Hunt the hunters: Осси
Он много раз думал, ради чего всё это. Впервые задумался ещё там, на старой Земле, когда у него был выбор, кем, собственно, стать. Он был необычным с самого начала. Маленьким гением. Его заметили. Он был умнее, чем они думали. Ещё не знал слова «манипулировать», но уже понимал, что может влиять на то, что будет дальше. Что многое зависит от правильно поданных желаний. Тогда он выбрал науку. Ему нравилось — нет, не узнавать новое. Ему нравилось разрушать неизвестность. Каждый новый кусочек пазла, каждая новая узнанная деталь о том, как работает мир, как работает он сам и другие люди, каждая крупица знаний приносила удовольствие. Конечно, он быстро понял, что наибольшее удовольствие приносят самые общие знания, позволяющие вгрызаться в саму реальность, поэтому именно физика стала его стартовой площадкой.
Он никогда не останавливался. Ему было мало только физики и науки в целом. Ему всегда хотелось не знать уже и даже не понимать — а держать освещённым, ясным вокруг себя столько, сколько сможет. И свет его «лампы» с возрастом становился лишь сильней. А затем он столкнулся с апокалипсисом. Тогда он не мыслил в таких терминах — свет, тьма, вот это всё. Много позже он переосмыслил всё через призму своей настоящей роли. Апокалипсис не испугал его. Он испытывал скорее — обиду. Глубокую обиду, что свет человечества, все их, все его знания, все возможности познавать и контролировать, добиваться и адаптироваться — всё это будет Игрою стёрто.
Апокалипсис представлялся ему затемнением, после которого не останется ничего. Потеря достигнутого была даже страшнее смерти самого человечества. В конце концов, некоторые скайянет-технологии намекали, что человечество можно возродить. А вот достигнутое — достигнутое будет навсегда утрачено. Научное можно переоткрыть — культурное же? И это был тот самый момент, где он был полностью солидарен с Кристо. Должно быть, этот и стало посылом, который объединил их, заставил работать вместе, несмотря на недоверие.
А ещё была Кира. Кира всегда влекла его — с самого знакомства. Она... она была умнее, чем хотела казаться, и в ней был шарм, нечто неуловимое, что видел только он. Он делал вид, будто бы она ему особенно близка... прикрывая этим то, что ценил её намного больше. «Бесполезная геймерша», как думали о ней многие, оказалась ценнейшим игроком, а после... после он закончил план, и из гусеницы вылупилась бабочка. Новая Кира, Хранящая, была той, кого он уже не просто ценил. Не он-Нуар, нет, этот... осколок лишь дополнил его-Осси, улучшил, но существенно не изменил.
Он вернулся к полноценной жизни в проекции обители Инфуцора. Им был предложен договор — они согласились. Ну, формально он даже не кивал, распутывая сразу два набора воспоминаний, пока кивала Элис. На практике же — о, на практике он многое из сказанного собирался переиначить. Месть Хранящей Время? Нет. Он никогда не собирался делать этого. Остановить её, сохранить весь лист? Да. Сравниться с нею, с сотворённым самим собою идеалом? Тоже да. Реализовать своё вполне сознаваемое тщеславие? О да. Часть в нём от Джека Нуара требовала и другого — резать, убивать и жаждать если не власти, то могущества. Конечно, он пошёл навстречу и этой части. В конце концов, эта часть давала ему новую гибкость, целое новое измерение мышления. И именно «наурная» его часть подсказала, что следовать за Инфуцором — последнее дело. И что с ним, с Осси в целом, что-то глубоко не так. Потому что с Джеком в прошлой жизни всё было идеально. Каким бы гнусным убийцей он ни был — оставался цельным, целостным, и нынешняя раздробленность — сильно напрягала.
