В мою голову пришло много мыслей разного рода, связанные с этим вопросом. И я потратил весь рабочий день на размышления. Срочных дел, благо не нашлось, а с обычной рутиной позволили разобраться как помощь всегда радых помочь клонов, так и привлечение другой бесплатной рабочей силы. Да-да, речь про Карин, которая неожиданно для себя получила 'повышение' и начала учиться заполнять некоторую документацию. Как итог, и мне хорошо, и она чему-то полезному учится.
Мысли, что меня мучили, первоначально не были чем-то конкретным. Поначалу я просто раздумывал о пленнице. О том, кто она, какова ее дальнейшая судьба после завершения моей исследовательской программы. В том, что АНБУ найдут ей применение, сомневаться не приходилось, но мне хотелось знать каким именно оно будет. Хотя бы потому, что было неприятно осознавать, что этот человек может отправиться куда-то и навсегда исчезнуть из твоей жизни. И это учитывая тот факт, насколько он (ну, в смысле она), сильно связан с тобой и самой твоей природой.
Далее меня посетили уже совсем другие мысли. Девушка и в самом деле была крепко связана со мной, с моей внутренней сутью. И ее дальнейшая судьба, следовательно, столь же крепко оказывалась привязана к моей. И наоборот. Моя судьба напрямую зависела от нее. Вроде бы ничего, невесть какой факт, но это же заставило меня напрямую задуматься о том, что же кроится за горизонтом. За тем самым моим грандиозным открытием.
Мое будущее зависело от тех процессов, что происходили внутри бывшего телохранителя Орочимару. От того, как они влияли на точно такие же процессы внутри меня, внутри остальных людей, остающихся частью большой паутины.
— Об этом я забыл подумать, — сказал я себе, вдруг осознав, что открытие открытием, но вопрос с Ямато-но-Орочи остается открытым.
— Вы о чем, сенсей? — спросила Карин, отвлекаясь от своего задания.
— Так, задумался, — ответил я, очнувшись от мыслей и бросив взгляд на выполняемую ученицей работу, — А у тебя отлично получается.
— Спасибо! — улыбнулась девочка на похвалу.
— А я не говорил, что у тебя оказывается, очень красивый почерк? Мне очень нравится то, как ты пишешь.
— Не говорили, но можете делать это почаще. И, да, спасибо!
Я несколько секунд смотрел на слегка порозовевшую ученицу, а после мысли снова утянули меня в свой водоворот.
Да, проявление демона-дракона было не простым научным фактом. Мне не стоило про это забывать. Процессы, протекающие внутри что меня, что многих других, связанных мной людей, по логике вещей должны были вести к одному конкретному результату. К очередному перерождению гидры. С совершенно непредсказуемыми последствиями. И я не был уверен в том, что именно мне предстоит оказаться центром будущей сущности.
Эта мысль больно кольнуло внутри. Не, то, чтобы меня как-то пугала перспектива того, что демон возродится, а я окажусь где-то в стороне. Эта идея не заставляла меня исходить от 'ревности'. И каюсь, не было у меня ни малейшего проблеска на задворках сознания, что я могу стать частью будущего демона совсем не на ведущих ролях. Нет, тут было кое-что другое. Этакий образ того, что я окажусь своеобразным донором, который даст будущему Ямато все, что у меня от него оставалось и благополучно отправлюсь к праотцам. А та же пленница АНБУ даст тому жизнь.
Конечно, чуть позже, когда я немного переосмыслил пронесшиеся в голове мысли, от таких мрачных дум отмахнулся. Но все же сути это не меняло. Вопрос дальнейшего развития Ямато-но-Орочи, его возможного перерождения оставался открытым. И этот вопрос требовал своего разрешения. Мне же предстояло понять, как проделать все это. Как найти решение.
— Сенсей, с вами все в порядке? — подала голос Карин, глядя на меня широко раскрытыми глазами.
— Да. Почему ты спрашиваешь?
