На потемневшем от крови ковре лежал укрытый ветошью труп. В кресле сидел широколицый постовой и что-то записывал в свой дежурный блокнот.
— Полковник Гигельмот — сдержанно поклонился детектив высокому толстопузому, гордо качнувшему подбородком при упоминании своего имени, полицейскому Вертура — лейтенант Басик.
— Выйдите — приказал ленивому постовому полковник и тот, неторопливо оторвав от кресла свой толстый зад, также неспешно вышел из комнаты. Тяжелой рукой прикрыл за собой дверь.
-Это наш слухач — указывая на труп, пояснил полковник Гигельмот — второй за последние три дня.
Вертура молча подошел к телу и откинул ветошь.
— Как вы его опознали?
— Мы располагаем достаточными средствами и методами.
— Не сомневаюсь — мрачно ответил детектив и, еще раз присмотревшись к телу, снова прикрыл его тряпкой — его душили руками, а потом разодрали на органы?
— Не уроните свою репутацию специалиста широкого профиля.
— Убит, возможно, три или четыре часа назад... Если он не болел гемофилией.
Полицейские у окна переглянулись. Детектив внимательно посмотрел на них и произнес.
— Гемофилия...
Он встал, подошел к комоду и распахнул его, выдвинул нижний ящик и запустил руки в тряпье.
— Бинты, жгут... Черные простыни... Необычные эстетические вкусы, не правда ли? — он глянул изношенную простыню на просвет — если он жил один, да, простыни в пятнах по всей площади. А что тут?
Он подошел к тумбочке, на которой стоял медный таз для умывания. Случайно пнул ногой медный чайник.
— Щавель? А что это? — он тряхнул баночку с травой.
— Тысячелистник — подсказал инспектор.
— Вы знали.
— Да — кивнул полковник — этот человек наш специальный агент, расследовал дело оккультистов, которые пьют кровь людей и животных.
Вертура подошел к окну и выглянул на улицу. Внизу было пестро от шляп, капюшонов и зонтов. В окне дома напротив колыхался флажок известной индюшачьей фермы 'Угодья Согета'.
— Некоторое время назад сэр Вайриго принес нам информацию о том, что в Мильде уже некоторое время действует закрытое общество людей, которые занимаются тем, что пьют кровь. У него не было подтвержденных случаев того, что они пьют именно человеческую кровь. Но вы сами знаете, сколько преступлений остается нераскрытыми. Мы нашли нужных людей и направили их в 'Пирамиду', как они называют сами себя. Вы знаете о работе под прикрытием. Минимальный срок адаптации — три недели. Они еще не прошли. Но мы уже потеряли двоих. Один перестал появляться в своей квартире. Второй — это он.
Вертура смотрел в окно и молча слушал.
— Третий пока жив. Но он не пересекался со связным.
— Но вас же беспокоит другое — тихо произнес Вертура — иначе вы бы не обратились к нам.
— Да — кивнул полковник — из Замка пришло распоряжение закрыть дело, отозвать последнего человека и свернуть слежку. Сэр Динмар просил держать его в курсе подобных происшествий. И я собираюсь передать дело в ваш отдел.
— Хорошо, я напишу об этом убийстве в отчет.
— Сегодня же вечером вышлю курьера со всеми нашими наработками. Это срочно.
Вертура кивнул и, не попрощавшись, вышел из комнаты.