Конечно, понял он не сразу. Как и то, насколько раздроблен, так и то, насколько превращается в шестерёнку чужих планов. Проект «Осушитель», к идее которого они с Гворисом пришли во время первых переговоров, слишком уж захватил воображение. «Осушитель» был бальзамом на душу обеим его частям — и Осси, и Нуару. Нечто безумно разрушительное, убивающие сами миры, но при этом огромное устройство для возрождения другого, также огромного мира. Созидание и разрушение, переплетённые в одно. Крис стал той самой шестерёнкой (какой позже осознал себя и он сам — а до того мнил манипулятором, игроком, а не игрушкой!), которая добыла необходимые технологии. Взамен Крис помог Инфуцору пробить себе лазейку — обо всём этом договорились ещё там, в проекции.
Они с Элис не собирались позволять Инфуцору освободиться на самом деле. Но даже Элис в виде богини войны в сопровождении ещё более могущественного Аида — не хватило. Помощь Алисы -неожиданная помощь! — помогла ситуации не стать катастрофической, да и только. У Инфуцора появилась лазейка, и все проекты, направленные на её закрытие, закончились провалом. Нелегко повторить и толику того, что совершило целое сообщество чистых божеств, фейри, духов и лучерождённых.
Ему понадобилась долгая работа с психологом, чтобы осознать, насколько увлёкся наукой разрушения и насколько потерял в человечности, сколько проблем принесло ему слияние двух душ. Чтобы научиться отвлекаться и ценить простые человеческие радости. Чтобы начать путь к подлинной целостности. На этом пути он встретил Тёмную Луну, на первый взгляд показавшуюся чокнутой садисткой. Часть в нём от Нуара видела в Луне конкурента и врага. Часть в нём от Осси — восхищалась и ужасалась вместе с тем. Потом он узнал об её настоящем возрасте. Узнал о происхождении, о том, что Луна прошла, о том, чем пожертвовать решила. О том, насколько человечнее его, о том, как много они могут сделать вместе — втайне от Элис, втайне от Гвориса, от Империи, от всех — вдвоём.
Им понадобилось много лет (и мало металет), проведённых вне пристальных взглядов, чтобы стать ближе. Чтобы стать настоящими друзьями. Иногда его пробивало неуместное, никогда Луне не демонстрируемое желание заплакать. Она стала второй, с кем он чувствовал себя — не одиноким. Первой была Кира. Он никогда Луне не говорил, но, должно быть, та и сама догадывалась, как стала ему близка. Она тоже не то стеснялась, не то не умела близость проявлять. Две одинокие души, нашедшие друг друга в конце времён — звучит как история любовного романа, не правда ль? Неправда. Они были ближе, чем большинство влюблённых, и мысль о каком-нибудь там сексе мелькала — в виде шутки. Простое объятие давало им больше, чем обычным смертным — секс. Не потому, что их объятия были чем-то особенным. Потому что у них не осталось слишком многого, что для смертных — норма.
Она ушла. Сделала это в своём стиле, лично отрезала себе треть души, а оставшиеся две трети — в Поток отдала. И она не ушла. Тёмная Луна не была бы Тёмной Луной, если бы не оставила себе альтернативы. Он коснулся этой альтернативы, установил с ней связь. Это была не совсем «его» Луна, но какая разница? Это была она. Он любил Луну — нежной дружеской любовью. Луна частично, но осталась, и это хоть как-то поддерживало его на фоне величайшей из потерь. Кира. Хранящая — ушла.
Он знал, что так будет. После разговора с Лилит, после моделирований, после бесчисленных попыток понять, чем живёт, как думает женщина, которую он любит, после нескольких разговоров, в повествование не вошедших ... Он не был слепым. Он знал, какую участь она себе готовит. Знал, почему она хочет, чтобы он позаботился об Элле. «Наши с ней пути разойдутся, — так она сказала. — Дальше, чем ты способен себе представить, глубже, чем я могу вообразить». Не потому, что Кира умрёт. Простая смерть, даже со сломом системы душеворота — преодолимое ограничение для таких, как он. Она собиралась пожертвовать свою душу полностью, безвозвратно, без остатка, до конца. И она сделала это — он чувствовал это всей своей бессмертной сутью. Хранящая Время, Кира Царёва, она вложила в этот план себя всю — всю до конца и без остатка. Тогда он дал себе слово, что сделает так же, что её выбор станет выбором и для него. Это всё, что он мог для неё сделать. Всё, как он мог выразить свою любовь.
