Сеанс стал страшным. Раньше Билл с другими разведчиками уже осматривался за приютившим Хогвартс Краем. Тогда сеанс окружала тьма, а в центре, точно маленькое солнце, сияла Скайя. Теперь Скайя погасла. Лишь серые, страшные тени блуждали в её прежде ярких облаках. Зато тьма — тьма сменилась змеящимися трещинами, то исчезающими, то проявляющимися на зелёно-чёрном фоне. Билл поёжился. Это было слишком даже для него, разрушителя проклятий, привыкшего работать в спайке с иномагами над изощрённой защитой древних сокровищ. Он прошёл зомби-апокалипсис, пережил страшные потери, смирился с тем, что придётся бросить Землю — но это... это было нечто, с чем он не мог справиться. С чем должны справляться не волшебники, будь они Дамблдоры-Волдеморты трижды, а... боги?
То, что происходило на Земле... Зомби-инфекция, смерть Дамблдора, теракты Волдеморта, химеры и монстры, падение Статута, опустошение городов — это страшно, на это, казалось, нельзя повлиять и остаётся только выживать... Гарри — повлиял. Не только Гарри — множество храбрых людей, волшебников и нет, плечом к плечу встречали беды и берегли, что можно уберечь. Родных, друг друга, хрупкую иллюзию контроля, мира, надежды на будущее. Отец... папа был одним из них. Фред, Джордж, Чарли, Рон, тётушка Мюриэль — столько мёртвых. Без этих людей, да, Моргана побери, без него самого тоже всё было бы хуже: до корабля-дракона никто бы не дожил!
Здесь было иначе. На Земле Билл чувствовал себя слабым, маленьким, но человеком. Собравшись вместе, люди переломят хребет любой мантикоре, любого дракона укротят! Смотря на блуждающие трещины в ткани реальности, он как никогда чётко сознавал себя бессмысленной былинкой, трепещущей от ветра перемен. Невесомой пылинкой, брошенной на чашу весов. Как можно перевесить то, что в сеансе происходит? Зачем кому-то силы простых магов? Сгинут без смысла в необоримой пучине!
Он вздохнул. Надежды. Как-то он читал про «горизонт планирования» в маггловском журнале — мол, насколько вперёд думают люди. На Земле этот горизонт сузился до считанных дней. На Хогвартсе-драконе ничего не поменялось. Они не видели будущего. Никто из них. Разрушенный лист, отрезанный Хогвартс, переход в сеанс — какие планы можно строить? Край Вечернего Уюта был прекрасен, но Билл одёргивал себя на мысли, что на том или другом островке построить бы домик, туда переселиться, и... Останется ли что-то от Края после всего? Чем будет это «всё»? Что будет после? С ним, с Флёр, с их ребёнком, с мамой, с братьями, с дядей Доном...
Они стояли у борта, за артефактными щитами — тысячи и тысячи волшебников из двух реальностей, собравшихся биться вместе. Слева от него, стоило оглянуться, подмигнул Дедалус Дингл, маленький волшебник (Билл подозревал его в дальнем родстве с гоблинами), член ещё первого состава Ордена Феникса, только что РМ-линии. Он был полной противоположностью Биллу. Легковозбудимый, оптимистичный маг-одиночка, без колебаний готовый на что угодно. Дедалус не думал о будущем. Он жил настоящим. Билл завидовал ему.
По правую руку хмурился родной, 3М Эрни Макмиллан. Этот тоже не думал о будущем и не сомневался. Билл кивнул ему. Эрни — неплохой парень, но его уверенности Билл не завидовал. Уверенность хаффлпаффца Эрни — его доверие Объединённой Канцелярии, доверие тем лидерам, что их спасли, и тем, кто направляли во время земного апокалипсиса. Вряд ли Эрни задумывался о том, что сами эти лидеры сомневаются. Ему неоткуда было знать, что Слизерин и обе Макгонагалл, Амелии Боунс, вся верхушка Канцелярии — они знали и, должно быть, знают меньше его младшей сестрички. Билл списался с Джинни перед вылетом.