* * *
— Пожар в притоне Бидди! Пожар в притоне Бидди! — оглашал улицу хриплыми выкриками мальчишка-разносчик. Прохожие с равнодушным любопытством кидали ему в короб по две медных монеты и получали на руки желтый конверт газеты. Взял себе одну и Вертура. Стоя с кружкой юва у дверей распивочной, он прочел душераздирающую по топорности сухого газетного стиля статью о том, что этой ночью, невзирая на дождь, в опиумокурильне во флигеле дома Бидди произошло возгорание, что повлекло за собой пожар, унесший жизни семи человек, которые по невозможности выбраться из подвала задохнулись в дыму. И что полиция до сих пор проводит разборы завалов и опрос свидетелей, при том, что хозяин притона, домовладелец Д. Бидди, известный в кругах местных питейных домов, как беспутный холостяк и гуляка, исчез в неизвестном направлении. Сейчас полиция может сообщить о том, что доподлинно известно только одно — пожар случился в половине четвертого ночи и что, скорее всего, это был поджог. Так как старуха Ге, что живет в доме напротив, рассказала полиции о том, что накануне пожара видела отирающуюся у флигеля не то безобразную белую собаку, не то человека в белом плаще, похожего на собаку, роющего землю у стены притона. Сама старуха не может точно описать виновника происшествия, поскольку помимо пьянства и бессонницы страдает еще и близорукостью, чем дополнительно вводит в заблуждение следствие.
— А! Великий дификтив Марк Вертура! — хлопнул детектива по левому плечу и зашёл справа лохматый кривозубый тип в мятом, скошенном набекрень колпаке — как поживаешь? Все еще в коксарне? Женился? Что читаешь?
— Нет, Фук, не женился, но тебя на свадьбу точно не позову — убрал газету, желчно ответил Вертура.
— Что, невеста такая страшная, что приличному человеку и показать стыдно? Пойдем пить юво!
— Обязательно, но сейчас у меня дело — ответил детектив — будешь нужен, я тебя найду.
— Ну, ты-то всех найдешь! Мы в тебя верим, да парни?
И из-за столов ему ответил веселый хор. Застучали кружки.
Вертура спрятал газету в рукав рубахи и, проверив кожаный ремень поясной сумки, вышел на улицу.
В дальнем конце площади с грохотом опрокинулась повозка с бочками. Затрещало дерево, заржали лошади, побежали, засвистели мальчишки.
* * *
— Турмадин не вернулся? — без особой надежды, спросил у регистратора Вертура.
— Нет — покачал головой дежурный.
Пропала и Мариса. Не сказав никому ни слова, взяла свой зонтик и уехала в неизвестном направлении. Детектив оставил на чайном столике у ее кресла перед камином газету и вышел из канцелярии.
Он сидел в коридоре на табурете у окна и смотрел, как над кровлями полицейских конюшен на сильном ветру раскачиваются кроты тополей. Темные тучи висели настолько низко, что казалось, вот-вот должен пойти дождь. Но дождь все не начинался, зато в коридоре загрохотало, загремело, и, придерживая ногой дверь, с лестницы ввалился человек в черном плаще и с массивным свертком в руках.
— Марк! — прогремел напористый солдатский голос, и из-за свертка появилось исполненное шкодливой веселости небритое лицо — поезжайте-ка в орденский дом, вас там очень хотели видеть. И поскорей.
— А это вы, Ларге... — сделав вид, что он уже утомлен этой беседой, обернулся детектив — пусть пришлют бандеролью.
— Нет, мой дорогой друг. Бандероль — дело долгое, а Орден никаких сослагательных наклонений не терпит.
— А почему я? — с обреченным видом поднялся с табурета детектив — я думал, хоть тут спрячусь от этих бесконечных убийств, пожаров и ограблений, монстров, чудовищ и всех тех, кто хочет, чтобы я вносил их всех в отчет.
— Да не стойте же вы, помогите открыть дверь — нацелился в канцелярию Ларге. Вертура потянул за ручку.
— Хелен! — вытягивая шею из-за куля, проорал гость — глядите что у меня есть! Для вас подарок принес!
И с грохотом ввалился в комнату.
* * *
Вечерело. Дождь так и не пошел. На бульваре горели фонари. Под клёнами прогуливались пары и небольшие компании. Откуда-то из распахнутых окон разливались красивые и немного печальные аккорды музыки. Приятное колоратурное сопрано исполняло под аккомпанемент клавиш известную лирическую песню.
