Тенью крадётся Орион Охотник. Огибает он хаос фундаментальных полей, поднятый Алисой против Морриган. Обходит сверканье столкновения мечей — этот бой идёт так быстро и так близко, что ничего более ни Крис, ни Лиа применить не в состояньи. Орион проникает в самый центр схватки, в око шторма между Морриган и Крисом. И оттуда он даёт Принципу Разрушения освободиться, точно Песне. Снежная Королева тратит, реализует свою сущность, усиливая тех, кто ей духовно близок.
Новые симфонии войны постигает Морриган. Новые оружия, новые горизонты разрушения и новые умения. Это не даёт ей прямого превосходства. В конце концов, у неё уже был огромный запас таких способностей и сил — Алиса преодолевала их предельной волей. Но это определённо даёт пусть не стратегическое, а тактическое преимущество. Преимущество, прежде всего, неожиданности.
В свою очередь, Крис учится разрезать законы физики и метафизики. Пусть то не полноценное умение, а скорее зачаток, навык — оно чудовищно могуче. И так же это не даёт ему подлинного перевеса. Лиа, как и он сам, стоит за пределами законов, над ними. Есть законы и внутри неё, но сколько уйдёт у него времени, чтобы дотянуться туда сквозь Одиночества просторы?
Это происходит сразу. Единым, будто бы отрепетированным движением Морриган и Крис смещаются, прокручивая реальность. Клинок Лиа парируется собственным истоком в руках средней из сестёр. Меч Криса, однако, разрывает игрокод, усиленный предельной волей, отпрянуть Алису заставляя. Не давая ни мгновения опомниться, Морриган использует дар Снежной Королевы, дотягивается через родственный клинок до сердца Лиа. Поворачивает ордополе, давая гравитации понять, что Лиа — это, вообще-то, титаническая масса, сосредоточенная в маленьком пространстве. Лиа начинает гравитационный коллапс, ведущий к превращению в чёрную дыру — и смерти. Крис, в свою очередь, выпускает импульс ошеломляющей Ярости в смеси с Пустотой, отталкивая Алису, затем причинность разрезает и быстрее света несётся к иному месту.
На Дерсе идёт бой. Легионы тварей Морриган, выпущенных, когда одной ей мошек давить поднадоело, умирают от выстрелов, от взрывов, от мечей, заклятий, временных перепадов — копии Хранящей, космопехотинцы Шотуна, ревенанты, игроки Алисы, игроки Элис, флот Ирен, сцепившийся в жаркой схватке с летающими чудовищами, — все они убивают врагов. Убивают, но и умирают тоже. Силы защитников тают, а враги всё прибывают и прибывают сквозь множественные провалы в Авалон.
Крис разрезает этот хаос стремительным рывком. Он врывается в самый центр Дерса, к Хранящей, зависшей, скрестив ноги и закрыв глаза. На доли секунды отставая, является Алиса. Филигранным толчком предельной воли смещает она удар Криса в сторону. Клочок алой мантии и прядь волос — этот удар Хранящую не ранит. Крис сосредотачивается. Всё его бытие, бытие предельное, всё его желание, вся его жажда убить единственное существо, уничтожить единственную душу вливаются в следующий удар. Алиса — на его пути? Она умрёт.
Моргана появляется за спиною Лиа. Она касается руки дочери, коллапс отменяя. Морриган бросает ей гневно:
— Ты заплатишь.
Глаза Морганы расширяются, когда понимает, о чём же речь.
— Прости меня, — говорит она, самое важное через касание передавая. — Я должна идти. Сад Памяти в опасности.
— Я понимаю, — спокойно отвечает дочь. — Я ценю, — поднимает взгляд на хмурую Морриган, внимательно следящую за уходящей в Авалон Морганой. — Я Лиа. Я разделяю. Я отталкиваю. Я воплощаю. Сегодня я воплощу твою смерть, тётушка.
— Ну попробуй, — смеётся та, играючи отражая первый выпад. — Моргана сдерживала нас с Модрон слишком долго. Сегодня мы освободимся от этого груза — как только я с тобой закончу.
Лиа не отвечает, взвинчивая темп атак настолько, что даже Морриган остаётся использовать старое, полузабытое оружие в своей руке, а не коллекцию инструментов разрушителя.