Позже он реконструировал ещё одну возможность. Конечно, план Хранящей Время не мог быть таким простым. Это было видно на примере Беты. Всем сёстрам как версиям, инкарнациям Хранящей Время, было суждено погибнуть. Но Бета — Бета стала чем-то даже не большим, но иным. Бете не просто была дарована свобода. Бета была вытолкнута из мультидуши Хранящей, стала ростком новой мультидуши, не версией, а чем-то новым. В каком-то смысле Бета была настолько же дочкой для Хранящей, как и Элла Мэйдж. В каком-то — меньше. Интересно было бы увидеть, что с Бетой станет дальше.
В отличие от подруги и любимой, он не создавал себе версий. Да и возможно ли создать версию, если ты — обладатель предельной воли? Вряд ли. В какой-то смысле версии, наследники — Алиса и Кристо Орловы, впитавшие и развившие его идеи. И, разумеется, вся научно-инженерная система, школа, плотно вплетённая в Империю Строителей и Объединённую Армию Листа. Два поколения инженеров и учёных, работавших под его руководством. Несколько преемников (никто в одиночку не потянет то совмещение должностей, которым был Министр научно-технического развития Империи). Система воспитания, отбора и распределения.
Это ведь было его смыслом. То, ради чего он оставался министром даже тогда, когда вместо звоночков перед глазами точно мигала красная сирена: «сваливай отсюда, Осси, это не твоё, ты работаешь на империю зла!» Он посадил в самом сердце империи меньшего зла росток большего добра. Его система стала светочем справедливости и ядром развития, и Элис уважительно кивала его творению, и Тёмная Луна сказала однажды, что в глубине души он очень похож на Прометея — лучшего из всех людей.
Осси-Джек никогда не был лидером. Как Джек, он командовал, конечно, но горстками миньонов. Как Осси — управлял корпорацией, пусть недолго. Конечно, ничего из этого бы не хватило, чтобы посадить в Империи росток. Он мухлевал. Мухлевал с помощью иномагии и через зародыш, а затем и полноценный Главный вычислительный кластер, в пределе своём способный предсказывать даже решения Хранящей. Он входил в виртуальную реальность кластера и буквально жил в ней, заставлял протекать сквозь себя бесчисленные варианты решений и последствий. Всё ради того, чтобы подписать или отвергнуть очередной проект, сделать тот или иной, мелкий на первый взгляд выбор. Это был ад. Но он думал в этот момент о Хранящей Время, прокручивающей в голове не меньше, а точно больше информации в единицу времени. Думал — и не прекращал. Игрок, богоуровневый Принц Пустоты — это больше, чем просто человек. Должно быть, уже в тот момент его поддерживала вспыхнувшая искорка, что позже вырастет в костёр предельной воли.
Свет. Его смыслом был свет. Это он придумал, как сделать Элис богиней Света — пусть и не подразумевалось, что чистою в итоге станет. Именно он поддерживал культуру в цивилизации, не гнушающейся никаких мер в последнем противостоянии разрушению листа. Принц Пустоты — его основная роль — в конце концов уравновесилась обратной. Принц — Сильф. Пустота — Свет. Он раскрыл глаза Империи на Гвориса, он сотворил богиню Света, он нёс тот самый свет, Свет намного раньше, чем она. Поэтому то, что произойдёт, что, как он надеялся, минует, будет намного болезненней и горше. Он много раз думал, ради чего всего это. И Элис была одним из очевиднейших ответов.
Осси приотпустил сеанс, пролетевший, наконец, опаснейшее место. Приотпустил, чтобы получить ответы. Зачем Ивицер сражается? Нет, Осси знал и раньше, что у Ивицера был план, знал, что Ивицер зачем-то собрал целого титана из плоти бездны. Знал и то, что плоть бездны — совершенный имитатор, универсальный инструмент. Но флёр чуждой Нелуне предельной истины, флёр Забвения, собранный Ивицером, величайшим алхимиком из иномагов, мешал сделать последний шаг, мешал осознать своё присутствие. В конце концов, предельная воля пассивно переросла заслон. Он получил ответ.
