— Да не знаю я где они! Я только заполняю журнал! Пощадите! — вскидывая к потолку руки, в отчаянии молил полицейский дежурный — начальства нету, все отравились!
— Открыть именем барона Эмери! — гулко застучали в дверь кабинета Тирэта, из-под которой виднелась полоска света. Но никто не открыл. Недолго думая, закованный в алый, цветов советника, доспех рейтар с силой навалился на дверь и протаранил ее бронированным плечом. Выломанный шпингалет жалобно звякнул о ковер. Но какова же была ненависть доверенных клевретов барона Корсона, когда за дверью обнаружился абсолютно пустой кабинет, а на столе их ожидала быстро расчириканная бисерным почерком заместителя коменданта докладная записка с прошением об отставке задним числом. Только государь Арвестин, барон Эмери и великие сыщики прошлого века — Карл и Вероника Берро все также мудро и назидательно взирали с холстов на стенах на незадачливых солдат, да в камине на крюке бурлил брошенный на произвол судьбы изящный бронзовый чайник заместителя.
— Исчез — сдавленно прошипел кто-то из задних рядов.
Не нашли коварного Тирэта и у него дома. Выстроенные в шеренгу по струнке в холле слуги только качали головами. Второго дня как не появлялся. Самоотверженно и ответственно служит Богу, Государю и барону.
Первая серьезная стычка случилась как раз в то время, когда Вертура, Мариса и Гирке подъезжали к госпиталю святого Зигмунда. Кавалерийский полувзвод пытался с наскока взять полицейскую караулку в портовом районе, но их встретили пиками и ружейным огнем. Всадники развернулись и быстро ретировались в ночь.
Когда карета с плененным Хекстоном, бесчувственной Марисой и спящим Вертурой мчалась по просыпающемуся в ночной суматохе городу, на улицах и площадях уже отчаянно гремели колокола, ревели рожки, гремели барабаны и выли трубы. Призывали внезапно проснувшихся во мраке жителей в цеховые арсеналы и на улицы. Люди в смятении покидали свои дома и бежали за оружием, хватали топоры и закладывали двери, с готовностью встретить ее во всеоружии с мрачной обреченной решимостью ожидали беды, вглядывались в непроглядную ночь. Бросали взгляды на механические часы, переглядывались, тревожно шептались между собой.
— Одиннадцать утра! Что случилось? Почему так темно? И луна. Где солнце? Где рассвет?
Город наполнялся мечущимися, текущими вдоль домов толпами вооруженных людей. Над портовым районом поднималось страшное зарево пожара — горел госпиталь Святого Зигмунда. Железный голем с размаху хлестал бичом, подгонял взмыленных лошадей, чтоб как можно скорее доставить ночных беглецов в указанную на геостатической карте точку и, когда ему перегородила путь вооруженная пиками и кольями ватага, он резко натянул вожжи и остановился. В перчатке сверкнул полумесяц лезвия арбалетной стрелы.
— За барона или маршала? — тыча кольями в морды лошадей, грозно кричали провокаторы из первых рядов.
— Приехали! — хлопнул по колену вынутым из кармана истрепанным форменным беретом со значком полковник Хекстон. Но Гирке не растерялась.
— За графа Михаэля Динмара! — звонко выкрикнула она и толпа, приветственно заревев, пропустила экипаж.
* * *
— Извольте — протянул бумагу маршалу Гарфину курьер — из замка выдвинулась колонна и следует к вашему дворцу. Около трех с половиной тысяч человек. Вызвали гвардию и отряды ополчения. Дали информацию о том, что вы подняли мятеж.
— Я знаю — быстро бросил маршал — это авангард их армии. Солдаты из гарнизона внешней обороны Замка. Не особенно мотивированные части. Мы остановим их у проспекта Фонарей и рассеем кавалерийским ударом с Серебряной площади — двигая по карте города оловянных солдатиков, какими дети играют в войну, рассуждал маршал Гарфин — сэр Харбибуль сэр Ридон, сэр Борщ. Выдвигайтесь по Яблочному Проспекту. Мы должны удержать юго-восточный район, не дать им зайти к нам в тыл.