В комнате была открыта форточка и холодный осенний сквозняк тянул по полу. За южным окном теплилась желтым светом фонарей улица. За северным темнел заросший диким ивняком двор.
— Это то самое письмо. Оно может быть связано со всеми этими происшествиями — продемонстрировал вскрытый конверт Вертура.
За окном остановилась карета. Люди в темных иноземных плащах, высоких квадратных шляпах, с бородами и пейсами, чинной компанией вышли на улицу и в таком же строгом порядке проследовали в чайный бар.
— Там были оккультные книги и символы. И дверь. Она была заперта. И сэр Турмадин... Вы хотели знать, не случилось ли чего необычного. Наверное, все-таки ничего выходящего из ряда вон...
Уже далеко не молодой человек с зелеными по-кошачьи внимательными глазами, сидел у окна за письменным столом. Его шея и длинные, аккуратно расчесанные седые борода, усы и волосы, словно при простуде, были подвязаны намотанным под самый подбородок толстым старым темно-бордовым шарфом. Рядом, отвернувшись, словно как бы ни при делах, глядел в темный угол у дальней стены большой черный кот.
— Да — удостоверившись, что детектив сказал все, что хотел сказать, кивнул хозяин дома — ничего особенного. За исключением одного. Некоторое время назад был отравлен маркиз Бастис, служащий геральдической палаты. Полагаю, вы читали об этом в газетах. По определенным причинам мы договорились до срока держать некоторые подробности этого убийства в тайне, и у нас это получилось настолько хорошо, что если я скажу вам, кто главная подозреваемая, возможно, это вас очень заинтересует.
— Неужели канонисса Вилле? — склонил голову набок, скептически бросил наугад Вертура.
— Не угадали — слегка разочарованно ответил кавалер Ордена Петр Вайриго. Блики пламени камина плясали в его зеленых глазах.
— Тогда другой вопрос. При чем здесь я?
— При том, что именно ваш отдел, по логике, должен был расследовать это происшествие. Но сэр Бенет был отстранен по определенным причинам, а полиции было приказано передать все материалы в Замок. Так вот, главная подозреваемая уже арестована, следствие ведет специальная комиссия, которую возглавляет некий человек по фамилии Дузмор. О публичном заседании будет объявлено в ближайшие дни и на нем будет вынесен заранее известный приговор.
— Какой?
— Казнь.
— Я что-то не понял. Так о ком идет речь?
— О Кае Райне — без тени улыбки кивнул кавалер. Пламя камина снова блеснуло в его глазах рыжей молнией. Таинственными отсветами переливался хрусталь в серванте. На бронзовых гранях незажженного канделябра на письменном столе. Вертура отстранился от окна и опустил взгляд в темный пол.
— Следует настоять на том, чтобы дело было отправлено на доследование, невиновная оправдана. Или что-нибудь более радикальное. Например, побег заключенной.
— А ваши руки остались чисты — тихо, но твердо, прибавил детектив.
— Именно — кивнул кавалер — дело в том, что ни я, ни лорд-бальи Лигура, ни даже сэр Александр, формально не имеем права вмешиваться в светскую юрисдикцию. Разве что консультативно, но в этот раз Замок отказал подсудимой в защите церкви. Возможно, это было поспешное, но, скорее всего, взвешенное и расчетливое решение. Вы должны расследовать это происшествие — голос кавалера был тихим и спокойным как у усталого пожилого человека, но звучал отчетливо и внятно. Его глаза блеснули — я склонен считать, что за этим стоит большее, нежели чем просто убийство, совершенное из ревности, жажды наживы или мести. Ваша задача узнать все эти подробности.
— Да, все сложно — только и нашелся что сказать, кивнул Вертура.
— Не то слово — согласился кавалер.
* * *
На улице ему едва не стало дурно. Закружилась голова. Он ухватился за кованые перила и чуть не поскользнулся на каменных ступенях.
— Я знал. Я так и знал, я всегда чувствовал... Когда-нибудь это должно было случится... — еле слышно прошептал он.
