Мариса сосредоточенно молчала. Рассуждая, детектив не видел ее лица. Слышал только, что она сосредоточенно водит стволом револьвера по лицу.
— Мы раскроем это дело. У нас есть все улики, уверен, мы видели достаточно, осталось только сопоставить факты, найти недостающие и мы.... Добавим в медовый месяц барона Корсона ведерко дерьма.
— Отличный план — резко вырвалась из его объятий, белым вихрем длиннополой ночной рубахи-кину, пролетела по комнате и приставила к его лбу ледяной ствол револьвера Мариса. Ее темные глаза сверкнули непреклонным сумасшедшим огнем. Пламя плясало на светлых руках и обнаженных лодыжках. Растрепанные волосы рассыпались за плечами темным каскадом, так что теперь она была похожа на деву-воительницу с картинки какой-то старой-престарой книжки. Держа пистолет на вытянутой руке, она отвела плечо и слегка отставила назад левую ногу, чтобы компенсировать отдачу выстрела и, задрав подбородок, исподлобья смотрела в лицо детектива. Она склонила голову, губы скривились в страшной непреклонной улыбке.
* * *
— Ох. Что-то мне нехорошо — вздохнул Элет — что за дрянь тут сегодня наливают? Разбавили больше обычного?
Они сидели в 'Постовом'. Полицейская закусочная находилась в западной части комендатуры и выходила окнами на проспект Лордов. Пламя пожара совершенно не коснулось этой части здания, и агенты сразу же после приема у лорда Динмара, не долго думая, завернули именно в нее, где и заказали себе большой кувшин юва с закуской. В зале было людно — помимо собравшихся тут полицейских из других комендатур, пришедших поглазеть на пожарище, потрепать языками и поддержать коллег, в 'Постового' завалилось не меньше трех десятков солдат из закончившейся дневной смены караула. Все кричали, требовали музыки и юва, стучали кружками и каждый старался переорать весь зал.
— Лила, любовь моя! — кричал Элет в ухо Гирке — прошу вас, закажите нам еще!
Он был уже изрядно пьян. Канцелярская дева в очках ловко вырвалась из жирных объятий Турмадина, подмигнула жующему купленный на перекрестке бутерброд мастеру Пуляю и стремительно исчезла в толпе. Только сверкнули больше круглые очки в массивной черной оправе. Миг и где-то у раздачи мелькнули рукав ее светло-голубой мантии и длинный густой хвост черных волос. Мужчины многозначительно переглянулись.
— Прелесть! — отсалютовал кружкой Турмадин.
— Ага! — самодовольно согласился Элет — мэтр Пуляй, а вы как думаете?
— Я вот думаю, что вы такие балбесы, а юная леди проводит с вами время! — усмехнулся Пуляй и налил себе юва.
— А что, ей еще, сидеть за книжками что-ли? — возмутился Элет — библиотека-то сгорела!
— За вышиванием — вставил и свое мнение Турмадин — вот сейчас она вернется, и я попрошу, пусть вышивает мне рыцарский платок! А лучше мантию, как у Вертуры!
Как раз в это время Гирке подошла к высокому столу, где насыпали закуску и разливали юво. Сделав неуловимое движение, проскользнула за спиной шинкаря в коридор на кухню. Ловко вытянувшись вдоль стены, пропустила катящего в зал бочку юва мальчика-слугу. Скользнув в тени, увернулась от вышедшего с кухни, чтобы скусочничать казенного мяса усатого повара. Только мелькнули аккуратные тяжелые складки рукавов ее шерстяной мантии и белые чулки над грубыми кожаными мокасинами, как она уже была между дверью жаркой и сумрачной полицейской кухни и почерневшей от сажи кирпичной трубой очага. Прямо перед ней, на огромном столе, сосредоточенно орудовали ножами двое утомленных буйными аппетитами посетителей помощников повара. Шинкуя капусту и морковку, они сталкивали ее с края стола в огромный, бурлящий посреди комнаты, наполненный аппетитным желто-зеленым варевом с помидорами и перцем котел. Приметив движение, один поднял голову, но канцелярская дева, словно почувствовала его взгляд и, легким поворотом на носках вышла из его поля зрении. Усталый подмастерье только вздохнул и промокнул передником взмокший от натуги и жара перетянутый черной мохнатой лентой, чтобы пот не лился в глаза, лоб. В зале снаружи гнусаво взвизгнула настраивающаяся скрипка. Волком завыла труба. Нестройно загремели скамейки. Полицейские и солдаты с приветственными возгласами вскакивали со своих мест, чтобы поскорее собраться в веселый хоровод — отвязный деревенский танец для большой компании напившихся мужчин.