Чёрный камень, венчающий огромный техномагический инструмент, вспыхнул красным. Не просто камень — Камень. Воскрешающий Камень задействовал свою глубинную связь со временем и метавременем, но не так, как предполагалось при его создании. Ивицер не собирался никого воскрешать. Он собирался дотянуться через тропинку чужих смертей (вот зачем столько душ поймал он Варсиэром!), а затем смертей тех, кого застали умершие и так далее — дотянуться до метамомента открытия листа. Варсиэр обратился гигантским маяком, который пошлёт в метапрошлое сигнал, замыкающий Великую Петлю. Два сигнала. Первый сигнал действительно Петлю замкнёт, будучи копией сигнала, переданного Инфуцором Ивицеру — полученному метапрошлым Инфуцором от метапрошлого Ивицера. Второй? Второй сигнал — Петлю изменит.
Наконец-то Осси почувствовал, что настало его время. Его время вмешаться, изменить расклад. Все собранные им силы, все способности, все модели... Это его звёздный час! Он потянулся было предельной волей... и понял, почему же Ивицер так издевательски усмехается именно ему. Он услышал зов — зов, на который нужно отвечать немедленно, всё остальное побросав. Ив его — переиграл.
Тогда, когда он был больше всего нужен здесь, нужен в сеансе, только прошедшем через бездну, разрываемом Крисом на части, нужен всей Петле — там, куда его позвали, происходило нечто поважнее. В не-месте, вне времени и пространства, месте одновременно размытом, скрытом и в некотором смысле не существующем совсем. Его позвали к Истоку, на Краеугольный камень, якорь для Потока. Позвала Гермиона Грейнджер.
Они заключили договор. Гермиона Грейнджер стала его проводницей, точкой зрения, камерой, что заглянула внутрь, за радужные барьеры, и узрела чудо сотворения. Он увидел, как появилась Песнь, какие сплелись в ней силы, элементы, стихии и аспекты — в сущность единую, трансцендентную, вне понимания его. Потому что ключевое различил не до конца. Элла Мэйдж и Элиза Даттон на пике вдохновения, в точке высшего напряжения обратили песню в метапесню — то, что Осси не постиг.
Так или иначе, договор с Гермионой не заканчивался. Тоненькая нить, соединяющая две души, сохранилась и тогда, когда они оказались в разных реальностях, разных реальностностях. Частица его сил, частица предельной воли, ориентированная на познанье, оставалась в ней. Пусть мощный канат обратился тоненькою ниткой, но нить не разорвалась. И за неё дёрнули. Дёрнули с той стороны. Гермиона звала на помощь. Это был её и, очевидно, всех на той стороне последний шанс. Умница Гермиона использовала бы ниточку, по которой могла вернуться назад, в сеанс, к Хогвартсу, только в том случае, если речь зайдёт о жизни или смерти — её или... или той, кого Осси должен защитить любой ценой. Эллы Мэйдж.
Будущая ученица, уже сейчас в чём-то превзошедшая его. Семя, как назвала её Хранящая. Дочь любимой. Осси не колебался. Сеанс не значил ровным счётом ничего. Если будет надо, он пройдёт назад и лично позаботится, чтобы Петля стабилизировалась. Он — один из немногих, кто сумеет. И каким бы ни был риск его ухода, опасность там, угроза Гермионе, Элле и Потоку — более приоритетна.
Он бросил сеанс. Он перестал транслировать свою силу. Предельная воля охватила его «я» и собралась в тончайший пучок. Он бросил себя сквозь бездну, транслировал сквозь реальность и нереальность. Алиса так бы не смогла. Ей ещё долго предстоит учиться — Алисе Орловой. Он надеялся, что не зря положился на неё и на всех остальных, но даже если они проиграют... Самое для него ценное находится там. На Краке. Он не будет чувствовать вину. Он спасёт её дитя — во что бы то ни стало.