Остриё Меча несётся точно в грудь Алисы. Точно в её душу. Оно направлено не в неё, но она встала на пути. Предельная воля концентрируется на Мече. Две предельности сталкиваются напрямую. Воля и Бытие. Смысл, преодолевающий границы. Сущность, обрётшая бесконечность. И предельное бытие, и предельная воля могут быть в некоторой степени измерены. Сравнены с подобными себе. Реальность, надреальность Меча, соединённого с выпадом сущности Криса, оказывается выше всего, что Алиса выставляет против. Время тормозит свой ход. Код вспыхивает и гаснет безвредными искрами. Время движется всё медленней и медленней. Остриё неторопливо минует рефлекторно отдёрнутые руки. Приближается к груди, приближается к душе — окончательная смерть. Время останавливается. Елена становится видна.
Сцена замирает. Хранящая открывает глаза. Невозмутимо поднимается, с видимым трудом раздвигая твёрдый воздух. Демонстрирует загадочный механизм в своих руках — хитросплетенье шестерёнок, циферблатов и проводов округ большого кристосорба, пылающего алым. Кристосорба Времени.
Тем синхровременем Лиа неожиданно для самой себя — осознаёт. И это осознание таково, что широкая, яркая улыбка озаряет её лицо — лицо, столько непривычное к улыбкам. Морриган не понимает, что это значит — Морриган реагирует слишком поздно: её меч, воплощённое одиночество Морганы, часть бывшая души в очередной раз парирует атаку Лиа... чтоб на осколки разлететься. Моргана более не одинока. Морриган шагает назад, в Авалон, прячется от неминуемой гибели в общем для сестёр домене — Лиа прыгает за ней.
— Преимущество мастеров Времени в том, что мы можем выбирать обстоятельства столкновения с врагом, — говорит Хранящая, проталкивая себя к обрётшей видимость Елене. — Мы можем подстраивать обстоятельства и причины таким образом, чтобы прийти к нужному результату даже в условиях совершенной неопределённости. У нас есть буквальная вечность на подготовку любого боя. В конце концов, — она берёт из рук Лены прекраснейший рубин, в который обратился Дьявол, — мы, как и мастера Рока, сами выбираем место нашей смерти, — толчком она соединяет техномагический ошейник, тело своей копии и душу Елены в единое целое, вместе с тем за пределы сеанса выставляя и благословляя будущее своей помощницы.
И Алиса, и Крис борются против Времени сейчас. Тщетно. Предельное бытие никак не может подняться на тот уровень реальности, откуда работает механизм в руках Хранящей — механизм выскальзывает, отдаляется, воспаряет над следующим, следующим и следующим уровнем метавремени с невыразимой лёгкостью — быстрее Криса. Предельная воля охватывает одну, другую, третью преграду, преодолевает предел, метапредел, метаметапредел... кажется, что пределов — бесконечное число, и когда она преодолевает бесконечность, за ней оказывается метаследующая!
— Я понимаю тебя, Крис, — с грустинкой улыбается Хранящая, отталкивая Алису с пути Меча. — Позволь мне исполнить твою мечту, — становится на место Алисы, сердцем — точно перед остриём. — Прощай.
Время возобновляет ход. Крис искренне пытается остановить клинок, замедлить, не дать исполниться неведомому плану. Но он вложил в удар слишком многое. Меч пронзает Хранящую — её тело и её душу. Время останавливается для всех, кроме неё, а причинная связь между Мечом и Крисом — обрывается. Взмахом крыл Хранящая разрезает реальность позади, позволяет инерции удара увлечь себя в раскрытую дыру, чтобы выпасть из сеанса. Аспект в кристосорбе шкатулки истощается. Возмущение временной ткани обращается возмущением пространственной — Дерс разрывает на куски, Алису и Криса отбрасывает от пролома. Пролом зарастает — я выполняю просьбу, может быть, последнюю, женщины, которую люблю.
