Это всё — огромная ошибка. Сосредоточившись на Крисе, все забыли об Ивицере. Будто бы Ивицер больше не опасен! Ты и сам так думал. Ты думал, что он замкнёт Великую Петлю — на этом всё. Его план завершён — неси себе волю Нелуны-Инфуцора в новые миры, миры Потока. Так? Морулис был с тобою не согласен. Чёрный его меч, соединяющий Пустоту и Рок, возникает в груди Ивицера в, кажется, случайный миг. Ещё три мгновения, три рывка — Ивицера буквально разносит на мельчайшие частицы. Безусловно мёртв?
Частицы соединяются обратно. Морулис оглядывается, пытается засечь бывшего господина, перехватить, закончить начатое прежде, чем случится нечто непоправимое. Лицо Ивицера формируется пред ним.
— Предсказуемо, — говорит Ивицер. Морулис хмурится. В чём план Ива? И каким образом он выжил, если удар буквально разделяет существо по бесконечно удалённым закоулкам мироздания? Нет смысла атаковать повторно, если атака не сработает. — Вы, аспектники, в равной мере предсказуемы в своей ограниченности. Пустота — это о бессмысленном, случайном, мёртвом и послушном. Ты ограничен. Так и остался слугой — не господином, не свободным человеком. Видишь ли, меня уже нельзя убить. Выслушал? Теперь умри.
Морулиса озаряет. Поздно. Ивицеру не нужно делать какие-нибудь жесты. Варсиэр, равномерно рассеянный по сеансу фемточастицами, подчиняется его мыслям, желанию и воле. Морулис мог защититься доспехом Пустоты. Мог исчезать и появляться, не позволяя себе вдохнуть критическую массу Варсиэра. Мог избежать заражения тысячами способов. Но нельзя избегать того, о чём не знаешь. Разве что случайно! В этот раз случай был не на стороне Морулиса.
Он пытается исчезнуть, размыть своё бытие аспектом. Ивицер запрещает. Нелуна — это Сила, соединяющая разности. В данном случае она соединяет присутствие Морулиса с текущим местом. А потом Варсиэр прорастает в теле. Поглощает его за пять микросекунд. Обращается Ивицером. Ивицер оглядывается. Кивает сам себе. Убирает эту аватару. Собирает новую подле Криса, мановеньем воли прекращая враждебное Дыхание (ведь что такое ветер, как не результат разности потенциалов?). В Алису и Кристо ударяет соединенье Тёмного Безумия и Временных Мерцаний — заклятье высшей магии, хаотично перемешивающее причины и следствия друг с другом. Алые Мили сносит Ветер Порядка — чары на его основе, обращающие реальность в подобие кристалла, как это делала Медуза (Ивицер не брезгует учиться у своих противников, тем более — таких), занимает Бету с Сэмом.
— Похоже, наши цели снова совпадают, — ухмыляется Ивицер. — И ты потерял своё оружие, союзник. Не желаешь стать сильнее, чтобы прикончить всех в сеансе?
— Идёт, — однажды Крис уже работал с Ивицером, и это было плодотворно. Ивицер — враг всем остальным. Ивицер защитил его. Так почему бы не объединиться?
— Не сопротивляйся, — дуновеньем Ветра Порядка прямо в разум Ив сообщает, что сделать собирается.
Крис не сопротивляется.
— Нет святости, есть косность, — шепчет Ивицер.
Нелуна соединяет два места сеанса, образуя скорее не пространственный, а реальностный мост. Крис и Ив шагают чрез него, оказываясь прямо у Глуроболха. Пустота Криса на короткие секунды не даёт Глуроболху, в ярость впавшему, заметить их.
— Нет чистоты, — продолжает жрец и высший посвящённый. — Есть смешение!
Он смешивает. Высвобождённое в полную силу сквозь бессмертный свой сосуд, могущество Нелуны делает два существования — одним-единственным. Два субъекта прекращают отдельное бытие. Глуроболх и Крис. С этого момента их бытие есть неразрывное единство. Бытие Криса, однако же, предельно, и сколь высоко и плотно ни было бы существование Глуроболха, он — лишь плёнка на поверхности Рыцаря Ярости и Пустоты. Очень удобная плёнка. Очень эффективное оружие.
— Нет истины, — широко улыбается Ивицер. — Есть безумие!