Я в центре, у Скайи, — её чуть путаный почерк, перед глазами — улыбчивое лицо... которое он уже годы как только на колдофото видел. — Мы ждём остальных, ждём Крак и Дерс. Я не буду участвовать в бою...
Почему? Ты бы хотела? — спросил он.
Нас, игроков, ждёт Творение, — неуверенно ответила она. — Помнишь, я писала? Это то, зачем нужен наш сеанс. Мы создадим то, что исправит или даст нам шанс исправить. Я не знаю, но я... мы... я сделаю всё, чтобы Песня не причинила вреда.
Песня? — выходит, это и есть та штука, ради которой они будут сражаться?
Песня аспектов и талисманов, — сестрёнка писала без колебаний. — Что-то вроде сверхзаклинания. Представь себе магию, которая создаёт вселенные. Мы хотим использовать её, чтобы создать не вселенную, а решить кое-какие проблемы. Я надеюсь, что больше не буду иномагом. Что никто не будет. Элла, наш композитор, говорит, что это одна из задач. Один человек не может определять всю Песню — мы вроде как соединяем замыслы. Я верю другим игрокам. Мы сделаем что-то чудесное и великое, если справимся.
Какой шанс, что вы не справитесь? — у него даже не дрогнула рука. — Что будет тогда?
Какой шанс, что у тебя с первого раза получится незнакомое заклинание? Мы собираемся сделать чудо, Билл. Никто никогда такого не делал. Я... не знаю, как остальные, но я стояла рядом с Великим Кристаллом Жизни — если направить эту силу... А у нас ещё семь таких штуковин. Ха, знал бы Волдеморт, с чем мы будем работать, съел бы от зависти свою капитанскую шляпу! — Билл невольно улыбнулся. - Мы сделаем дело, а вы защитите нас. Я не буду писать об осторожности, это глупо, когда мы тут работает со штуками, которыми миры взрывают. Просто поверь мне, что это всё не зря! Береги себя, брат. Как только мы закончим, я могу... я не знаю, когда смогу с тобой связаться. Я могу оказаться очень-очень далеко. У нас есть особый план, чтобы защитить самую уязвимую часть Песни, если вы защитите само Творение. Обещаю, что вернусь к вам так быстро, как получится! Ты один на драконе?
Остальные на Ковчеге, — после паузы на осмысление ответил он. — Ты справишься, Джинни.
Позаботься обо всех, когда всё закончится. Я знаю, у тебя есть девушка... у вас будет девочка. Не лезь на рожон, — последнее — в точности как мама говорит!
Да уж постараюсь. Откуда ты знаешь?
Что-то вроде иномагии, — он почти увидел, как она усмехнулась. — Из той же серии, что моя живучесть. Жаль, не знаю, с кем вы будете сражаться точно, иначе бы подсказала уязвимости и всё такое. Со мной всё будет хорошо, Билл. Тут есть кому обо мне позаботится, мои друзья... обязательно познакомлю, как всё закончится! Не сильно доверяйся Эрни, боёвка у него хромает, держись около Дингла. Ага, «типа иномагия» и «вроде чтения мыслей через пергамент», просто помни, что у тебя крутая сестрёнка и не умирай там, хорошо? Всё, через пару минут тут будет Элла и мы начинаем. Удачи, брат.
И тебе, сестра.
Она успокоила его тогда. «Просто помни, что у тебя крутая сестрёнка», ага. Перед глазами встало лицо обернувшейся и помахавшей на прощанье Флёр. Он не подведёт её. Их всех! Защитит их будущее, не важно, каким оно будет. И утрёт нос сестрёнке, разумеется! Пусть только они все выживут, а он... Он встретится с любыми чудовищами и победит. Не для себя. Для них.
Symphony Impossible to Play: Prelude
Первый перелив звуков. Ты начинаешь Игру, и Лезвие разделяет «до» и «после». Это лейтмотив Разума, постигнутый тобой, многогранный, отражающийся в самом себе, будто в зеркале; разогнанный разум достраивает его, играется им, демонстрирует его, переливает из вариации в вариацию. Ты ведёшь свой мотив, начинаешь Песнь, ощущая каждый отклик Лезвия, каждое касание которого вычерчивает фон, и Альбус отражает твою музыку внизу, а Элиза направляет. Чистая импровизация, чистое творение, то, от чего ты далека как инженер, к чему так близка в глубине души... То, о чём мечтала Хранящая — вырывается наружу.
