Стрекоза улетела. Хельга создала новых клонов, на сей раз не маскируя их под всю команду, ограничившись двумя десятками «себя». И не направляла далеко, а приказала занять подступы. Под охраной клонов и нескольких защитных заклинаний они выслушали теперь уже Марка.
— Виола Смыслопевица... — начал он, вздохнув. — Мы мало говорили, но лучерождённые умеют парой слов сказать больше, чем мой дядя лекцией!
— Как Джу, — вспомнил Грэм, и само слово неведомым образом согрело воздух. Будто бы призвало Джу, тёплый лучик утреннего солнца!
— Лучше, — хмыкнул Марк, и Элизабет снова отметила, что его лицо будто б ожило. Каким бы «смыслом» ни поделилась Ровена Рейвенкло, он определённо пошёл Марку на пользу! — Виола рассказала мне об именах. Имена... они... это не то... не только то, что было на Побережье. Мне... — пауза — Марк не сомневался, а скорее — думал? — Долго объяснять! — решил, наконец, он. — Имена использовались во время творения, когда лист был... неопределённым. Когда он рождался. Имена — они как идентичности, и как связь, и как точка зрения, — с каждым словом Марк говорил всё уверенней, его, да и Элизабет за ним следом, увлекало объяснение. — Внутренние имена проще всего объяснить. Это как ордополе, но свёрнутое внутрь, как будто каждая вещь — это порядок, мозаика всего сразу! Не как эссенция, а то, как устроена вещь. Одинаковое внутреннее имя — та же самая структура, структура, что внутри — поэтому оно и внутреннее.
— Корабль Тесея, — вставил Грэм. Какой же Грэм у неё... ладно, пока не у неё — замечательный!
— Корабль Те... а, да, похоже! Виола приводила пример с «настоящим» и «оцифрованным» сознанием. Внутреннее имя — это то самое, что меняют волшебники, когда колдуют! Только внутреннее имя мира, оно как бы общее, потому что в нашем Дереве одно и то же первичное ордополе, в смысле, маги меняют не его, а локальное, но оно как бы часть общего, пусть и разное...
— Марк, остановись, — поднял руку Грэм. — Мы примерно поняли, — это он за себя сказал? Даже Хельга не выглядела понимающей! — Не части, лучше сформулируй, а потом говори.
— Хорошо, — неуверенно согласился он. Элизабет видела быстро мечущиеся мысли. Конечно, до Эллы Марку было далеко, но что-то (смысл, взятый у Ровены?) направляло его в ту же сторону?
— Погоди, ты хочешь сказать, что все волшебники — немного нарицатели? — с удивлением спросил Седрик. — Разве это не какой-то особенный дар?
— Да, нарицатели, — кивнул Марк. — Но магическая система как бы помогает волшебникам. Её ведь создавали Мерлин, великий алхимик, и Нимуэ, великая нарицательница. Нимуэ буквально вложила свою душу в магическую систему, поэтому волшебники и могут заклинания творить — опираясь на неё.
— Но ты не волшебник? — нахмурился Седрик. — А по-твоему выходит, что все нарицатели должны быть сильными волшебниками.
— Для нарицания нужен не только нарицатель, но и безымянное, — качнул головой Марк. — У волшебников в душе чудо, хаос, и когда ты колдуешь, то как бы одновременно делаешь мир немного безымянным, а потом называешь обратно. У меня чуда в душе нет, поэтому я и не волшебник. Но если бы кто-то смог создать немного хаоса, неопределённости структуры, то я бы смог его превратить в порядок, дать ему внутреннее имя.
— Внутреннее имя — это другой способ назвать сторону мира под названием «истина»? — процитировала Элизабет вопрос подключившейся Эллы.
— Не совсем, — бросив взгляд на Грэма, Марк замер, формулируя. — Это как бы «истина», но собранная внутри вещи, та, которой является вещь — а не внешняя, как ордополе. А ордополе — это истина вселенной или листа, первичное ордополе — Древа, Леса или Потока. Это как бы уровень истины, включающий в себя вещь, и если нет никакого ордополя, то внутреннее имя вещи должно его включать, а если есть, то не должно — главное, чтобы вещь оставалась вещью, понимаешь?