Subact 3: Beyond
Prelude
Стены тьмы расходятся перед ней и закрываются за её спиною. Она идёт вдоль памятников и картин. Иногда играет музыка, чаще грустная, реже — весёлая. Совсем редко — шедевральные композиции заставляют её замереть и грустно улыбнуться. Кажется, что она идёт между мирами, разделёнными изолирующей чернотой, целые эоны. Конечно, это не так. Она просто здесь уже была. Была слишком много раз, и воспоминания о прошлых прогулках, посещениях и торжественных церемониях дополняют настоящее, переполняют её память. Она продолжает идти.
— О, привет, дорогуша! — восклицает Вильгельм, когда входит в его секцию. Выглядит как живой, в конце концов, именно в таком виде он и хотел, чтобы его помнили. Живым, оптимистичным, «в расцвете сил». — Как делишки? Я тут, знаешь ли, пробую всё переустроить, как тебе?
Она оглядывается. Камни вновь поменяли расположение. Как и вода. Как и ветер с небом. То, что раньше было обыкновенным памятным Вильгельму пляжем, со временем превратилось в сюрреалистичную композицию. Не такую сюрреалистичную, как у соседа справа, зато меняющуюся со временем. Вильгельм был известен за умение из старых красок создавать нечто совершенно новое.
— В твоём духе, — отвечает, слабо улыбаясь.
— Слу-у-у-ушай, Воскрешающий камень там как, не встречался? Мне тут надоело! Хочу снова бороздить океаны фантазийных просторов! Может, поищешь для меня? Я расскажу тебе о своём самом секретном кладе, а в нём...
— И зачем я рассказала тебе о Камне? — вздыхает она. — Нет; извини, Вил. Просто... проведаю учителя.
— Ты же не веришь во всю эту муть? — нисколечко не расстраивается он. — А ходишь через мой мирок почаще всех. Если ходишь, то хоть подольше поболтай! Эжак не одобрил бы все эти грусти-шмусти!
— Ещё он пил чай без тортиков, — выдавливает из себя улыбку, проходя мимо Вила, корчившего из себя не то воздушного, не то водяного, не то какого-то штормового духа. — Прости, я... мне надо подумать.
— Думай, конечно, — водяные пучины и воздушные вихри расходятся, а камни выстраиваются в дорогу под ногами. Хорошо хоть не жёлтую. С Вила бы сталось надругаться над любой сказкой, какую только вспомнит. Вильгельм... как давно они познакомились? Она забыла. — Но и о Камушке не забывай!
— Я помню, — она проходит сквозь разделяющую тьму, вздыхая. — Я слишком много помню, — поднимает голову навстречу свету. — Ну привет, учитель.
Эжак Су невозмутимо смотрит на неё — статуя, сделанная буквально собственными руками. Максимально традиционная. Всё, на что она была согласна, — комплекс чар, ограничивающий ход времени. Смотрит в его глаза, в то, как она их помнила те самые «эоны назад». Слышит его голос — как живого. Вспоминает. А затем совсем уже привычно — столько раз бывала здесь! — уходит в свои мысли. Память об учителе помогает принимать решения, особенно — ключевые. И на неё никто не смотрит странно, что решать ходит на кладбище. Художники. У каждого — свои причуды.
Ей хватает всего лишь пяти минут, наполненных горестным сожалением, чтобы выбросить все мысли и просто смотреть на учителя. Не то настроение, чтобы думать и решать. Хочется или напиться, или кого-нибудь прикончить. Растоптать чью-нибудь гордость, как делал порою Локонс, художник и герой. Учитель предпочитал просто тихо «решить проблему». Лучший враг — отсутствующий. Если нет такого варианта или он дороговатым будет, то... ну, Сирень давала Эжаку парочку уроков. Как и он ей. Моргана — тоже. И ему, и ей. Моргана была где-то здесь — встретились на входе. Хочет посетить могилу, которую больше никогда и не увидит. Но Моргана будет биться. Биться за прошлое.
— А малыш Гилдерой прав, учитель, — вслух говорит она. — Как то бишь? Устами младенцев глаголет истина? Пойти набить кому-то морду — хорошая идея. Не говорю «прощай», — кивает статуе. — Говорю — до встречи. В этой жизни иль в иной.
Назад она идёт уверенным шагом. Неожиданно для себя останавливается у могилы Вильгельма:
— Эй, Вил.
