— Этого никто не знает точно. Известно, что верховный жрец всеблагого и наиболее опытные и сильные белые воины. Хотя в последнее время поговаривают, что совет состоит всего из двух человек.

— А откуда такие сведения?

— Ну, иногда мы сплетничаем с другими стражами, так сказать обмениваемся новостями.

— Лораг,— обратился я к своей спутнице,— а ты знала, что ты предназначена?

— Предназначена к чему?— не поняла она вопроса.

— Предназначена к тому, что бы родить от меня сына. Тебе разве жрецы об этом не говорили?

— У меня будет от тебя сын?— мои слова она пропустила мимо ушей.

— Да, ты что нибудь знала об этом?

— Нет конечно. Как это здорово, у меня будет сын, твой сын и ты будешь нас навещать, — казалось, её больше ничего не интересовало.

— Лораг, до рождения ребёнка ты не покинешь крепость, а после того, как я уеду, тебя под свою опеку возьмёт страж. Потом он и займётся воспитанием нашего сына.

Она, казалось, и не слушала о том, что я сейчас ей сказал. Все её внимание было приковано к новости, что она предназначена и у неё будет ребёнок. Всеблагой, неужели все женщины такие глупые?

— Лораг, ты слышала, что я тебе сейчас сказал?

— Да, конечно, из крепости не выходить, страж обо мне позаботиться.

Я махнул рукой.

— Брат расскажи мне, а что там за северными воротами и почему крепость называется 'Последняя застава'?

— Давным-давно, так давно, что никто уже и не помнит, через ущелье проходила дорога, что соединяла Явь,— так называется наш мир и Инь — так назывался мир за ущельем. Процветала торговля, люди свободно путешествовали из одного мира в другой. Верховные лорды никогда не враждовали, а наоборот, помогали друг другу, если приходилось воевать с варварами северных, или южных племён. А самое главное, оба мира почитали всеблагого. А потом объявилась Навь. Объединённое войско обоих миров было разбито и почти все погибло. В ущелье срочно были возведены две крепости. Их назвали — 'Первая и Последняя заставы'. Через них потянулись тысячи беглецов из Инь. Навь наступала медленно, так что те, кто хотел, успели уйти. А судьба тех, кто остался ,— покрыта мраком. В гарнизоны крепости собрали лучших из лучших, из тех, кто остался. Вот тогда то, по преданию и появились белые воины. Первая застава находится в трёх днях пешего пути от нас. Под натиском Нави она пала, и все её защитники погибли, но ценой своих жизней, они остановили наступление. Более того, отряд из нашей крепости погнал Навь назад, убивая её порождения, до самого выхода из ущелья, но потом остановился. Почему это произошло, никто уже и не помнит. Толи хотели накопить сил для окончательного удара, толи поступил предательский приказ остановиться. В общем, за ущельем ,— мир Нави и что там, никто не знает. Отряды разведчиков и смельчаков, что отправлялись туда, не возвращались. Со временем стало принято считать, что существуют только два мира — Явь и Навь, и между ними идёт непримиримая вражда. И по правде говоря, войну Нави мы проигрываем, так как только обороняемся, а сторонников Нави, даже среди высших кругов, увеличивается. Ведь по существу, кроме белых с Навью никто не воюет. А она, где подкупом, где посулами, где обещаниями вербует себе все новых и новых сторонников. Так что я не удивлюсь, если в один прекрасный момент мы получим удар в спину, и ворота крепости раскроются для порождений Нави. Количество жрецов всеблагого с каждым годом уменьшается, а белых вообще очень мало. Вот такая невесёлая картина. Она тебя не пугает?

— Даже если она меня и пугает, — я белый, а значит по определению должен сражаться с Навью. Тем более, что я должен отомстить за смерть отца. И поверь мне, я отомщу. Ещё как отомщу.

— Я верю тебе, только смотри, что бы месть не стала самоцелью твоей жизни.

