— Сколько их? — спросил Гарри.
— Когда их нашла Моргана — было несколько сотен. Сколько дожило до сегодняшнего дня, сколько готово помогать Ориону? Думаю, немного, иначе они бы не поскупились напасть вместе, — качнул головой, будто бы не одобряя. — Мерцающие не щадят свои жизни. Если они осторожничают — значит, их осталось мало. Я бы на их месте... атака впереди!
Они среагировали, как было обговорено заранее — толкнули плиту навстречу, ускоряя. И тут же трансфигурируя и толкая вперёд новые и новые плиты! Далёкий взрыв донёсся сквозь щиты — больше тряской, а не звуком. Следующая плита — навстречу! Ещё взрыв — тряска посильней. Плиты летели и летели вперёд, уже без зачарований — и с каждой взрывы приближались. Салазар, тем временем, пустил пару заклятий в противоположном направлении — взорвалось и там. Наконец, он остановил их жестом. Последний взрыв они увидели: чёрно-багровая волна перемолола плиту, и град стальных осколков окатил щиты.
— Ракеты, — бросил Слизерин. — Значит, у них есть энтропийные ракеты.
— Были, — поправила Гермиона. — Не использовали раньше — исчерпали весь запас. Не могут производить — в домене ограниченная технобаза?
— Мина, бластеры, ракеты — что дальше? — проворчал Гарри, на пару с Гермионой заколдовывая новую плиту. — Лазерные пушки? Боевые нанотехнологии? Джедайские мечи? А, точно, всепрорезающие мечи...
Энтони тоже не нравилось просто перемещаться и ждать, какой очередной смертельный сюрприз достанут мерцающие из рукава. Они ведь могут что угодно получить от Ориона! С этим надо что-то делать.
— Есть идея, — это его собственный голос так уверенно звучит? — Как насчёт небольшого трюка?
— Настоящий трюк? — широко улыбнулся Салазар. — Такой, за который меня однажды прозвали королём хитрецов?
Казалось, говорил Слизерин несерьёзно, но Энтони чувствовал спокойный холод за его глазами. Слизерин внимал. А когда Энтони начал объяснять идею, внимать стали и все остальные.
— Рискованно, но справлюсь, — одобрительно кивнул, наконец, Салазар.
— Это должен сделать я, — вмешался Энтони.
— Они хотят убить тебя, — наклонил Слизерин голову — чем-то похожий на диковинную хищную птицу, охотящуюся ночью.
— Именно! — в ответ воскликнул. — И у нас есть один козырь, — переглянулся с Ханной, ощутил вытолкнутое поверх окклюментивного щита согласие. Ей не нравилось, но она понимала и верила ему. Они поговорили — сразу перед разговором с Салазаром. — Ты должен защищать остальных, но особо — Ханну.
— Вот как, — Салазар прищурился — будто бы ночная хищница увидела цель и готовится её поймать! — Заклятье знаешь?
— Да, — уж в чём, в чём, а в этом не было сомнений. Амикус Кэрроу выучил его на славу. — Есть ли у тебя что-то ещё... ускоряющее? Кроме зелий. Я должен успеть.
— Феликс Фелицис вы все, я полагаю, уже пробовали, — обвёл взглядом их четверых. — Жаль, жаль. Тогда... есть кое-что, — он сунул руку в карман мантии и вытащил простенькое серебряное кольцо. — Я не артефактор, но Ровена в этом мастер, — Энтони принял кольцо, тёплое, почти горячее, лучащееся магией. — Надень. Оно сработает само в момент смертельной опасности. Ты станешь чуть быстрее двигаться и намного быстрее думать. Ненадолго и перезаряжается оно неделю. Пару раз спасало мою жизнь.
Через несколько прыжков на них всё-таки (наконец-то! — Энтони постоянное ожидание выматывало похлеще самой схватки) напали. Первый мерцающий появился прямо перед ними. Стоило двум лучам (от него и Гарри) скреститься на его щите, как Гермиона крикнула:
— Обманка!