— Веселятся! — в злорадной зависти проворчал тот из подмастерьев, что пониже и покрепче.
— Ничего-ничего! — подбодрил второй — вот доварим супешник и тоже вдарим! И пусть мастер Гимп там сам кувыркается!
И ножи еще яростнее застучали в такт начавшимся снаружи танцам.
— Мэтр Пуляй, ну-ка давайте с нами! — бросаясь в лихо пляшущую толпу, призывно заревел Турмадин — где леди Лила? Куда девалась эта чертовка?
— Прихорашивается для вас! — по-офицерски, будто говоря это даме, щелкнул каблуками и отсалютовал Элет. Пригладив волосы и оправив воротник, он тоже, без промедлений прыгнул в зал, где хоровод уже сменился двумя хлопающими в такт и не в такт шеренгами. Виолончель и гитара рвали струны медиаторами, наполняя воздух заветными для каждого пьяного сердца тремя аккордами. Даже если вы не учились бальным танцам и всю свою жизнь провели за сохой, пикой или конторским столом — нет ничего проще, чем напившись юва и закусив хлебом с чесноком станцевать джигу.
— А ну! — захлопали шеренги и Элет с Турмадином, схватившись под локоть и весело размахивая рукавами-крыльями, завертелись между рядов и разошлись по разным шеренгам в дальнем конце зала. Следом за ними между весело хлопающимися и едва не падающими от смеха полицейскими уже вертелась вторая пара — капитан Касет и толстый интендант Тукс. А за ними — постовой Мюк, тот самый, которого когда-то давно сунули головой в очко клозета на улице Подвалов и усатый долговязый стражник Писет — и так каждый с каждым, пока в начале хлопающего строя снова не оказались Элет и Турмадин. Один — высокий и могучий сорвал с какого-то стола чужую кружку и танцевал с ней как с мечем, а второй спрятал очки чтобы они от скачки не улетели в зал, выставил вперед толстое брюхо и, высоко закидывая ноги в такт музыке, подслеповато вглядывался в топу в поисках нежданно-негаданно бросившей его Гирке.
Тем временем канцелярская дева дождалась, пока очередной кочан капусты не превратится в крошево и не окажется в котле и пригляделась к темным, трясущимся от грохота музыки, смеха и топота стенам. Примерившись, она скользнула в угол к шкафу с посудой, ловко сунула между стеной и полками руку, и, поддев доску с необычайной легкостью свернула стеллаж. Полка опрокинулась. Медные котлы и кастрюли с грохотом поскользнувшегося на катке духового оркестра, зазвенели по всей кухне. Последней к ногам озадаченных подмастерьев упала большая бронзовая крышка.
— Бе! — разочарованно выругались повара — ну кто складывал!
И они наперегонки бросились к опрокинутому стеллажу и так и встали перед ним в ожидании, кто первым нагнется чтобы начать убирать. Именно в этот миг канцелярская дева ловко обошла вокруг трубы и, нечеловечески стремительным движением раскрыв свою поясную сумочку, достала из нее маленький сероватый пузырек, отщелкнула пробку и вылила его в суп. Словно почуяв неладное, подмастерья одернулись к котлу, но было уже поздно. Развернувшись на носках, Гирке сделала окрестный шаг и прижалась спиной к трубе очага вне поля зрения кухарей.
Подмастерье что чуть повыше сорвал с головы повязку и со вздохом утер лицо.
— Что встали-то? — на пороге уже возвышался усатый и сутулый мастер Гимп. Дожевывая казенный бутерброд, он грозно взирал на разгром — прибираться-то кто будет, а?
И он спустился по ступенькам в кухню, причем Гирке прошла как раз за его спиной так, что растерянные подмастерья, только и успели, что распахнуть от изумления рты. Светлая, как голубой лунный призрак, тень на миг проскользнула за плечами грозного мастера полицейской кухни и вылетела в коридор.