— Я постараюсь, что бы этого не произошло.

— Вы пообедаете со мной, или спуститесь вниз?

— Извини, в другой раз. Сегодня должен прибыть отряд сопровождения, и я хочу побеседовать с Навью-служкой, если удастся его захватить живьём. Да и жрецам надо отдать кое-какие распоряжения, а завтра я навещу ущелье за северными воротами.

— Будь осторожен там брат, даже отряды белых воинов исчезали там без следа, а ворота Нави оказались передвинуты в само ущелье.

— Я буду осторожен, брат.

Внизу меня ждал один из жрецов всеблагого. — Господин, у меня неприятное известие. Один из служек гарнизона сбежал по дороге назад, тяжело ранив начальника сопровождения. Сейчас жрецы молятся за его жизнь.

— Проводи меня к нему.

В комнате горело несколько светильников, пахло какими-то незнакомыми травами. На ложе лежал крепкого телосложения служка, сквозь перевязанные раны проступала кровь.

— Куда его,— спросил я, ни к кому не обращаясь.

— Один удар в грудь, второй в живот. Жить ему осталось совсем немного, говорить он не может, когда его принесли, он несколько раз повтори: 'Скоро должно начаться...'.

— Хорошо,— хотя хорошего было мало. Я протянул руки над ранами служки и начал читать молитвы, как делал это ни один раз, когда залечивал ссадины и мелкие порезы своим друзьям. Но это ссадины и порезы, а тут глубокие раны. Через некоторое время, опять ни к кому не обращаясь, я приказал снять с него повязки. Когда их сняли, то перед жрецами предстала удивительная картина. Раны перестали кровоточить и затянулись розовой кожей и только синева шрамов говорила о тех местах, куда были нанесены удары. Прочитав ещё несколько молитв для скорейшего выздоровления, я распорядился:

— Сегодня я запрещаю ему вставать с кровати. Пусть отлежится, отдохнёт, а завтра с утра посмотрим. Откуда то из-за спины раздался голос: — Да господин, все будет сделано господин.

— Служку кто-то предупредил, и возможно, кто-то из крепости, из тех, кто встречал или кого повстречала охрана. Надо разобраться.

Меня насторожило то, что у меня то появлялась боль в щеке, то пропадала. Я такого никогда раньше не чувствовал. Такое ощущение, что Навь то появлялась, то исчезала. Я направился в казарму, где размещались холостые служки. Чем дальше я отходил от храма, тем слабее становилась пульсирующая боль, а потом вообще пропала. Источник в храме и, по всей видимости, среди жрецов или послушников, что готовятся стать жрецами. Но почему боль то появлялась, то исчезала? Непонятно.

В казарме я застал несколько десятков служек, что занимались текущими делами. Меня поразило, что среди них практически не было молодёжи. Оказалось, что для службы в крепости отбирали самых опытных и умелых служек, кто не один год прослужил в храмовой охране или в дружине какого нибудь лорда. Попасть служить в крепость было престижно. Очень высокое жалование и, что не маловажно, после окончания срока службы, а он составлял 5 или 10 лет и мог быть продлён, была полная гарантия устроиться на службу к какому нибудь знатному лорду в столице, и не менее чем в чине десятника, или даже сотника, а то и начальника охраны или гарнизона замка. Так высоко ценились только воины 'Последней заставы'. Я узнал, что один из жрецов храма всеблагого встречал отряд и сопровождал его в крепость. Это был младший жрец Сим, который стал жрецом недавно, а до этого пять лет ходил в послушниках.