За домами нарастал невнятный гул приближающейся толпы. Словно многократно усиленный металлической трубой мертвенный, бесчувственный голос выше по проспекту зачитывал мрачный, требующий беспрекословного подчинения текст.
— Так. Приготовились, идут — вглядываясь в сумрачную улицу, предупредил сослуживцев командир. Он еще раз проверил прибор ночного видения. На перекрестке Серебряной улицы и Южного проспекта за ночь были выстроены баррикада и блиндаж. За мешками с песком стояла изящная тренога, с которой через амбразуру вдоль домов смотрел ствол малокалиберной автоматической пушки. На укреплении нес вахту тяжеловооруженный отряд. Четыре десятка облаченных в легкую композитную броню оснащенных револьверными ружьями людей. Первый взвод гвардейского драгунского полка Воскресения Христова. Того самого, что под командованием князя Колле Старшего и сыновей переломил ход штурма Ронтолы, форсировав переправу восточнее города, и отрезав от укреплений кронверк и лагерь герцога Булле.
Где-то совсем близко затрубил рог. Голос стал отчетливее.
— Именем Государя Арвестина и барона Эмери! Сознательные граждане Мильды! — гремел пересыпанный шорохами, усиленный рупором мертвый механический голос — внимание! Внимание! Маршал Гарфин и князь Колле подняли мятеж! Не поддавайтесь на провокации и лживые обещания! Окажите содействие законной власти и силам правопорядка! Присоединяйтесь к силам самообороны! Помогите законной власти остановить мятеж!
— Что это?? — поморщился один из солдат и уставился на лейтенанта. В темноте блеснули полные сомнения глаза.
— Именем Государя Арвестина и барона Эмери! Сознательные граждане Мильды! — раскатываясь эхом по улицам, продолжал повторять мертвый искусственный голос — будьте благоразумны и бдительны! Встаньте на сторону законной власти, помогите своему городу сохранить правопорядок! Окажите содействие полиции и армии в нейтрализации мятежников!
Шум надвигающейся толпы становился все отчетливее. Какой-то человек с факелом бегом пересек опустевшую улицу. Несколько стволов молча проводили его черный и резкий на фоне огня в руке силуэт. Лейтенант отряда еще раз приподнялся над сложенным из поленьев и мешков бруствером, поднес к глазам свой оптический прибор, и тут же молча, без единого звука, опрокинулся на мостовую. Рядом с ним, схватившись за простреленную грудь, упал и застонал сержант. Бойцы пригнулись за укрытие, но все было бесполезно. С крыш окрестных домов бесшумным градом посыпались пули. Где-то рядом загремел барабан, снова взревел рог. С соседней улицы на Южный проспект уже вытекала нестройная, очень многолюдная, вооруженная копьями и факелами толпа пеших и верховых. Драгуны поднимались над брустверами, жали курки. Зацокали барабаны, редкие жалкие хлопки потонули в реве рожков и волынок. Патроны давали осечки. Из трех десятков ружей выстрелило лишь несколько.
— Именем Государя Арвестина и барона Эмери! Граждане Мильды поддерживающие мятежников! — продолжал голос — немедленно сложите оружие! Немедленно! Ваши попытки к сопротивлению обречены! При добровольной капитуляции, вам будет обещаны жизнь и беспристрастный баронский суд в соответствии с законами Мильды!
С первого выстрела заклинила и автопушка.
— Да все, бросай ты ее, беги! — яростно одернул за плечо передергивающего затвор стрелка капрал и едва не опрокинул его навзничь, не рассчитав сил.
Бросив блиндаж и пушку, оставив позицию, таща раненых и пригибаясь под летящими вслед пулями, драгуны побежали назад в сторону заставы. Но и на опорном пункте на углу Южного проспекта и проспекта Фонарей уже тоже было безлюдно. Оставшийся подождать драгунов лейтенант быстро сообщил, что услышав зловещий призыв и завидев крупные силы противника, гвардейцы маршала и полиция предпочли ретироваться в сторону дворца Гарфинов, к основным силам, вскочил в седло, дал в галоп по Южному проспекту и скрылся в темноте.
