, когда в сеанс вернётся.
Их будут ждать катастрофы. Тленные, с которыми научатся справляться без прорех в ткани существования. Сложный выбор, каким линиям быть, а каким — исчезнуть. Страшное наследие Тихого Дома. Охота за Убийцей бессмертных — ну как охота... задача найти его и маякнуть, а дальше уж Ивицер сам. Убийцу не поймают (как мы с вами знаем), но надолго отвадят лезть к бессмертным и «бессмертным» ИМ-листа. Будут существа из-за грани. Будут сумасшедшие волшебники. Будет ученик самой Эбби, чьё имя вычеркнуто из Библиотеки Судеб. Будет ссора и едва ли не война меж Эшером и Эбби, в которой так сложно будет сохранять нейтралитет. Будет сложное расследование страшных дел художников, в котором так поможет некто Крампус — Рисующий Кровью.
И после этого расследования, наконец, Эбби сочтёт, что уговор выполнен с одной стороны — время исполнять с другой. Она отведёт троицу в Разноцветье, где, к тому времени, окончательно воцарится Сивилла Трелони. Там они попадут на самый странный бал в жизни Барти (и первый в жизни Гвен), познакомятся с очень странными персонажами, часть из которых нам уже известна. Попозируют для парочки картин. Научатся десяти тысячам способов заваривать чай. Наконец, дождутся Игнотуса Певерелла и его загадочную спутницу.
Игнотус Певерелл разберётся, в чём же дело с Марьей. Придумает способ начать излечение, и сама Лиа поможет ему в этом, став скальпелем — скальпелем предельного существования. В свою очередь, спутница Игнотуса «доктора душ» Певерелла (одна из его спутниц — мне неизвестно, кем будет следующая и кем была предыдущая — одни догадки!), известная нам как Элиза Даттон, раскроется перед Гвен, и они вволю наговорятся, облегчат друг другу души. Элиза научит Гвен парочке трюков с её класспектом, а заодно подскажет, как же, всё-таки, попасть в сеанс, причём не когда-нибудь, а ровным счётом тогда, когда необходимо. Этим же способом воспользуется она сама — но позже.
> Пронесёмся сквозь эпохи и метаэпохи. Вместе с Краучем понаблюдаем за изменением множества Хогвартсов. Вместе с Гвен поищем линии с разумными драконами. Вместе с Марьей поищем способ вылечить её сына. Вместе с Лиа поищем новые сорта чая и тортиков к нему. Оставим Эшера и Эбби проживать вечности, так сильно поменявшие их. Углубимся в мерцание линий реальности, в живой узор сосудов листа. Понаблюдаем, как паутина нитей событий, рождающих и перерождающих в метавременной эволюции волшебный мир с Хогвартсом, Дурмстрангом и Шармбатоном стабилизируется одной из версий в РМ-линию, а другой — 3М-линию. Вспомним, как профессор Райс разбудил Ивицера Творцева в поисках ответа на вопросы. Прокрутим события, сформировавшие РМ-линию такой, какой она стала, и подумаем, почему же Сивилла Трелони отрезала её от Сердца — только ль из-за Волдеморта? Вместе с Минервой Макгонагалл проживём смерть Альбуса Дамблдора и реформируем сам Статут (почему это так просто удалось ей, но так сложно было Дамблдору в 3М-линии?). С ней и Кровавым Томом примем дары Ивицера, столкнёмся с гостями из иной реальности, застанем пробуждение Варсиэра, бежим в Хогвартсе-драконе сперва на Марс, а затем и во Внешнее Небо. С Ивицером на хвосте ворвёмся в уже 2М-линию. Спасём выживших и войдём в игровой сеанс, убегая от неминуемого разрушения листа, оставленные, брошенные Сердцем Хогвартса и его администратором Трелони. Наконец, соберёмся в кабинете, прозванном «капитанская рубка», чтобы...
— Что по ситуации икс? — никогда они не называли «ситуацию» как-то осмысленно. Волшебники Отдела Тайн — тоже. Им было это запрещено, запрещено любым способом упоминать, как магическим договором, так и Непреложным Обетом. Собственно, сами невыразимцы прекрасно понимали, почему даже о наличии некоей «особой» ситуации говорить — опасно. А уж если знать, какова её природа...
— Времени всё меньше, — вздохнул Роберт Бойл. — Ситуация ухудшается. Теперь я окончательно уверен, что Небо повредило нечто слишком... эфемерное. Денис подтверждает: якоря нереальности рушатся. Процесс медленный, но ускоряется. Если мы не придумаем ничего в течение трёх дней, то замедлить распад классической иномагией будет невозможно.
— Сколько ушедших? — бросил Том, глотнув чая. Хотел бы кофе, да колдомедики ему запретили вместе с алкоголем. Леди Слизерин из солидарности кофе тоже не пила. Вот потом, он слезет с бодрящих зелий...
— Десять, — поморщился Бойл. — Одному — пять лет. Дети... — вздохнул. — Дети уйдут первыми. Старики умрут раньше, чем скажется надорванность.
— Что скажешь насчёт сверхъякоря? — спросила Минерва, отвратительно свежая на фоне мужа.
— Буду честен: хреново там всё, — отхлебнул своего чая и Бойл. Они втроём старались выглядеть расслабленно. Выглядеть так, будто бы ничего не происходит. Ну очередной кризис, ну бывает. Это не исчезновение, уход за пределы реальности грозит едва ль не каждому из РМ-линии — просто ситуация икс. Случается. — Мы исследовали и Алатырь-камень, и Сердцевину Камня. Теоретически мы можем как-то «опереться» на них, но на практике... Я не знаю универсального способа. Боюсь, господа Слизерины, его не существует. Иномагия не зря считается глубоко индивидуальным искусством. При сильном желании и паре вложенных хрономеров я и десяток иномагов, вас включая, научат сотню человек. Проще будет взять детей. Остальные...