Крисуроболх, титан, состоящий из переплетённых щупалец, глаз, лиц и конечностей Криса, предельно существующий кошмар, осматривает сеанс. Теперь для него не составляет труда дотянуться до любого места. Теперь он действительно сможет отомстить. Ивицер, смеясь, скользит в сторону, чтобы не мешать союзнику букашек убивать. Скольжение это, однако, неожиданно смещается в спираль. Ивицер едва не стукается лбом об обломок протоссовского «феникса».
— Тебя никто не отпускал, — грозит ему пальцем Вера, формируясь из Дыхания порыва. И попытку съесть себя с помощью частичек Варсиэра она игнорирует без сознательных усилий. Она свободна. Дыхание — нельзя пожрать.
— Раунд два? — хихикает Ивицер. И ты вдруг осознаёшь, зачем ему вообще сражаться!
Meet the relict of the past: Shaman
Ты умирала. Ничего не могла с этим сделать. Парализованная, бесконечно дублирующая командный импульс наружу в тщетных попытках перехватить Варсиэра под контроль, ты — умирала. Это не было страшно. Ты уже умирала. Не раз, на самом деле, но тот, последний, запомнился более всего. Тогда ты была уверена, что это — последняя, окончательная смерть. Не было более инореальных версий. Не было ни теней, ни отражений. Тогда ты запечатала иномагию, а сама осталась последним, единственным мостиком вовне. Ты должна была умереть — и умерла.
Джинни, Джин, твоя последняя ученица, чей образ размывался в памяти — рыжие волосы, улыбка, что ещё? — вернула к жизни. Вместе с Тёмной Луной, страшной легендой, древней сказкой полузабытого ИМ-листа. Ты вернулась, вернулась славно, но на время. Ты сохранила, перенесла в другой край всех колонистов: там были люди с первого поколения до самого последнего — позаботилась о разнообразии. Ты проиграла Алфреду, недооценив эту странную варп-силу, недооценив собственный новый якорь — Кристалл Сердца. Не совсем якорь. Скорее опору? Нечто, соединяющее тебя с реальностью, выхватившее твою душу за шкирку и удерживающее в бытии. Алфред был побеждён. Создан Анх, который, в конце концов, отрезан от тебя Стеною Сияющей Чистоты.
Ты умирала. Без якоря, в силах только удерживать Варсиэра от съедания, ты таяла, испарялась, как снеговик в жаркий летний день. Ты проиграла. На этот раз — окончательно, бесповоротно. Могла ли ты знать, что Варсиэр управляется не только механизмом, открытым, исследованным и взломанным Тёмною Луной? Могла ли ты догадываться, что её ключ в прямом противостоянии с Ивицером Варсиэра только остановит, пока тот не потянет за совсем нереальные, совершенно непостижимые поводья, которые настолько далеки от твоей сферы, что даже распознать — не удалось?
Не могла. Ты сделала ставку и проиграла. Ивицер знал, как справляться с магией Потока, Потока ослабленного и ущербного. Варсиэр был для него послушней, он дольше учился им управлять, и теперь ты висела, окружённая плотью бездны, бесконечно останавливая её от нападения. А Ивицер ушёл, ушёл делать своё чёрное дело, ломать великую временную петлю. Ты надеялась, что кто-то из ваших его остановит. Хранящая никогда не складывала все яйца в одну корзину. А тебе оставалось только умирать в жаркой темноте, вдыхая зловонный запах нелунной твари.
Становилось холодно. Реальный жар постепенно отступал перед нереальною прохладой, а затем и холодом. Смертный хлад. Ты уже сталкивалась с ним. Таким будет твой конец — бесславный и безвестный. Ты выиграла много времени, заняла Ивицера надолго, сковала собой целый Край бездновой плоти. Кто-то бы сказал, что это немалые результаты. Ты же уверена, что у плана Ивицера настолько большой запас, что...
Холод сковывал тело. Холод сковывал мысли. Ты встретила старого приятеля с горькой улыбкой. Продолжила посылать команду «остановись». Cлишком горда, чтобы спокойно умереть. Ты будешь сражаться до самого конца, пока не останется лишь тень мысли, тянущейся к Варсиэру. Потом уйдёт и она. Не останется ничего. Так неприятно осознавать, что Джинни и Луна потратили столько ресурсов и времени, чтобы твоя последняя жизнь окончилась ничем!