Щит мерцающего прошило насквозь, фигуру разорвало на чёрные куски — не плоти явно. У Энтони от ощущения опасности дыбом встали волосы, и он резко пригнулся, подавив желание аппарировать — проверяли уже, никуда не переместился бы, отделавшись расщепом. Над головой что-то мелькнуло красным, позади — присутствие мерцающего. Ещё один — за спиной Гермионы, другой за Гарри, третий — Салазара, но все целятся в него!
Время замедлилось, почти остановилось, повинуясь кольцу, обжигающему палец. Вот оно! Нужно действовать быстро. Быстро — но сейчас вдруг понял, что Салазар, вообще-то, движется! Движется быстрей него, просто — иначе, рывками, мгновенно меняя положенье тела. Пока Энтони послал в мерцающего за Ханной то самое «дестракто», с удивлением осознав, что чары-то не непосильно-тяжёлые, какими были раньше, Салазар успел развернуться к своему противнику и рассёк его надвое белым лезвием, выросшим из его палочки. Мерцающие отключили щиты, видимо, чтобы мерцнуть едва ли не вплотную — и сейчас это сыграло с ними злую шутку.
Двое мерцающих за спинами Гарри и Гермионы выстрелили. Раздвигая плотный воздух, Энтони шагнул в сторону. Опасность! Кольцо уже не просто обжигало, а будто бы горело вместе с пальцем. Его потянуло назад — тот самый плотный воздух! Сразу две зелёных вспышки выстрелили с кончика палочки Слизерина — он не слышал, чтобы тёмные проклятья в принципе можно было колдовать дважды, а уж «аваду кедавра» — и подавно! Пока он разворачивался, помогая себе волшебством, мерцающие за спинами Гарри и Гермионы попросту исчезли. Гермиона выпустила из палочки цепь в направлении мерцающего за ним, а Гарри ударил старой доброй «импедиментой», своим коронным заклинаньем.
Он обернулся, отшатываясь вместе с тем. Мерцающий держал в руках совершенно чёрный меч, который будто бы ел сам свет и... и воздух! Так вот что толкало его в спину! Всеразрезающий меч? Неважно, важно, что он сейчас быстрее, и даже дикая боль на пальце не мешает сосредоточиться и вычертить палочкой узор, мысленно шепнув длинную формулу и буквально вонзить свой взгляд в красные глаза врага. А следом за взглядом — и своё сознанье!
Боль. Немыслимая боль едва не погребла Энтони, едва не похоронила под тяжестью обрушенных небес!
Агония. Видение гибнувшей, корчащейся в агонии реальности, видение быстрого, но безумно болезненного умирания встало перед глазами.
Смерть. Такой знакомый, отброшенный, побеждённый внутри себя — острый, как меч в руках мерцающего, холод смерти пронзил его нечеловеческое сердце.
Мерцающий постоянно испытывал боль, перед его глазами навсегда замерло видение корчащейся в агонии реальности — и он считал себя мёртвым. Мёртвым, чья единственная цель — донести свою боль, агонию и смерть до ещё живых.
Это было поразительно, но заставить мерцающего подчиняться, поработить его волю было даже слишком просто! У него не было воли. В чём-то изощрённый, напоминающий, должно быть, ревенантов разум был сложен — но сломлен. Этот глаз мёртвых не в силах был осознать ментальное вторжение, а если бы и осознал — нечему там сопротивляться было. Существо жило по инерции, но это не значит, что оно было глупо — Энтони припомнил чистых божеств, у которых воля попросту отсутствовала. Но у чистых богов была загадочная антиволя. У мерцающего — лишь жалкие останки. Такие же останки, как и сами мерцающие, похожие на осколки лезвия, единственное назначение которого — попасть в чужую рану, заразить, убить, доставить максимум страданий!
Если подчинить мерцающего было легко, то выпутаться из боли, агонии и смерти — намного тяжелей. Обычный волшебник, не иномаг, утонул бы в этих чувствах. Энтони, будучи иномагом, справлялся с худшим. С более страшным — тоже. Как вспомнишь первое столкновенье с Бездною лицом к лицу... Планы! Ему нужны были планы мерцающих, что они задумали теперь. Сначала, конечно, он заставил нового подчинённого остановить клинок, а уже затем — делиться планами.