Движущийся по улицам в сторону дворца людской вал набирал мощь. В неразберихе все новые и новые, ведомые эмиссарами барона Эмери, вероломно провозгласившие маршала Гарфина и генерала Алексия предателями, отряды городского ополчения вливались в движущуюся по Южному проспекту на штурм маршальского дворца колонну. Некоторые просто выходили с пиками, мечами и топорами к подворотням, чтобы иметь место для маневра, посмотреть что происходит и отразить атаку от собственного дома если что, но, слыша повелевающий следовать за остальными силами клич, тоже присоединялись к наступлению.
— Именем Государя и барона Эмери! Сознательные граждане Мильды! — приказывал невидимый диктор — будьте благоразумны и бдительны! Встаньте на сторону законной власти, помогите своему городу! Помогите полиции и армии остановить мятеж!
Беспокойный и шумный поток подхватывал и уносил по проспектам и улицам в сторону маршальского дворца все больше и больше людей — как вооруженных, так и безоружных и вскоре идущие во главе колонны верховые и пешие бойцы барона Корсона оказались перед оградой маршальского парка во главе внушительных сил.
Впереди, через весь проспект им перегораживала дорогу укрепившаяся за палисадами, ощетинившаяся стеной пик первая терция армии генерала Алексия.
— Именем Государя и барона Эмери! Граждане Мильды поддерживающие мятежников! — призвал из толпы громогласный голос — немедленно сложите оружие! Немедленно! Ваши попытки к сопротивлению обречены! При добровольной капитуляции, вам будет обещаны жизнь и беспристрастный баронский суд!
Не сбавляя шага, колонна неумолимо надвигалась, на колья палисада и плотный строй мрачных солдат за ними, изготовившихся отражать атаку и выставивших перед собой стену щитов и лес пик.
— Именем барона и короля, немедленно сложите оружие! — снова загремел в рупор темно-синий рыцарь во главе колонны, с белым треугольным куском ткани на груди.
— Именем Господа, Государя и сэра Гарфина! — из массы рыжих форменных шарфов и плащей генерала Гандо выскочил человек в пехотном доспехе три четверти и с размаху швырнул на мостовую под копыта коней противников отсеченную, изувеченную воздушным фильтром, голову сталкера. Выгнувшись насколько позволяла кираса, он согнул руку в локте, развязно продемонстрировал наступающим античный жест, каким встречали друг друга армии и рыцари далекого прошлого, и громко и оскорбительно выкрикнул — Фа! Вот тебе!
— Фаааа! — яростно закричали, застучали пиками о мостовую и мечами о щиты раззадоренные выходкой солдаты генерала.
— На караул! Залп! — из терции и из-за решеток парка нестройной дробью ударили мушкеты. Полетели гранаты. Со стонами повалились раненые, но этого было недостаточно, чтобы остановить напирающий уже по инерции, растянувшийся на весь проспект покуда хватало глаз, плотный людской вал. Переступая через убитых и корчащихся от боли живых, щитники барона Корсона навалились на пики. Завязалась рукопашная. Изнутри парка к забору подкатил какой-то бравый верховой офицер, и, лихо взмахнув рукавом, зашвырнул далеко в толпу белую светящуюся склянку.
Зашипело, хор нестройных криков на какой то миг заглушил грохот драки, гром барабанов и зловещие призывы к гражданам Мильды, по улицам потянуло отвратительным запахом жженой шерсти. По толпе побежали нестройные выкрики
— Белый огонь! Белый огонь! Они сожгут всех!
И милиция дрогнула. Напор начал сдавать. Задние ряды еще давили вперед, но средние уже сломались под натиском ружейного огня и так удачно заброшенной в толпу бомбы. Было потеснившие терцию пикенеров генерала Гандо, щитники барона Корсона забуксовали в плотном людском потоке и, потеряв давление сзади, начали отступать.
— Поздравляю, сэр Пепс! — кивнул подъехавший к перезаряжающему пистолет офицеру облаченный в парадную черную кирасу и шлем Гарфункель Гарфин — удачный бросок.