— Главное, что Элла понимает, — улыбнулась Элизабет. — И очень интересуется, почему ты ей всё это не сказал.
Марк только развёл руками и продолжил:
— Внешнее имя — это как если представить, что внутри у вещи ничего нет, а есть только оболочка. Виола называла это «чёрным ящиком». Если всё-всё-всё, как вещь действует или может действовать, вытащить в стенки коробки, и неважно, что будет внутри, то эти стенки и будут внешним именем.
— Звучит проще внутреннего имени, — прокомментировал Седрик.
— На принципе внешних имён работает игровой код и инфомагия, — продолжил Марк.
— Беру свои слова обратно, — вставил Седрик.
— Внешние имена связаны с наукой реалодинамикой, с помощью которой Моргана изобрела домены, и со сферами реальности и нереальности в иномагии. Внешнее имя — это как бы всё, что можно сказать о вещи, касаясь её, всё её поведение, эм, ну, а если у вещи точно-точно ничего нет внутри, нет внутреннего имени, то внешнее имя — это и есть вещь. Внутреннее имя работает только для самой вещи, а внешнее — наоборот, оно есть только для какой-то реальности, какого-то мира. Ну а маги получают магию, в смысле, частицу хаоса, потому что внешнее имя их... я не очень понял Виолу, то ли души, то ли якоря, изменено, чтобы касаться то ли самого Хаоса, то ли всего сразу, но «неопределённо всего сразу». Если дать внешнее имя пустому месту, то можно создать что угодно, но сначала надо взять где-то энергию для создания. О, и Виола рассказывала, что бывают многослойные внешние имена и что внутренние и внешние имена приближаются друг другом насколько угодно хорошо, но идеального совпадения добиться сложно! Чуть не забыл, если у вещи внутреннее имя одно, а внешнее другое, ну, когда они как бы две разных вещи, то это называется десинхронизацией, и многие вещи немного десинхронизированы, а полная десинхронизация встречается очень редко.
— Марк, остановись! — воскликнул Грэм. — Мы примерно поняли, ты лучше объясни, что это за враг такой — лишённый.
— Нет внутреннего имени — значит, это просто оболочка или сосуд с хаосом внутри, — Марк с усилием сосредоточился. — Без части внешнего имени — он не полностью взаимодействует с миром. Как если бы на какую-то вещь вдруг не действовало тяготение! — как она! Экоталл был именно таким — Элизабет могла (только не умела!) заставить его не взаимодействовать или взаимодействовать, и она слышала, что Ханна умела так же, но иначе. Ханна делала это с помощью Дыхания, а она — потому что экоталл был... такой специальной штукой, от попыток понять которую кружится голова? — Наверно, это сделано для защиты, и его нельзя так просто ранить... или убить?
— Можно вырезать из внешнего имени — смерть? — переспросил Грэм.
— Виола не рассказывала о вырезании, — вздохнул Марк. — Но если смерть там есть, то она только там, потому что внутреннего имени нет. А истинное имя — это... Нет, не так объясняю! Душа, треть души, которая связана с бытием, соединяет нас с идеями нас самих. Истинное имя — это как бы часть, отпечаток нас на той стороне, то, что делает нас именно этими нами, а не прошлыми, будущими или альтернативными. Истинное имя — это то, чем является вещь на самом деле. У лишённого нет своей идеи.
— Он бездушный? — а Седрика это почему-то задело.
— Нет, не в том смысле, — Марк вздохнул, помолчал пару секунд, собираясь с мыслями. — Мы ведь не только мы, но и люди, живые, материальные, и он может быть таким же, но у него нет «я», нет чего-то своего, индивидуального. Обычные вещи имеют малые имена, мы тоже, это имена категорий, множеств, а не индивидуальностей, но люди, миры и особенные вещи имеют истинные имена. Без истинного имени у вещи нет своей судьбы, хотя я не понимаю, почему. Когда создавали лист, создавали не просто вещи со структурой и реальностью, а ещё и судьбы, и без истинных имён не было равновесия элементов, вернее, было бы, но неустойчивое или безразличное... я не совсем понимаю, извините.