Мерлин и Моргана! Они собирались прямо вот сейчас атаковать самоубийственно! Их «домен», их Верчь (это слово переводилось как «руины») не мог контактировать с обычной реальностью, можно было только заставлять его части (самих мерцающих и негабаритную технику) «мерцать» между Верчью и чужими (для Верчи и мерцающих) мирами. Но был способ это преодолеть. Одно-единственное мерцание без всяких там страховок и обменов веществом. Результат? Взрыв, который буквально испарит огромный кусок станции, и у них нет времени, чтобы от взрыва убежать! Слишком уж хорошо они справлялись с мерцающими (которых осталось-то всего лишь пятеро, считая этого!) — это вынудило пойти на крайнюю меру.
Думай! — приказал он мерцающему. Думай, как можно это остановить! Давай, сволочь, ты же быстро думаешь, реши эту проблему! Энтони буквально выбросил все свои чувства, все его чувства, сфокусировав ум врага на решении задачи. И решение нашлось! Самое что ни на есть элементарное. Нужно было остановить мерцающих на той стороне. Их «последнее мерцание» произойдёт так скоро именно потому, что на Верчи время идёт куда быстрее, чем на Краке! Но один мерцающий не справится — точнее, ум существа рисовал вероятность успеха в две седьмых, а вероятность провала, соответственно, пять к семи.
«Ладно, — подумал Энтони. — Это глупо и по-гриффиндорски, но время спорить, объяснять — отсутствует. Надо действовать сейчас же».
Мерцающий не знал, перенесёт ли с собой целого Энтони, но почему бы не рискнуть? Хуже гарантированной смерти от «последнего мерцания» — не будет! В конце концов, он всегда был худощавым! По команде Энтони меч исчез — вернее, как он чувствовал через захваченный разум, осталась лишь рукоять-проектор. Энтони прижался к гладкой броне мерцающего и тот «включил его в волновой пакет», «синхронизировал с собой», «ввёл в состояние суперпозиции» или всё это сразу.
Мир мигнул. Кольцо перестало жечь палец, но время перехода всё равно растянулось — будто бы само собой. Энтони ощутил себя где-то «между» метро Крака и неразличимо-чёрной громадой Верчи. Он мог вернуться! Прямо сейчас он мог ухватиться за любую из двух возможностей. Конечно, позволил переходу завершиться, внимательно следя за ноосферой. А следить там было за чем!
Возможности — они сужались. На Краке ноосфера напоминала раскрывшийся цветок, и нельзя было её зафиксировать, остановить под непрестанным ветром перемен (совсем не похожим на тот, прошлый, инореальный ветер... но, по словам Салазара, всё-таки похожим?), она менялась, непрерывно перерождалась, из каждого выбора, каждого события распускались бесчисленные соцветия новых реальностей, и каждый поступок реальность пересотворял.
Это место умирало. Не было никаких других возможностей, кроме смерти. Верчь завершалась. Или когда её столкнут с Краком, или позже — не важно. Потока было существенно меньше — это был Поток реальности, а не Крака — якоря Потока. И весь Поток исчезал, будто бы съедался ненасытной пастью единственной возможности. Возможности того, что Верчь просуществует немного дольше. Секунду, другую, третью... Не будь здесь Потока, Верчь в считанные минуты рассыпалась бы, прекратила быть!
Энтони был свежей струёй. Чем-то внешним, новым фактором, вокруг которого закрутились новые варианты. Это было волнующе — на коротко-растянутое мгновение ощутить себя героем, который может дать новую жизнь целой реальности, пусть и небольшой! Но он не был героем и не собирался становиться им. Нет, не так! Ему было приятно помогать людям и принимать благодарность в ответ. Кто творит добро, когда это не рискованно, когда это легко? Не герой — благотворитель. Да, определённо, после всей этой историей с Игрой он бы с Ханной не просто попутешествовал, но и позанимался благотворительностью. Или не совсем — кто же отказывается от награды? Стать кем-то вроде путешественника-наёмника в мирах побезопасней? Звучит как хорошая идея... если Ханна согласится.