— Прежние иномаги — по-прежнему? — уточнила Минерва.
— Никаких свидетельств деструкции якоря нереальности, — пожал плечами Бойл. — Не знаю, почему. Я думаю... — отпил чаю. — Думаю, что Райс был прав, а Фло ошибалась. Нельзя делать иномагами так резко. Нельзя собирать столько иномагов в одном месте. Нельзя так долго контактировать с Небом.
— От некоторых вещей... — процитировала начало первого правила инореальности Минерва. — Есть идеи, Том? У меня — ни одной. Хорошо, что малышка в безопасности, — Светлая Леди продавила решение, что с Хоуп будет контактировать минимальный состав лиц. Хоуп никогда не видела Неба. Хоуп станет иномагом — но обычным. Хоуп не исчезнет, как неудачливые небесные путешественники. Её надежда, их дочь, которую тайно передали на Ковчег. Там она вместе с няньками и телохранителями выживет, даже если Хогвартс будет уничтожен.
— Я говорил с Элис, — качнул он головой. — Она ничего не придумает так быстро. После критической точки будет поздно. Хранящая отказывается говорить, настаивать я не решился. Ивицер и существо, стоящее за ним... — совершенно неаристократично сёрбнул чай. — Я вижу единственный выход. Я пригласил её сюда. Только что воскресила Энтони.
— Крестраж, — нахмурилась Минерва. — До сих пор не могу поверить, что ты молчал об этом.
— Сам узнал недавно, — Том устало потёр лоб. — Энтони... умеет преподносить сюрпризы. Надеюсь, что он использовал каких-нибудь отбросов.
В дверь постучали. Бойл открыл взмахом палочки. Элла Мэйдж, девушка родом из космического века в комбинезоне, диссонирующем с мантиями троих чародеев, быстрым шагом подошла к столу, извлекла из капчалога стул и бесцеремонно уселась. Они уже говорили через видеосвязь, поэтому не приветствовали друг друга.
— Томас, Минерва, Роберт? — после пары секунд напряжённого молчания обратилась Элла. — Что случилось? У меня мало времени. Зачем я вам?
— Могу ли я узнать, — аккуратно начал Роберт, — в каких рамках ты варьируешь свою... мелодию?
— Тогда уж симфонию, — хмыкнула Элла. — Давайте не ходить вокруг да около? Времени мало. Что-то случилось? Вы хотите исправить это с помощью Песни? Так?
— Ты знаешь, что все волшебники, контактировавшие с Небом, стали иномагами, если не были ими раньше?
— Грэм рассказывал? Что с того?
— Мы не знаем, почему именно, но души этих магов повреждены слишком неправильно даже для иномагов, — пока Роберт говорил, Минерва трансфигурировала из воздуха чашку и призвала в неё чай. Элла немедленно попробовала и одобрительно кивнула. — Они уйдут слишком рано.
— Насколько рано? — наклонила голову Элла. — Год? Месяц? Серьёзно?
— Да, — просто ответил Том. — Многие — раньше. Вчера — семь человек, из них двое детей. Сегодня — десять, включая пятилетнего ребёнка. У детей якорь нереальности наиболее слаб, они будут первыми.
— Кто был иномагами раньше Неба, эффекту не подвержены, — добавил Роберт. — Причины неизвестны. Боюсь, твоя Песня — наша единственная надежда.
— У меня уже просили подобное? — Элла оставалась невозмутимой и слабо читаемой. Минерва готова была поспорить, что сейчас лидер игроков нисколечко не встревожена. Её вообще мало что трогало. Лишь в глазах отражалось что-то ещё более эфемерное, чем якорь нереальности, — и, одновременно, более веское, тяжёлое. Что-то, подсказывающее Минерве, что их слова и услышаны, и приняты к сведению.
— Что решила? — не выдержав, уточнил Том. Нервы у него были определённо ни к чёрту. Её поддерживало Кольцо, но и им особо не попользуешься из-за проклятого баланса...
— Я попробую? — с вопросительной интонацией такой ответ выглядел издёвкой. И ею не являлся. Элла никогда не издевалась и никогда не шутила. Она вообще, насколько собрала информацию Минерва, была скучным человеком, хоть как-то оживавшим в разговорах с друзьями и старыми знакомыми — или когда касалась любимой работы. В работе она буквально вспыхивала, опережая мыслью лучших аналитиков не только своей родной станции, Крака, несмотря на отсутствие когнитивных усилений, но и выдающиеся умы галактики.
— Раскрой, пожалуйста, — подавив раздражение, попросила Минерва.
— Да? — она сейчас на что-то в своём нейробруче отвлеклась? Минерва медленно выдохнула. Спокойствие, только спокойствие! Это они тут на нервах... да и вообще, откуда ей знать, какие именно задачи Элла в сеансе решает? Задачи Хранящей — не какие-нибудь жалкие тысячи жизней сохранить... — В смысле, я не могу обещать, — теперь уже вздохнула Элла. — Я создаю архитектуру того, что должно быть совместимо с бесконечностью вселенных. Добавить какое-нибудь конкретное свойство очень сложно. Тем более свойство настолько... неопределённое, чтобы исцелять иномагию. Я не понимаю иномагию? Никто не понимает?