— Всё в порядке, — улыбнулся ему Грэм. — Сказанное лучерождёнными сложно передать нормальным языком. Но зачем забирать у этого существа истинное имя? Чем оно мешает?
— Если я правильно понял, — Марк усмехнулся собственным словам, — что имела в виду Ровена, то его малое имя как бы расширили. Не знаю, как, может быть... я слышал, Моргана убивала богов, может быть, она поймала одного из них и... сделала что-то алхимическое? Вместо истинного имени у него обобщённое имя, например... хороший воин. Или идеальный воин-слуга. Получается, что чем бы он ни сражался и против кого бы ни сражался, он будет идеален в этом, потому что это его сущность! А «слуга» сделает его навсегда верным. Я только не понимаю, почему тогда Моргана-Морриган не завоевала весь лист!
— Ей никогда это не было интересно, — объяснила Хельга. — Было время, когда противостоять ей мог разве что Ивицер да Сирень, но Сирень всегда была её подругой. Морриган отомстила; но ни ей, ни Моргане, ни Модрон не интересно было править, не интересна была власть. И, как сказала Ровена, эта защита «слуг» была не идеальной, если Исида её обошла. Я думаю, что для Морриган такие «слуги» — это уже слишком слабо. Слишком локально. Она научилась разрушать саму реальность, а её настоящие слуги с индивидуальностями — у них свои уникальные способности. Поэтому Морриган и отложила этот «безличный» инструмент. И если ты прав, Марк, и она использовала бога, то где найдёшь ещё десяток-другой богов с подходящим элементом? Наверняка это был чистый или очень сильный бог, а не какой-нибудь случайный. Что собирается делать Орион, Грэм?
— Больше никаких ловушек, — ответил тот. — Он знает, что мы знаем. Его... команда ждёт нас. Они будут сражаться со всей силы, все вместе, в удобной позиции, но их цель не в победе, хотя они постараются убить нас. Их цель — подавить нас своей силой, огневой мощью, отвлечь так надолго, чтобы Орион успел. Орион полностью сосредоточился на накопителе. Нам не надо будет побеждать его — он уйдёт. Он настолько погрузился в работу, что беззащитен сейчас. Поставил всё на свою команду. Мы пойдём через узел терморегуляции...
— Почему? — прервала Элизабет. — Он ведь будет нас там ждать?
— Потому что там у нас лучшие шансы на победу, и он это знает, и если мы выберем другой путь, то нас будут ждать на нём, — Грэм говорил немного отрешённо, всматриваясь в видимое лишь ему. — Орион не может застроить там всё ловушками, потому что тогда они будут мешать его собственной команде и потому что узел — это открытое пространство, а ядерных мин у него больше нет.
— Почему? — на этот раз Грэма прервал вопросом Седрик. — Он не может маскировать эти «ядерные мины» лишённым? Он же мешал тебе видеть?
— Теперь, когда я понимаю его природу, он закрывает собой только других слуг, — уверенно ответил Грэм. — И мин у него не было и раньше, он разобрал здесь что-то... Элла говорит, была какая-то экспериментальная ядерная установка, вот из неё он и сделал мину. У него есть бомбы похуже, их хватит на разрушение накопителя, но не станции.
— Орион никогда не специализировался на глобальных разрушениях, — заметила Хельга. — Для этого у Морриган были другие... орудия. Та же Гидра или Хастур. Я думаю, что Орион вынужден настраивать накопители, потому что до этого ему хватало более... локальных средств, пусть и способных убить бога. Я удивлена, что у него есть какая-то «команда». Не думала, что эти... убийцы могут работать сообща.
— Они и не умеют работать сообща, — кивнул ей Грэм. — Они умеют слушаться приказов, а Орион получил силу управлять ими эффективно. Они будут пешками в его руках.