Краем сознания отмечаешь, что Марк открутил вентиль. Аккумулированное, собранное Хранящей нечто вырывается тонкой струёй. Неведомая субстанция разъедает Часы богоуровня точно рассчитанным способом. Первая капля материи скатывается с Часов, обращается в многоцветный протуберанец, направленный в другую колбу. И в этой колбе идёт загадочный процесс, соединяющий звуки Разума и сияние, высвобожденное из Часов, — в Запись.
Ты приближаешь переливы своей мелодии к промежуточному завершению. Даёшь об этом знать Элизе. Движения Палочки ускоряются. Тихий голос присоединяется к Игре. Окружённая ветрами, Вера Орлова выглядит настолько же возвышенно, насколько и игриво. Её голос дробится, разрастается отголосками, порой перерастая в целый хор, и неразличимые слова мелькают в нём, высоком, чистом, а Сущность Ветра откликается, вплетается в узор, который начала ты Разумом.
Тихая, знакомая по воспоминаниям Джу, мелодия присоединяется к вам двоим. Ты окончательно отступаешь в фон, позволяя мелодии, издаваемой с помощью жука-трубача напряжённо замершими Джинни, Седриком и Томом, вырваться на первый план. Эта мелодия исходит в равной мере из их памяти и из логики творимого вами. Она растёт, ширится, стремится охватить собой всё, проникнуть всюду... но мелодия Дыхания меняет высоту, оставаясь самой собой, всегда свободной, индивидуальной, подсвечивает Жизнь и ей в ответ подсвечивается. А ты и Альбус — фон, едва различимый, разделяющий Дыхание и Жизнь, лёгкость и жёсткость, движение и движущихся, беспокойство и напряжённость, плавность и ломкость, но — моментальность, быстроту, захлёстывающую мощь.
Редкие, но веские переборы заполняют лакуны между вами тремя. Джу! Тёплые, нежные звуки соединяют, сонаправляют, и кажется, что контролирующая мысль Элизы также чуть меняется, подправленная Сердцем.
Два основных мотива смешиваются, соединяются, взаимно дополняют друг друга. Розовое буйство сливается с синими течениями в насыщенно-сиреневый — цвет небес Эстуса, цвет лета, цвет настоящего. Энергия и свежесть. Бескрайнее и цветущее. Борьба и достижение. Преходящее, но прекрасное. Быстрое, но зовущее. Минующее и наступающее. Победное и отступающее. Развитие, бег, полёт, ветер в лицо, колючки на кустах! Дикое, природное начало, полное гроз, молний и дождей, палящего солнца, ледяного шквала, водоворотов и циклонов, ясных небосклонов и величественных закатов.
И твой мотив огибает, оплетает, ограждает это дикое начало, разделяет, даёт точки зрения. Разум, незримый, невозмутимый, не тихий и не громкий, расставляет свои акценты, усмиряет природу, упорядочивает течения, подстраивается под циклы, встраивается и встраивает, вырастает из буйства хаоса и эволюции и направляет его, им, в то же время, направляемый.
Мотив Джу, аккуратно присоединившихся к ней Энтони и Ханны проявляет то общее, что есть у прочих трёх. Противопоставление разума и природы неожиданно оказывается таким же объединением, таким же неразрывным единством, как едины дожди и леса, солнце и пробуждающиеся звери, ветра и парящие на них птицы. На ветрах парят и люди, пусть иначе, и движения энергий, высвобождение потенциала Дыхания двигает в равной мере цивилизацию и естественные экосистемы, а эволюция охватывает как формы превращения энергии, так и меметические конструкции в головах людей, как разделения сред, так и баланс потоков, формирующих гомеостаз.
Четыре мотива, четыре смысла соединяются в сиреневой прелюдии. Два несущих аспекта и два соединяюще-упорядочивающих. Четверное основание для Песни.