— Вы какой-то мрачный сегодня. Вот я и... интересуюсь.
— Не бери в голову. Просто задумался о всяком....
Девочка замолчала, и вновь вернулась к своему делу. Но все же былого энтузиазма в ней уже не было. Не слыша же звук того, как ее карандаш скользит по бумаге, я не провалился вновь в свои тягучие мысли. Скорее наоборот. Я попытался сосредоточиться на ученице.
Почувствовав мой взгляд, Карин подняла на меня взгляд. Секундное переглядывание, после чего она опустила свои глаза. После сжала карандаш так, что костяшки ее пальцев побелели. Еще через несколько биений сердца, письменная принадлежность легла на стол рядом с листами заполняемых форм.
— Что случилось? — удивился я, понимая, что работа далека от завершения, — Тебе что-то не понятно? Или устала?
— Я... — она замешкалась, снова подняла на мгновения свой взгляд, чтобы тут же его опустить. От такого странного поведения я невольно забеспокоился. Только не какая-то очередная проблема с ее стороны! Только снова не эти Яманака.
— Да, я слушаю тебя, Карин. Говори, — постарался максимально мягко и спокойно сказать ей. И заработал очередной секундный взгляд ее неожиданно печальных глаз. Это практически полностью выбило меня из колеи. Что происходит-то?
— Простите, Харада-сенсей! Мне нужно было это раньше сказать. Но я.... Я не смогла сразу. Сама не знаю почему. Простите!
Последние сказанные ею слова она произнесла тихим голосом, от чего у меня екнуло сердце. Абсолютно не понимая, что происходит, я едва удержался от того, чтобы почесать затылок. Хочется верить, что в этот момент выражение моего лица было не настолько глупым, каким могло быть.
— Я тебя не понимаю, Карин. За что ты извиняешься? Все же в порядке. У тебя ведь все в порядке?
— Да.... Но раньше было не в порядке. А теперь в порядке....
Этот странный разговор, не менее странные высказывания теперь уже начали вызывать раздражение. Мало того, что я совершенно ничего не понимал, так еще и оказался в крайне неловкой ситуации. Передо мной сидела печальная, чуть ли не готовая расплакаться девочка, говорит при этом наверняка важные для себя (и обязанных таковыми быть для меня) вещи. А я не был готов хоть как-то интерпретировать все это.
— Карин, послушай меня. Я тебя не понимаю. Прости, но у меня вряд ли это получится, если ты мне не объяснишь. Даже если и нет, тебе незачем извиняться. Если у тебя что-то не получилось, или ты сделала что-то не так, то ничего страшного....
Она тяжело вздохнула, и в этом вздохе я расслышал подавленный всхлип.
— Простите меня, сенсей! Я начала мечтать о том, чтобы учиться у Цунаде-сама. Думала, как это будет здорово. Как достигну чего-то, о чем до того не смела и мечтать. А потом...
А потом на меня обрушился целый водопад слов, собранный в запутанный, чрезвычайно эмоциональный и очень важный рассказ. Рассказ маленькой девочки, затерянной в огромном и чуждом для себя мире, и волею судьбы оказавшейся моей ученицей. Для того чтобы понять его, потребовались усилия. Но то, что она так изливает душу, я осознал немедленно.
Из этого рассказа-извинения-исповеди выходило то, что Карин, несмотря ни на что, имела проблемы с самооценкой. Да, она вырвалась из Травы, получила новое жилье, место в Госпитале, образование, какой-никакой, но статус. Она была счастлива настолько, насколько мог быть счастлив сирота, который сбежал из ада. Но девочка не переставала быть чужой и одинокой в Конохе. Одиночество это, чувство некоторой отчужденности изъедало ее изнутри, несмотря на друзей, и на факт наличия моей скромной персоны в ее жизни. Это вызвало у нее странную тягу к признанию, получению чего-то большего. И этим чем-то в ее глазах было получение статуса ученицы Цунаде.