На жалкие секунды вспышка гнева вернула остроту мысли, яркость бытия. Ты вернулась к перебору вариантов, к игре с памятью и отражениями. Мир расцвёл тысячами спектров: каждое действие, каждый шаг ведёт к тому или иному результату. Ты могла не предсказать, а скорее представить, смоделировать перспективы того или иного выбора. Продолжила поиск, вгрызлась в возможности, отбрасывая одну пустышку за другой...
Всё зря. Фло Вефэа умрёт здесь, умрёт с секунды на секунду, сколь бы ни растягивала эти секунды в субъективном восприятии, разбивая на варианты, проживая тысячи, миллионы секунд сразу! Сколько ни сжимай зубы, сколько ни проклинай вслух и про себя, сколько ни слушай интуицию, ни хлещи кнутом интеллект — не выйдет. Ивицер — из первых иномагов. Не могущественнейший. А толку? Ты, Фло, была первой на своём Эстусе, но здесь, в сеансе — назойливая мошка, угодившая в чужую паутину.
Холодно! Так холодно... Зубы не сжаты — зубы натурально стучат, да только стука, как и стука сердца, уж не слышно. Мышцы расслабляются. Лишь разум, упрямый человеческий разум продолжает жить, биться в клетке тела, вырваться из которой уж не суждено. Мир вокруг меркнет — кажется (или не кажется?), что посылаешь стоп-сигнал пустоте, небытию, что нужно остановиться и расслабить мысли вслед за мышцами. Всё. Пора уже.
— Девочка моя, — тёплый голос из-за грани. Мама? Ты не помнишь маму. Когда-то ты ненавидела её и отца, а потом узнала их историю, их путь... Мама однажды вернула тебя к жизни, пожертвовав собой. Теперь именно она поведёт тебя дальше? Интересно, какое оно, это «дальше» здесь, в Пространстве Парадоксов? А в закрытом сеансе, в критический момент?
— Уже иду, — слабо улыбаешься ты в мыслях, всё никак не прекращая стоп-сигнал. Слишком глубоко вбила в себя дурацкую повторялку!
— Глупость какая! — восклицает мама. Ты на мгновение забыла, что, вообще-то, умираешь — так ярко, эмоционально она звучит. Погодите-ка... забыла, что умираешь?
— Мама? — выдавливаешь ты, разминая точно отлёжанные руки и продолжая Варсиэра стопорить. — Ты... жива?
— И да, и нет, — улыбается она, из призрака, видения обращаясь реальным человеком. Ты не веришь. Хватаешь её руку, вчувствываешься... Но как? — Моя Сила — это Забвенье, Фло. Одна я забыла о Забвеньи, Забвеньем забытой оказалась. Она-я тебя спасла. Другая я стёрла себя из памяти Ивицера и памяти меня-той, когда наш дорогой всеграндмастер расслабился, уверившись в победе. Обвела вокруг пальца! Я жива, пусть слаба, пусть не восстановилась до сих пор. Пусть я-другая тебя рожала, пусть я-другая Аиста любила, ты и моя дочь тоже. Я, конечно, та ещё эгоистка, — смешок. — Я не буду сражаться с тобою рядом. Но и смотреть, как умираешь здесь бесславно — не по мне. Неужели дочь моя, моя наследница, «сердце волшебства», выжить способа не видит?
— Будь у меня время... — это обидно. И в то же время нет. Странное, двойственное чувство. Мама... Сирень смотрит на тебя покровительственно (кто вообще на тебя так смотрел в последние — века?). Покровительственно — и тепло. Она ничего не требует. Она читает твои мысли, твою память — никакие защиты не помогают против неё, ушедшей по пути иноразума... ушедшей, но вернувшейся обратно.
— У тебя есть дар малышки Луны, — прямо говорит она. Мягко берёт твои ладони в свои. В глазах её — нечто, что запомнить невозможно. Не запоминается и её голос — лишь шелест Леты, который нельзя воспроизвести. Разве что узнать, если сам из памяти не улетучится. Страшная Сила, которая помогла вернуться, с которой она достойно сразилась с Ивицером, где ты смогла лишь проиграть!