Из разговоров со служками я так же узнал, что в крепости имеется свой застенок и несколько камер, откуда невозможно сбежать, так как двери в них открывались и закрывались только с помощью молитв всеблагому. И хотя по идее, каждый жрец мог это сделать, дверями заведовали только два жреца. Сейчас камеры пустовали. Я отобрал двух наиболее смышлёных и крепких служек и распорядился, что бы они принесли железо. И для рук и для ног. Дождавшись, когда оно было приготовлено и уложено в мешок, в их сопровождении я пошёл в храм. При приближении к храму опять появилась пульсирующая боль. В храме все жрецы и послушники собрались у священного огня и громко молились о скорейшем выздоровлении раненого служки. Что ж, такая молитва ему не помешает. Я стал по кругу обходить молящихся, прислушиваясь к своим ощущениям. Вскоре я определил место, где боль наиболее сильна. Остановился за спиной полноватого жреца и подал команду служкам. Они подхватили его за руки и подняли. Он внезапно заверещал, видимо от страха, а мою щеку прорезала боль. Он.

Я подошёл и своим ножом разрезал на нем одеяние, в том числе и исподнее белье. Под левой подмышкой у него пульсировал знак расколотого солнца. То появлялся, то исчезал. Это уже второй жрец — Навь в этом храме. Причём скрытая Навь. Это мне нравилось все меньше и меньше.

— В железо его и в застенок. Допрашивать буду сам.

Служки быстро надели железо на бывшего жреца, который от неожиданности потерял даже дар речи и только повизгивал, и потащили его в подвал.

Молебен о даровании скорейшего исцеления был приостановлен. Ко мне подошёл благообразный жрец с седой бородой, что доставала ему до пояса.

— Господин, главный жрец нашего храма желает с вами поговорить.

— Так где он, зови его.

— Он болен и уже несколько седьмиц не выходит из своих покоев.

— Ладно, пока Навь созреет для допроса, можно и поговорить. Проводи меня к нему.

По дороге я узнал, что в храме несут службу 14 жрецов, а теперь моими стараниями уже 12. Что при храме подвизаются 7 послушников, что на смену больному главному жрецу прислали из столицы жреца Фери, который дюже сведущ в противоборстве с порождениями Нави и даже написал книгу, в которой описал наиболее распространённых чудищ и их слабые места. Это меня действительно заинтересовало.

В покоях главного жреца храма царил полумрак и было очень жарко. На ложе, полуопираясь на подушки, полусидел, полуседой, полустарик. Уважая старость, я поздоровался первым

— Здравствуй старче.

— Сам ты старче, — раздался сильный голос, что ни как не вязался с изнеможённой внешностью говорившего,— мне ещё и сорока лет нет. Говорят, ты тут наделал шороху, даже среди жрецов Навь обнаружил. Коль такой умный, приглядись к моему помощнику, что прислали мне из столицы. Мутный жрец, закрытый, если ты понимаешь, о чем речь.

Я кивнул головой, — Давай подлечу, всеблагой мои молитвы слышит.

— Ну, коль слышит, то подлечи, попытка не пытка,— и он закашлялся.

Я прочитал несколько молитв на выздоровление,— не знаю, подействовали ли они, но главный жрец заснул. Тот же старичок с седой бородой почтительно дотронулся до моего локтя, — Пусть поспит, а то он из-за боли в груди и не спит совсем.

— А где сейчас помощник главного жреца Фери?

— Наверное, в своих покоях. Он последние дни заперся там и что то пишет.

Мы вышли на двор крепости, там меня уже ждали мои служки.

— А ну ка, где его покои? Любопытно взглянуть.

— Проводить господин?

— Проводи, — и кивнув служкам, что бы следовали за мной, мы пересекли двор и оказались у приземистого здания, что было расположено прямо около крепостной стены и северных ворот, что вели в ущелье.

Входная дверь была закрыта. Это было странным,— свои двери жрецы никогда не закрывали, символизируя свою открытость, как и открытость всеблагого к любому к нему обратившемуся. Я указал служкам на дверь и один из них со всего размаху приложился своим телом. Дверь с треском распахнулась. Мы вошли в помещение. Никого, только занавеска в дальнем углу трепетала. Я подошёл и отдёрнул её. В полу за большим сундуком был виден лаз, из которого раздавался какой-то шум, похожий на удары по камню. Сделав знак служкам, чтобы они не шумели и расположились так, что бы их нельзя было сразу заметить, я шёпотом спросил у бородатого:

— Как давно появился этот помощник в крепости?