Я слушал ее, и удивленно хлопал глазами. Нет, это не вызывало во мне сильную реакцию. Сам факт желания стать ученицей величайшего медика и легендарного саннина был более чем понятен. Пусть это и коробило немного мое самолюбие. Но вот это признание.... Эти извинения.... Эта искренность.... Это было что-то особенное. Словно преодоление какого-то внутреннего барьера, разделявшего нас друг от друга.
От этих чувств на меня нахлынули новые мысли. Я уже с трудом слушал то, о чем она говорит. А она продолжала изливать свою душу. Про свой конфликт с Ино. Про то состояние, в котором она пребывала все это время. Про неожиданную развязку и про случайно выяснившуюся правду о моем влиянии на это событие.
Наконец воцарилось молчание. Поглощенный мыслями о случившемся странном единении, о неожиданности такого исхода, я едва не упустил этот момент. Еще труднее оказалось подобрать нужные слова в ответ. А ведь она ждала его, этот ответ. Мою реакцию.
— Карин, — сказал я, будто пробуя на вкус это слово и чувствуя, что оно теперь звучит по-другому.
Она чуть подняла до сих пор опущенный взгляд. Глаза ее были красными от проступивших слез. Глядя на них, я испытал чувство своего бессилия перед ними, перед этими слезами и ее чувствами.
— Карин, все, что сказала.... В этом нет... в этом нет ничего плохого, — сказал я, и понял, насколько все это неубедительно звучит. Несмотря на всю искренность, которую в них вкладывал. В ее взгляде промелькнуло неверие. Пусть и перемешанное с затаенной надеждой.
— Я не знаю, почему ты решила это все рассказать сейчас. Признаю, было неожиданно.... Но в любом случае, тебе не за что извиняться. Все мы люди, и мы всегда чего-то хотим. Мечтаем о лучшем. Это нормально.
Последовала короткая пауза, после которой я продолжил, чувствуя, что нащупал нужную нить.
— Более того. Было бы странно, если бы не желала всего этого. Быть ученицей у госпожи Хокаге — это честь. Любая девочка из курсов подготовки скажет тебе, что это правда.
— Это правда для них, сенсей, — немного резковато ответила девочка.
— Может и так. Но в любом случае, это не отменяет того, насколько великолепной была бы возможность поучиться у нее. Ты сама это отлично понимаешь, и знаешь, что я не имею ничего против этого. Вспомни знакомство с Шизуне-сан.
Она немного потупилась, но через мгновения опять погрустнела. Я же, поняв, что суть ее извинений состоит не сколько за то, что он захотела учиться у саннина, а кое в чем другом, постарался быстро вспомнить это. К моему счастью, память на этот раз меня не подвела.
— Что касается всего остального.... Ты зря думаешь, что показываешь себя неблагодарным человеком. Я решил позаботиться о тебе не потому, что желаю получить твой дар. Я просто увидел тебя. Увидел, и захотел помочь. У меня нет желания видеть в тебе только непрерывно осваивающего науку будущего ирьенина. Пусть мне и было бы приятно смотреть на твой энтузиазм в этом деле. Но я хочу, чтобы ты жила свой жизнью. Мечтала о чем-то, думала о своих целях, добивалась этого. Нет ничего страшного в том, если ты в какие-то дни не хочешь учиться, не хочешь работать. Это бывает, и это нормально....
Я понял, что запутался в собственных мыслях и постарался быстро закончить свою неожиданно длинную речь последней репликой.
— В общем, Карин.... Не воспринимай все слишком серьезно. Будь собой. Мечтай, стремись к тому, что ты хочешь. Знай, что я всегда готов тебе помочь и поддержать. Пусть иногда меня могут раздражать твои поступки. Это тоже нормально.
Воцарилось неловкое молчание. На меня смотрела пара удивленных глаз на немного бледном лице. А я сидел и теперь молчаливо ждал какой-либо реакции на свои слова. Когда же она последовала, то выпал в осадок, поскольку ожидал чего угодно, но только не этого. Девочка вскочила и судорожно обняла меня.