— Сейчас все уберем... — растерянно схватился за большой котел тот подмастерье что потолще.
— Убирайте-убирайте — мастер Гимп взял поварешку и ломоть белого хлеба, зачерпнул супа, смачно и с брызгами подул на него и сделал большой и шумный глоток.
— Помои — выплескивая остатки в чан, с видом знатока, сообщил он — это вам не Джульбарс-тулл.
Когда музыканты слегка подустали и столпились перед прилавком чтобы получить внеочередные кружки юва, а публика в изнеможении попадала на скамейки, придерживая ногой дверь в кухонный коридор, на пороге появился усатый и исполненный гордости, мастер Гимп. В его могучих руках на торжественном алом полотенце покоилась огромная кастрюля полная горячего свежего ароматного супа. Толпа приветственно зашумела, а повар задрал нос и сделал такой важный и горделивый вид, словно в его руках был не котел с дешевой полицейской баландой, а праздничный торт, какой готовят на столичный, проводимый в королевском дворце раз в двенадцать лет конвент.
— Ва! — приветственно взвыла голодная толпа. Застучали миски, зазвенели монеты.
— Ох и хорош супец! — хватая ломоть хлеба, зачерпнул ложкой густое варево Элет.
— Ага! — довольно отозвался Турмадин — Лила, я угощаю! Вам налить?
— Наливайте! — зажато улыбнулась, смущенно сверкнула своими огромными очками и, словно отрезав взмахом рукава, заявила Гирке.
И Турмадин вразвалочку заспешил к раздаче, чтобы угостить даму дешевым полицейским супом-ассорти из капусты, картошки, кабачков, гороха, крапивы и крошечных как патроны тридцать второго калибра из стены мансарды банкира Зулета, по-северному вечнозеленых помидор.
— Комедия в трех лицах — сверкнул золотым зубом Пуляй. Он оторвался от своей маленькой, исписанной столбиками какого-то незнакомого языка, книжки и покачал головой — обожаю полицию за ее серьезность даже в самых глупейших положениях.
И, откланявшись, допил свое юво и вышел. Элет совершенно забыл о том, что контрабандист не скинулся за выпивку.
— Знаете Лила — признался он, нависая над сидящей рядом, пожимающей плечами, Гирке — это конечно все чудовищно, Хелен и все такое, ну вы же понимаете меня, что я хочу сказать. А сказать я хочу вот что. То, что полиция это полиция. Долг, понимаете? Честь мундира, рыцарский кодекс. Ну да это очень тяжело, а вы первый раз, но мы тоже все никак не можем привыкнуть....
И вечер продолжался. Юво, музыка и суп лились рекой, а в закусочную заваливались все новые и новые полицейские — заканчивалась вечерняя смена, и надо было поесть перед уходом домой. А те, кто уже покушал и выпил, махали рукавами оставшимся и отчаливали в ночной дозор, в темноту. Никто и не подозревал беды, и даже не насторожился, когда гуляки начали покидать зал поодиночке и даже подвое и потрое, а из клозета под лестницей потянуло подозрительно густым, щекочущим ноздри запахом необычайно концентрированного полицейского супа.
— Я на минутку — с важным видом закивал своей даме, заиграл лицом, Турмадин и, многозначительно подпрыгнув, в темпе джиги засеменил в дальний угол к лестнице. Но тут его уже ждала целая очередь прижавшихся к стене закусивших губы и теребящих пояса, солдат и полицейских. Недоуменно поморгав, Турмадин бросился наверх в комендатуру, где на втором этаже между комнатой долговых приставов и архивом нераскрытых дел располагался еще один туалет. Ненависть рыцаря была безгранична, когда он обнаружил, что и здесь уже стоит очередь, а какой-то курьер осторожно стучит в запертую дверь кабинета интенданта Тукса.
— Я занят! — в стыдливом отчаянии восклицал из-за запертой двери тот.
— Сэр Турмадин! — из распахнутой двери канцелярии вышел, нахмурился Тирэт — ради всего святого, что за бардак?