Сиреневый вихрь изолируется, стабилизируется одними эффекторами Храма, другие эффекторы насыщают многоцветный шар-потенциал дополнительной энергией, синхронизируя с плотностью-интенсивностью прелюдии, а третьи стабилизируют, не давая немедля вывернуться наизнанку. Тело Песни завершено. Палочка Элизы замирает на мгновение...
The Battle of Future: Hydra
...Извергли тысячи и тысячи заклятий. Сначала — всех типов, к чему больше уязвима Гидра — непонятно. Затем — взрывные, в основном. Пламя Гидра гасит кислотой, заморозка и остановка, конечно, хороши, но берут только «поверхность» многоглавого чудовища. Взрывы оставляют в змеином кубле размером с небольшую планету целые кратеры. Колдуют от души. Смеётся, посылая пачками заклятья, Дедалус Дингл — Билл вспомнил, как их Дингл удерживал стену Адского Огня вокруг Мунго десятками минут, прежде чем слечь от переутомления. С облегчением взрывает Эрни — он ожидал смертельной схватки, а получил симулятор стрельбы, где промазать — это надо очень постараться. Сам Билл, однако, мрачен и сосредоточен. Он ждёт подвоха — и не ошибается.
Гидра взрывается. Целиком. Разлетается мелкими кусочками. Победа? Наоборот. Каждая капля кислоты, каждый оторванный кусочек — зародыш её тела. Секунда назад — капля. Секунда после — десять глав, извергающих кислоту, а из кислоты — ещё десяток таких же малых гидр. За пару минут Гидра полностью регенерирует весь убыток от совместных усилий Хогвартса, протоссов и Варсиэра.
Минигидры разлетаются по всему трёхмерному полю боя, стремительно его заполняя. Хогвартс-огнемёт едва не погребает под змеиной массой. Том разворачивает дракона, прожигая путь, а волшебники усиливают общие щиты, которые, шипя, разъедает кислота. Вырвутся? Не вырвутся?
Магическая волна ударяет сбоку — то волна заморозки, мгновенно убивающая Гидру, проходит насквозь и не гаснет. То было великое колдовство, на которое в одиночку не замахнулся бы и Геллерт Гриндельвальд, сколько бы кристосорбов Рока ни использовал. Несколько тысяч волшебных лучей собирались воедино — феи, которыми дирижирует Нерис. Совместный луч перехватывался Барти Краучем, который придавал ему точную форму, отправлялся Гвен Шепард, а та, в свою очередь, давала магии дополнительное свойство. Негасимость, например.
Струи кислоты, разогнанные едва ли не до сверхзвука, разбиваются о многоуровневый щит, удерживаемый и обновляемый Марьей Эк. Волна заморозки убивает большую часть наросшей Гидры и Варсиэра заодно. Как огромный шлепок. Замороженное, повинуясь Краучу и Гвен, фокусирующим магическую мощь народа фей, обращается в огонь.
Хогвартс вырывается наружу. Несколько «фениксов» растерзаны Гидрой. Останки Варсиэра испаряются останками Гидры. А «останки» Гидры растут ещё быстрее, обещая в считанные секунды вернуть обратно свою массу! Вместо ударов по площади Гидра переключается на снайперски точные плевки и струи, каждый из который с лёгкостью прошибает щит Хогвартса. Волшебники несут первые потери. Из кислоты тут же вырастают минигидры, и палубы Хогвартса погружаются в хаос. Гидра плюёт во все стороны — не только чтобы попасть, но и неся в кислоте свои споры, размножая себя всё быстрее и быстрее. Такова подлинная мощь мифического чудовища, опустошавшего не планеты, нет, а целые галактики во славу Морриган.
Ярко-белый меч появляется одновременно в миллионах мест, касаньем распыляя минигидр на сверкающие пылинки.
— Наконец-то соперник, достойный нового романа! — выкрикивает Гилдерой Локонс, вновь взмахивая знаменитым Зеркальным мечом, чьё лезвие отражается в глазах владельца и проецируется в поле зрения столько раз и туда, куда тот пожелает. — Книга о нашей схватке станет легендарной!