— Спасибо, — тихо сказала она через некоторое время, словно не обращая внимания на мое немного одеревенелое состояние.
Отстранилась она через некоторое время, после чего смущенно отошла на несколько шагов, вся красная. На ее лице появилось странное выражение лица, словно девочка еще не определилась в сторону какого настроения ей стоит склонить чашу весов.
— Ладно, а теперь давай возвращаться к работе, — постарался я вернуть все в деловое русло. Возможно, я поступал неправильно. Уж тем более после такого неожиданного приступа откровенности. Но в тот момент мне ничего умнее в голову не пришло.
Вопреки некоторым моим опасениям, через секунды Карин снова оказалась за столом, а в ее руках появился карандаш. Я же, решив, что не стоит мне прохлаждаться, тоже достал чистый формуляр.
— Знаешь, — задумчиво потянул я, глядя на то, как она все еще не решается взяться за дело, — Есть у меня такое ощущение, что я смогу закончить заполнение своего формуляра быстрее тебя. Не знаю, почему мне пришла в голову такая мысль....
Я бросил на нее невинный взгляд. Она посмотрела на меня с подозрением.
— Конечно, у тебя есть фора....
— У меня эта бумага почти заполнена, — заметила она, для убедительности показав мне свой лист.
— Вот я и говорю, фора. Но....
С этими словами я немедленно взялся за карандаш, а через мгновения графы документа начали заполнять быстро набросанные иероглифы. Секундами позже девочка присоединилась ко мне, принимая игру....
После того, как Карин ушла, я еще некоторое время сидел, смотря на ту стопку бумаг, что мы заполнили вместе, устроив соревнование. В голове лениво крутились мысли о том разговоре, который у нас с ней состоялся. Из них родились другие — о жизни девочки в Конохе. Об условиях, которые ее теперь окружали. О контрастах и параллелях между Листом и Травой. О ее окружении здесь и там. И что самое главное, о перспективах. Чуть позже, слово 'перспективы' как-то выветрилось, и было замещено другим — 'судьба'. Судьба — то самое понятие, которое уже всплывало сегодня. Только в контексте совсем других личностей. Бывшего телохранителя Орочимару и меня самого.
'А ведь если что-то случится, то Карин не ждет ничего хорошего', — вдруг подумал я, соотнеся мои предыдущие мысли с размышлениями о жизни ученицы. И то была чистая правда. Пусть она и происходила из древнего и могучего рода, обладала удивительными способностями, но тем не менее, была пока никому не нужна. И стоит только произойти какой-то неприятности при перерождении Ямато, когда я либо утрачу контроль, либо вовсе сгину, то вся ее нынешняя жизнь тут же рухнет. Обратится в прах. И у нее не останется иного выбора, как покинуть Коноху, представив себя самой где-то там за пределами главных врат. Либо же попытаться остаться здесь, показав себя и свои таланты, раскрыв свое происхождение. Как быстро в таком случае она окажется втянута в местные разборки, попытки привлечь ее на свою сторону? Как скоро она пропишется в каком-то клане, превратившись в ценное приобретение?
— Не хорошо, — подумал я, покачав головой. И это вновь заставило меня вернуться к моим предыдущим размышлениям. О себе, о пленнице, что пока еще была в моем распоряжении на время исследований. О Ямато, в конце концов.
Домой я пришел отягощенный этими мыслями. И весь вечер превратился в мое молчаливое хождение по кабинету. От одной стенки к другой, пока мой разум пытался сложить все детали и объединить их в какое-никакое, но цельное видение будущего. Причем, будущего, не сказать что сильно отдаленного.
— Не хорошо, — сказал я снова, когда итогом первой волны прикидок и вычислений стал один условный год. Чуть позже, правда, я передумал. И сделал выводы, что неизбежная трансформация не настолько близка от меня. А потом вовсе запутался, поскольку часть меня боязливо пыталась навязать более близкую дату возможных завершений процессов перерождения.