— Минуточку.... Я сейчас... — простонал рыцарь и, невзирая на недоумевающий взгляд заместителя коменданта, бросился прочь, во двор.
Не прошло и часу, как к наполовину обгоревшему зданию полицейской комендатуры подъехал черный орденский дилижанс, а следом еще две груженых отправленными на послушанье в госпиталь монастырскими братьями повозки. Высокий черный доктор в скрывающей лицо герметичной маске зашел в зал и, перешагивая через мрачно взирающих на него, рассевшихся и разлегшихся в изнеможении по полу, источающих непомерное зловоние полицейских, прошел в дальний угол. Миновав пристроившегося со спущенными штанами на огромной медной кастрюле, яростно грозящего едва живым от страха подмастерьям большим поварским ножом мастера Гимпа, прозондировал с порога кухню.
Безошибочно определив источник заразы, он подошел к наполовину опустевшему котлу с супом, заглянул в него и бессовестно зачерпнул пробиркой.
— Это не мы! — взмолился один из подмастерьев, тот, что пониже и потолще — гнилую капусту завезли! Мы предупреждали! А он не слушал! — и он ткнул пальцем в мастера Гимпа.
— Не ваше дело орал! Коксам на пожрать сойдет, говорил! — наябедничал и второй.
— Молчать лоботрясы! — злобно взмахнул ножом повар и тут же скрючился на кастрюле, забурлило, потекло, и повар со стыда спрятал голову в алом кухонном полотенце.
Но доктору было явно все равно.
— Это смертельно? — с тоской обозревая свое поверженное внезапным мором полицейское воинство, вопросил Тирэт.
— Полагаю обычная магнезия — снимая с лица дыхательную маску и выключая зеленый фонарь на виске, коротко ответил доктор.
И, оставив монахов развозить по госпитальным домам стонущих, охающих, клокочущих и истекающих супом полицейских, запрыгнул в дилижанс и укатил прочь. Остались только Тирэт, толстый полицейский доктор, которому было уже совсем не до шуток со смехом, два десятка вызванных с дальних постов и из караулок офицеров и рядовых, да несколько едва держащихся на ногах снобов, что, предпочли напиваться одним ювом. Как и коварная Гирке, они так и не снизошли до пикантного шедевра казенной полицейской кухни, о котором даже сам его создатель, маэстро кулинарных искусств, мэтр Гимп так пренебрежительно отзывался — 'помои'.
* * *
— А здесь, если бы мы были в глупой книжке, ты должен был выбить пистолет из моей руки. Я бы нажала курок и обязательно прострелила бы часы. Ты бы схватил меня, а я бы с грохотом выронила пистолет, расплакалась и бросилась тебе на шею со слезами любви — отвела от виска детектива револьвер Мариса — но в моей комнате нет часов. И все это так глупо....
Она села на кровать, сложила руки на коленях и, многозначительно отвернулась к стене.
— Ты проверяла, сможешь ли убить меня, если я стану автоматом, предателем или заражусь корнем Мо? — присел рядом детектив.
— Плохая попытка — кивнула писательница — чувства — мое самое слабое место. Я хочу быть с тобой и мне плевать на все. Только с тобой и всегда. Потому что до этого не было ничего. Абсолютный ноль. Адронный вакуум. Космическая пустота. И какой смысл после этого пробовать стрелять или не стрелять, если все равно, потом не будет ничего?
Она улыбнулась и ласково взяла его руку в свои ладони. Притянула ее к груди. Вместо креста у нее на шее темнел крошечный и черный, как ее глаза, острый и блестящий кусочек звездного камня. Тот самый, что она нашла, после звездопада в Гирте. Она сжала ладонь детектива на кулоне и скрепила его пальцы пожатием. Она улыбалась. Наверное, первый раз за тысячи лет, детектив увидел на ее лице ни гримасу, ни маску, ни ухмылку, а настоящую, исполненную какой-то безграничной звездной тоски счастливую и безмятежную, какую он видел на ее губах, только когда она спала, улыбку. Ее темные глаза сияли мягким звездным огнем, а весь облик был словно исполнен какого-то льющегося через ее лицо мерцающего лунного света. Темные душистые волосы рассыпались по плечам. Несколько прядей упало на лоб. Вертура коснулся их и отвел от ее лица.