— Благодарю. С вас партия в шары! — стреляя с коня в спину убегающим, отвечал сэр Пепс. На его кирасе темнели две глубокие вмятины от пуль, шарф был алым от крови, а его лошадь едва держалась на ногах. Белая, разворочена пулями грудь сочилась темным гелем, один глаз выбит, а налобник свернут набекрень.
Прискакал курьер с другого конца парка — там еще одна колонна пыталась выбить ворота, но ее оттеснили кавалерийским наскоком.
— Сэр Эрик не пройдет! — яростно кричал лейтенант-курьер — там пик как грязи!
— Что за чертову шарманку они завели? — прислушиваясь к гремящим где-то совсем близко призывам, нахмурился, возмутился сэр Пепс.
— Где остальные терции барона Гандо? — тревожно спросил кто-то — где наемники? Где маркграф Вальсон? Где гранд Попси и адмирал Бок?
Несмотря на локальный успех, по рядам защитников дворца пошло смятение. Кот-то принес отрубленную голову щитника. В свете костров и факелов из-под бугивера тускло блеснули мертвые глаза с узкими волчьими зрачками и впаянный в лицо цилиндр. Кожа была мягкой и, казалось, чернела и разлагалась прямо на глазах.
— Ага, законная власть — мрачно кивали головами, покачивали оружием, бойцы — чертовщина.
Рассвет все не наступал, с Южного проспекта и бульваров дворец был полностью отрезан от города. Из казарм, с плаца на Вишневой дороге примчалось около сотни арестовавших баронского капитана и примкнувших к войскам маршала рейтаров. Ожидалось еще две гвардейские, снятые с восточных застав пешие роты и принявшая сторону маршала, идущая из юго— восточных, недосягаемых для баронской пропаганды кварталов, городская милиция. Восемьсот человек, оставшиеся в строю терции генерала Гандо, Тяжелый латный эскадрон старшего сына маршла Гарфина Эрика — тот самый, что сейчас громил наступающую с Осинового бульвара колонну, три с половиной сотни гвардейцев из казарм у маршальского дворца, четыреста человек бестолкового вассального ополчения во главе с сэром Пепсом, половина драгунского полка князя Колле с нестабилизированными патронами к револьверным ружьям, которые нельзя зарядить с дула любым боеприпасом, как аркебузу или мушкет. Около сотни прибившихся от городских застав дезертиров и полицейских. И разрозненные группы вернувшихся из рейдов с арестантами и пленниками доверенных агентов. Итого — не больше трех с половиной тысяч солдат и офицеров без тяжелого и магнетического снаряжения против все прибывающих баронских сталкеров с белыми тряпками на груди, все увеличивающихся под знаменами советника Корсона масс городского ополчения, неумолимого, безнаказанно гнетущего с крыш близлежащих домов снайперского огня и бесконечного гремящего по улицам, призывающего сдаться, мертвого механического голоса рыцаря с громкоговорителем и зловещей белой треугольной тряпкой на блестящей синей груди.
Казалось, с каждой минутой становится все холоднее и холоднее. Ветер остановился. Остановились и растаяли и крошечные облака, еще несколько часов назад прикрывающие темную землю от беспощадного, пронзительно-белого света мертвой полной луны. В опустившемся на город искажении пространства и времени пистолеты и мушкеты стреляли с перебоями, все реже и реже. Чаще не стреляли вовсе, у некоторых ружей лопались стволы от меняющего свои химические свойства пороха. Калечили стрелков. Установленная на крыше дворца между изящных гипсовых скульптур лазерная установка молчала, как молчали и заглушенные усилившимся в эту ночь искажением генераторы во дворце. Не работали ни стационарные, ни мобильные барьеры. Выключено было и ставшее бесполезной красивой игрушкой легкое магнитное орудие в устроенном у парадных ворот маршальского парка блиндаже. Прожектора фонари и все другие электрические светильники погасли еще с вечера. Не работала и подсветка стен. Великолепный бело-голубой, постройки прошлого века фасад дворца был сумрачен. В парке и у ворот ярко горели костры. В окнах тускло светились керосиновые лампы и свечи.