— Посмотрим, что они сделают с настоящей командой, — улыбнулась Хельга, и в улыбке этой было предвкушение. — Боюсь только, у меня нет в запасе средства ускорить нас, как Элизабет. Что? Ровена же сказала, мол, только Бет выживет, а главный козырь Бет — это скорость. Но я сделаю кое-что другое!
Хельга взмахнула руками, и зелёные стебли вокруг неё мгновенно появились, зацвели и тут же сформировали плоды. С трудом Элизабет воздержалась от восхищённого вздоха: десяток за десятком растений появлялись друг из друга, чтобы тут же отмереть и дать жизнь чему-то новому. А Хельга собирала их плоды, взмахом палочки очищала, какие-то перетирала, смешивала в ёмкостях, созданных из выращенного дерева. Священнодействие продолжалось лишь несколько минут, и в результате Хаффлпафф раздала всем по мешочку почти прозрачной пыльцы.
— Я такой себе алхимик, — будто за что-то извинилась Хельга, — но научилась выращивать любое волшебное растение, какое только повстречала. Одной пылинки достаточно, чтобы замедлить движение любых предметов и людей на две сотни метров вокруг вас. Высыпите несколько — и самому Мерлину придётся постараться, чтобы пробить эффект. Заклятья, свет и звук будут двигаться всё так же быстро, но всё остальное... Средство против любителей двигаться сверхбыстро. Помнится, однажды спасло мне жизнь, заодно узнала, как это — танцевать меж пуль. Грэм, у Ориона найдётся что-то против черепаховой пыльцы?
— Нет, иначе я бы остановил тебя заранее. Эм, и я в бою буду... не очень. Мне надо будет блокировать провидение Ориона.
— Седрик, на тебе защита Грэма, — про себя вздохнув (тяжела доля секретного агента-командира!), решила Элизабет. — Хельга, сколько... как быстро ты можешь создавать новых клонов?
— Очень быстро, — поняла та. — Буду давить их массой.
— Марк, я постараюсь... добыть тебе этого лишённого, чтобы ты вернул ему имя. Будь рядом с Грэмом и помогай Седрику, — она не рассчитывала, что Марк вообще что-нибудь сможет: иномагии больше нет, магии у него и не было, а способность... чем бы она ни была, но явно не боевой. А даже если и применима в бою, то какой из Марка воин? Вся надежда на Седрика и Хельгу. И её саму. В этот раз она не подведёт! В голове всплыло пожелание Вораис. «Доброй охоты, маленькая ученица». Она с силой сжала ладони в кулаки, не уставая удивляться силе искусственных мускулов. Разжала и улыбнулась. Ну, Орион, посмотрим, кто тут охотник, а кто морально устарел!
Пока шли, сопровождаемые десятками Хельг, поинтересовалась у Эллы, что такое этот «узел терморегуляции», чтобы выслушать целую лекцию об опасности избыточного тепла на космических станциях, о способах его утилизации с минимальным использованием игротеха и классического волшебства — именно такого стиля Элла и её предшественники придерживались на станции. Это было безумно интересно и вдвойне обидно, что Элизабет понимала каждое второе предложение! Если бы не помощь ассоциаций Смотрителя, не понимала бы и вовсе ничего! Разве что предлоги да союзы с междометиями! Если они справятся, то её ждёт сложнейшая охота — охота за знаниями, за пониманием, за способностью создавать — не разрушать.
Наконец, команда вошла следом за клонами в узкий проходик. А за ним — о, за ним скрывалось огромное место! Сенсоры любезно сообщили Элизабет, что это прямоугольный параллелепипед двести на двести на семьсот метров, и они вошли с одного конца, а за другим концом Поток уплотняется — похоже, накопитель там. Не медля, клоны Хельги взмахами палочки рассеяли черепахову пыльцу. Вовремя — нечто очень-очень быстрое мелькнуло на границе заполонившего всё вокруг серебристого посверкивания. Она даже не успела ускориться в ответ!