— Ну что, развлечёшь, наконец, старого мертвеца какой-нибудь побасёнкой? — является он немедля.
— К тленным Камень. Пошли со мной. Есть одна идейка. Специально для тебя.
— Серьёзно? — он искренне удивлён. — И что, традиции...
— Пусть подотрутся своими традициями, — ухмыляется она, обращаясь к давно забытой части себя. — Жвачку не предлагаю, а вот придуркам задницы надрать — со мной?
— Хах! — громогласно смеётся он, извлекая огромный призрачный топор. — Чёрт бы тебя побрал, сестричка Эбби... ДАВНО ПОРА!
At the price of oblivion
Его рука движется невыразимо быстро в реальном времени — и чудовищно медленно в твоём восприятии. Клинок Меча касается твоей мантии. Проходит её. Касается кожи. Беспрепятственно проникает внутрь и касается сердца. Разрезает его надвое. Ты всхлипываешь от боли, которую нельзя подавлять, которую твоё совершенное тело чувствует ярче и острее любого смертного. Но ярче и неё — близкий холод смерти. Вырываешь Меч из его рук. Выпадаешь из сеанса, напоследок уточнив формат выброса псевдоэнергии аспекта.
Всё холоднее и холоднее. Знакомое чувство. Как в Кости, когда впервые вошла рука об руку с Игнотусом. Вновь повторяются события? Тогда ты помогала в творении. Сейчас... сейчас всё завершается. И начинается, если расчёт был верен. Нельзя рассчитать явления высшего порядка. Есть вещи, в которых мастерское владение аспектом не значит ровным счётом ничего.
Но не та, для которой раскрываешь всю свою силу, открываешь последние резервы, исчерпываешь всю себя до дна. И начинаешь движение руками тела, ещё не осознавшего, что оно мертво. Телу нужен миг, чтобы умереть. Но ты — Мастер Времени, и миг для тебя — вся вечность.
Цена, заплаченная тобою за свободу. Время возвращать долги. Ты познала радость жизни. Ты любила и была любима. Ты предавала и была предана. Ты мечтала и была мечтой. Ты дружила; дружили и с тобой. Ты создавала, ты разрушала и ты изменяла. Ты определяла судьбы и подводила всё к финальному моменту.
Что такое смерть? В полной мере — ты не знала. Но тебе и не будет дано познать. И сейчас тебя ждёт не совсем она. Тебя ждёт плата. Свобода — это величайший дар. И ты должна заплатить за него сполна. Не просто должна, нет! Ты — хочешь. Жертва должна быть добровольной! Из всех будущих, всех линий реальности, что ты видела, что держала в руках, что сплетала и расплетала в безмерном метавремени, ты выбираешь именно эту. Ту, в которой всю себя отдашь — без возможности предугадать исход.
Это твой выбор. Ты восстанавливаешь Равновесие этой, возможно, напрасной жертвой (и алый, Дьяволов камень Равновесия медленно бьётся в твоей груди на месте разрезанного сердца). Хранящая Время, порождение соприкосновения ИМ-листа и Пространства Парадоксов себя исчерпывает как проект. Ты сделала максимум возможного. Ты закрыла все петли, что могла, отдала все долги, какие стоило отдать, расставила все фигуры, чтобы даже в худшем случае... И теперь ты даришь фигурам свободу. Свободу от предопределения — свободу от себя. Ощущаешь, как дрожит, как трепещет на невидимом ветру паутина, которую соткала своими отраженьями. Настало её (мета)время.
Горько улыбаешься. Твои руки вырывают Меч и чертят лезвием, чертят кровью символы вокруг. И с каждой чёрно-красной линией Меч тает, тратит своё Бытие, как уголёк, которым разрисовывают стену.
Рисунок на стене, рисунок — и фон. Что такое магия? Что такое Фаэр? Что такое чудо? Что такое, когда сердце сжимается в груди? Что такое, когда дыхание (Дыхание!) захватывает? Чудо — это больше. Ты вспоминаешь Акт Творения Пространства Парадоксов. Ты вспоминаешь все те чудеса, что встречала, что видела. Ты вспоминаешь себя. Ты ведь — живое чудо тоже. Как и каждый человек, каждая воплощённая душа?