— Да почитай уже полгода прошло. Выбрал себе это здание, сказал, что любит тишину и для написания книги ему надо уединение, но службы не пропускал, хотя и не всегда участвовал во всеобщих молитвах, оправдываясь своей занятостью.

Ждали мы довольно таки долго. Наконец в лазе появился огонёк и вскоре раздался шорох. Сначала появилась рука и поставила светильник на пол, потом появился и сам хозяин этого помещения. С трудом он пролез в лаз и как только встал на корточки, мои служки навалились на него, заломили руки и сноровисто надели на них железо. От неожиданности Фери не сопротивлялся, а когда пришёл в себя, то было уже поздно. Его поставили на ноги и подвели ко мне. Крепкий мужчина, сильный, уверенный в себе и своих силах. Он без страха посмотрел на меня, самообладание к нему вернулось полностью.

— По какому праву вы задержали меня в моем же доме и отвлекли меня от важных дел? Не думаю, что верховному жрецу всеблагого, по чьему распоряжению я прибыл сюда, понравится такое отношение к его доверенному лицу. Даже то, что ты белый, не спасёт тебя от его гнева и наказания. Я внимательно рассматривал говорившего. Ну вот что не хватало ему? Уже достиг немалых высот и власти, на чем его подловила Навь? Что такого пообещала, что он предал всех и вся. А ведь в жрецы кого попало не принимают. Из десятка послушников только четверо становятся жрецами, а остальные так и остаются служками при храмах.

— Если ты мне все расскажешь, то обещаю, что ты умрёшь быстро и без мучений. Если будешь молчать, заживо сгоришь в очистительном огне всеблагого.

— Белый, ты что не слышал, что я тебе сейчас сказал? Ты хочешь навлечь на себя гнев верховного жреца? Немедленно освободи меня и я постараюсь, что бы твоё наказание было минимальным.

— Повторяю своё предложение: Если ты мне все расскажешь, то обещаю, что ты умрёшь быстро и без мучений. Если будешь молчать, заживо сгоришь в очистительном огне всеблагого.

— Да кто ты такой, что бы ставить мне свои условия? Совсем с ума сошёл? Мало вас великий жрец пересажал в застенки?

Опаньки, так вот куда деваются белые воины,— в застенки великого жреца. Это интересно и очень важно.

— Ты хочешь узнать, кто я такой? Я шепну тебе на ухо, а с великим жрецом мы сейчас пообщаемся, —

Я наклонился к нему и прошептал,— Я чистильщик. Судя по тому, как ты побледнел, ты слышал о нас. А ведь не верил, надеялся, что все обойдётся, ведь в последнее время о чистильщиках и не слышали, и думать забыли. Ну а теперь и с твоим покровителем поговорим.

— Верховный, в крепость 'Последняя застава' ты прислал жреца — Навь,— я говорил внятно, так что бы слышали не только члены совета, но и все белые воины,— многих белых за малейшую провинность ты посадил в подземелье, это предательство и я чистильщик обвиняю тебя в нем. Оправдайся!

Видимо мои слова настолько ошеломили верховного жреца, что он ничего не ответил. Я подождал ещё немного. — Ты арестован. Всем белым, верховного арестовать, поместить в железа и содержать в застенке до моего прибытия в столицу. Всех белых из подземелья освободить, если кто из жрецов окажет сопротивление,— рубить на месте. Это приказ!

— Вот и с верховным разобрались, кто теперь тебя защитит Навь?

— Да, Навь меня и защитит, покоритесь ей и вы будите жить, у вас нет ни каких шансов уцелеть, вторжение слишком долго готовилось, что бы какой-то чистильщик смог его сорвать...