Они появились на чёрной площадке, похожей на обзорную. За погнутыми перилами — бездна. Не та, что с заглавной буквы, но не менее смертельная. В исчерна-фиолетовом тумане парили какие-то обломки, мелькали молнии знакомого цвета — того же, что выстрелы энтропийного бластера. Иногда мгла чуть расходилась, и показывались невнятные апокалиптические пейзажи, норовящие выскользнуть из памяти. Энтони, наученный горьким опытом инореальности, не стал вглядываться, поэтому запомнил лишь обрывки, которые были даже хуже, чем агония, колышущаяся перед мысленным взором мерцающего. Это была смерть, умирание — умирание не только Верчи, а целого листа, быстрое, но от этого не менее болезненное разложение. То, что Инфуцор сотворил случайно. То, за что мерцающие ненавидели живых.
— Империо, — Энтони решительно разорвал и так слабеющую ментальную связь, заменяя её другой — устойчивой, проверенной... «непростительной», как говорят законники. Этому заклинанию он научился сам — да и было бы чему учиться! Оно требовало волю и намерение больше, чем мастерства в менталистике, хотя мастерство и помогало лучше доносить приказы. Амикус умел приказывать людям под Империусом без слов — Энтони слова пока что требовались. — Ты мой верный слуга. Наша цель — остановить «последнее мерцание». Сколько у нас времени?
— Около человеческого часа, — глухо ответил «верный слуга».
— Что нужно сделать?
— Уничтожить все подключённые устройства синхронизации, — как ухватил из чужой памяти Энтони, эти устройства и «делали мерцания». — Или уничтожить главный аккумулятор.
— Веди, — последовав в тёмный проход, уточнил. — Зачем уничтожать все?
— Любой синхронизатор справится, — как же голос мерцающего походил на голос Морулиса до того, как он стал полным. — Вопрос в энергетических тратах.
— Тогда веди к аккумулятору.
Мерцающий повёл. Резкий, по-маггловски химический запах фиочёрного вихря (связан ли он как-то с Пустотой?) остался позади. Их поглотила темнота, слегка разгоняемая тускло-жёлтыми лампами, тоже напоминающими маггловские, но старые, «накаливания», да? Тяжёлый сладкий запах разложения наполнял пустые потрескавшиеся стены Верчи, и Энтони спохватился и наколдовал головной пузырь. Вдруг это яд? Вдруг он вообще дышал ядом, чем вообще дышат мерцающие? К счастью, общедиагностическое заклинание показало только слабую степень усталости. Как будто сам о ней не знал!
Лестничные пролёты сменялись лестничными пролётами, и казалось, что они бесконечно поднимаются из адской пропасти в верхнюю преисподнюю. Мерцающий пояснил, что они направляются на самый верх. Что на этажах? Уже ничего, в лучшем случае — наборы сломанных деталей, в худшем — действительно ядовитые промышленные отходы. Поэтому-то все этажи, кроме одного, запечатаны.
— Раньше были склады, — сквозь пелену Империуса прорывалась горечь. — Должны были основать цивилизацию сначала. Энтропия съела всё.
Энтони не знал, отчего так, но чувствовал, как. Каждая вещь, от двери и самого мерцающего до лестниц, стен, лампочек, даже воздуха — распадалась. Не на части, хотя на части тоже, скорее — реальностно? Он не совсем понимал, как это работает, но проникающий сюда Поток мог только поддерживать, отдалять смерть всех вещей и Верчи в целом. Если бы не он, то ни Верчи, ни мерцающих уже бы не было. Должно быть, Хранящая сочла бы это забавным: они создали Поток, который сохранил мерцающих, которые желали уничтожить и их, и Поток в целом. Как там сама Хранящая, интересно? Энтони поймал себя на том, что хотелось бы, чтобы у Хранящей всё получилось до конца, а не только — Песня. Как Хранящая могла бы (или она уже?) выглядеть в мирной жизни? Поставит ли себе какую-то следующую загадочную цель — или будет отдыхать? Должно быть, занятно было бы попутешествовать не только с Салазаром, но и с самой Хранящей Время! Дементор поцелуй, какие же безумные мысли приходят в голову в столь безумном месте!