— И не смей писать мне больше. Ненавижу тебя — последние строки письма, написанного дрожащей от бессильной ярости и боли рукой, огненными письменами вспыхнули перед его внутренним взором.
Стемнело. Первые капли дождя гулко плюхнулись на мостовую. Зашелестели в подсвеченной желтыми фонарями, осенней листве.
* * *
Он вернулся поздно. На месте Бенета, на диване, заложив ногу за ногу, так что колени были едва не выше головы, развязно развалился Элет. Кутался в модную бело-голубую пелерину, прикладывался к фляге.
— Максвелл так и не вернулся — констатировал Вертура. Он промок. Откинутый капюшон лежал не плечах. Капли скатывались с мокрых волос по щекам и лбу.
— Неа — вяло отозвался с дивана Элет — о Хелен! Налейте мне еще.
И он протянул флягу сидящей за столом перед раскрытым гроссбухом Миц.
— Я могу налить вам в фужер.
— Фляга помогает ему почувствовать себя рыцарем, едущим в поход на белом коне — вздохнул, объяснил ей детектив — налейте и мне.
Он сел вполоборота к столу и принялся разминать в руках свой отсыревший под дождем шарф. Вода стекала с его мокрых рукавов, сливалась под табуретом в стылую осеннюю лужу. Он был пьян.
— Вы уверены, что у вас не польется через край? — прицелившись в детектива сквозь лорнет, с нескрываемым скептицизмом поинтересовалась Миц.
— Вряд ли будет столько, чтобы кто-нибудь утонул — мрачно ответил Вертура — так что лейте, сколько сможете. Все что есть.
— Печальные, как медленные вальсы! — дверь распахнулась. На пороге возник Ларге — что за настроения? Ваше уныние убивает все желание работать.
— Желание работать отбивает сама работа — возразил детектив — мне надо все обдумать...
— Не можем найти сэра Турмадина — пояснил Элет — я объездил полгорода. Был на Восточной Заставе. Одно радует — в доме его точно не было. Я все проверил и перепроверил еще раз. Завал уже разобрали, кроме слуги в особняке не было никого. Сэр Бенет поехал в центральную комендатуру. Объявим в розыск...
— Раз не было больше тел... А кто все-таки поджег дом? — вскинул голову детектив.
— Да тот тип и поджег. Через окошко — покачал головой, пространно объяснил Элет.
— Меня с вами не было — упрекнул их Ларге — Хелен, дорогая, налейте мне того же что и им. Хочу быть со всеми наравне.
* * *
Когда Вертуре становилось тошно от своей бесполезности, неспособности справиться с несправедливостью окружающего мира и собственными внутренними противоречиями в частности, он нащупывал в поясной сумке ключ от своего кабинета и в одиночестве коридора у окна предавался мысли о том, что будет печалиться в своем неудобном кресле в холодной комнате с темными потолком и стенами и обязательно не возьмет в рот ни капли спиртного, а потом...
Но это самое 'потом' никогда не доходило дальше этой мысли. Сразу же откуда-то возникали идеи о более интересном времяпрепровождении, и детектив либо возвращался в покинутое им в канцелярии общество, либо появлялась Мариса и придумывала или рассказывала что-то настолько новое, что все мысли о страдании печального рыцаря в гордом одиночестве своего кабинетного замка сразу же отступали на второй, третий и четвертый планы. Печали улетучивались прочь и все раздражающие предметы и люди сразу же занимали свои законные места — вне поля зрения и мыслей детектива. То есть с глаз долой — из сердца вон. Но сегодня пока еще не случилось ни второго, ни первого и Вертура, опершись локтями о подоконник, стоял в коридоре, глядя в темноту двора полицейской комендатуры в окно.
— Я самый несчастный детектив на свете — постукивая пальцами по стеклу, пожаловался своему отражению он. Но снаружи все также одиноко стучали капли дождя. Стекло отозвалось глухим гулом, отражение плаксиво молчало, и детектив печально улыбнулся самому себе.