— Я же... — вдруг ты понимаешь. Другой дар. Указатель. Нечто, что ты не решилась отбросить, но спрятала так глубоко в памяти, как только сумела. — Ты... я...
— Ты видела всего лишь двух пользователей этой Силы, — её ладони тёплые, как её тон. А то, что в ней от Забвения, — оно не холодное и не тёплое. Не иномагическое даже. Никакое. Или какое-то, но запомнить, осознать — нельзя. — Не делай сверхобобщений, моя птичка, «удостоенная похорон». Я не могу вернуть тебе жизнь, мой контроль над Летой не восстановился в должной мере. Я могла бы вырвать тебя из времени, но ты же — моя дочь! Ты не желаешь отступать, в сторонке не отсиживаешься.
— А ты — отсиживаешься, — бросаешь ей в ответ.
— Чуть-чуть, — хихикает она, окружённая непостижимым ореолом своей Силы. Сила эта тонкой струйкой просачивается в твоё тело и твой разум, вымывая усталость, напряжение. — Мне не за что бороться. Ты ценна мне, но не ценнее самой себя. Мне-ей была важней, но я — не я-она. Прости. Ну, согласна? Я помогу тебе. Я помню, как высшей посвящённой стала — как иномаг, постигла кое-что.
— А давай, — резко киваешь ей. — Не жрица, да?
— Есть разные способы с Силой, с Истиной, как Ив наш называет, связь держать. Порожденьем Силы быть, проводником или оператором — совсем не то, что нужно. Владыкой такой Силы стать может лишь один Инфуцор, не говоря уже о сотворящем. Концептуал или посвящённая — вот весь выбор! Первое меняет слишком много, себя ты потеряешь, и я тебе — не помогу. Второе — единственный вариант. Ивицер сколь угодно может жрецом себя называть, по факту — высший посвящённый.
— Стать, как он, — ты сжимаешь её руки. — Он не уступил тебе. Я готова.
— Моя девочка, — яркая улыбка озаряет лицо древней колдуньи, убийцы чудотворцев, пировавшей сердцами людей и не-людей, а по совместительству — мамочки родной. — Начни. Я подхвачу.
Вы делаете это. Ты тянешься по указателю, тянешься по тому, что связывало некогда Тёмную Луну и Нелуну. Тянешься — и чувствуешь ответ. Страшный и прекрасный вместе с тем. Сила, что соединяет разности, Сила, способная вобрать в себя иные, Сила, неподвластная Забвенью, касается твоей души, а ты касаешься её... порядка?
Эта Сила настолько велика, что с лёгкостью съела бы тебя, но Сирень, но мама — мама направляет, мама одёргивает и её, и тебя. Вы соединяетесь. Сила отбрасывает на тебя тень, становится тобой, расширяет собою твой разум, твою форму, твой порядок. Но и ты отбрасываешь тень! Твоя душа, твоя судьба, твоя воля, твоё бытие ложатся на Нелуну, искривляют её. Самую малость — но это твоё искривление, а не чьё-нибудь ещё. Сила стремится прорваться, стремится ворваться через этот мир сквозь узкий краник твоего существования. И не может, потому что то искривление, что ты вносишь собой в неё, искривление, заботливо поправленное мамой, уравновешивает давление оттуда.
Это другое «оттуда». Не Бездна. Совершенно нет. Нереальное — в какой-то степени? Сложно передать, сложно объяснить, что другим, что самой себе. Ваша связь напоминает союз, контракт, договор. Ты делаешь Истину реальной (или, лучше, «здешней»?), проводишь её в мир (или мир — к ней?), а она, в свою очередь, повинуется тебе. Доупорядочивает, вплетается так, как хочешь ты. Частица Нелуны соединяется с твоей душой и, в то же время, частица твоей души соединяется с Нелуной. Раз и навсегда.
Забвенье отступает. Мама отпускает твои руки. Смерть... уходит тоже. Ты не можешь умереть. Тёплая, нежная, точно мамино объятье, Сила окутывает тебя и ограждает. Тебя более нельзя убить. Если твоё тело будет разрушено, а твой разум — стёрт, то там, в... месте? состоянии? аспекте мироздания? Ты останешься там. Как крестраж, но не крестраж. Бессмертная в Нелуне. И ты можешь вернуться — пусть путь будет долог и тернист, пусть неизвестно, где окажешься в итоге.
