Это что же получается, этот меч железо рубит как масло, а с кожаными доспехами дело обстоит хуже? Я открыл решетку и вошел в подвал. Словно дожидаясь именно этого момента, из большой винной бочки появились оба служки. Икая от выпитого вина, в мокрой одежде, заплетающимися языками они мне поведали, что когда отряд Нави набился в подвал, они сидели как мышки в пустой бочке и следили через шелочку. Потом ушел первый отряд, а оставшиеся стали надевать на себя доспехи, которые, кстати, хранились в этих бочках, а потом и они ушли. Убедившись, что никого нет, мы закрыли решетку и тут услышали многочисленные голоса из туннеля. Честно говоря, мы испугались, а ну как нас убьют и найдут ключ от замка? И мы спрятались в бочку, но она оказалась не пустая, а с вином. Что бы хоть как то дышать, нам пришлось это проклятое вино пить и пить, но мы все равно смотрели. И тут, представляете господин, появляется ваш тушкан, весь из себя здоровый и мохнатый, а может быть и не мохнатый, но все равно здоровый и начинает рвать глотки Нави, как за решёткой, так и в самом подвале. А потом ваш зверь прыгнул в проход и там исчез. Там ещё некоторое время раздавались стоны, а потом все затихло.
Но мы не стали выходить, мы ждали, когда вы придете и заберете своего монстра. А вы пришли и тушкан исчез. После этого яркого и содержательного рассказа, словно израсходовав все свои силы служки почти одновременно уселись на пол, привалившись к одной из бочек и дружно захрапели. Это ж сколько они выпили вина? В руку мне ткнулся холодный нос.
— Молодец, кхор, хорошо поработал, умница,— и я гладил его лобастую голову, ощущая под пальцами его густой мех. Скоро послышались шаги и удивленные восклицания: — Это ж сколько он их положил, неужели один?
— Да нет, тут его Тушкан ещё глотки рвал, смотри следы от зубов.
— Да он же маленький, чуть больше кулака. — Это он притворяется маленьким, а когда надо глотки рвать, сразу же раз в десять увеличивается и зубы у него становятся, ого го, как у волка....
В подвал зашло несколько служек с окровавленными мечами.
— Как там наверху?— спросил я.
— Все в порядке, добили последних.
— У нас раненых много?
— Не знаем, но точно есть.
— Во, а эти смотрите, спят пьяные.
Я решил немного защитить служек,— Они не пьяные а испуганные, говорят тут мой тушкан немного порезвился и в туннеле тоже. Кстати, сходите-ка, проверьте его. Оставив служек рядиться, кому идти проверять туннель, я поднялся наверх.
Ворота в крепость были открыты и служки и жрецы таскали трупы за пределы крепости и складывали в одну кучу. Вернее это я думал, что это куча, а это оказалась самая глубокая яма, образованная моей стрелой, и в неё складывали Навь.
— Где раненые?— поинтересовался я у одного из младших жрецов.
— Все в храме, а убитые в купальне.
Я почему-то пошёл не к раненым в храм, а в купальню, к убитым. 14 служек лежали в ряд на полу. У двоих из глаз торчали стрелы, а это значит, что и Навь использовала луки, не только мы. Я обходил убитых и внимательно всматривался, ища хоть незначительный намёк на то, что в некоторых ещё теплится жизнь. Таких я обнаружил всего троих. Я стал каждого брать за руку и читать молитву всеблагому, и так несколько раз, переходя от одного к другому. Я потерял счёт времени, да и усталость сказывалась. Вскоре ко мне присоединился кто-то из жрецов. Меня подхватили под руки и осторожно перенесли в мою комнату, где я благополучно провалился в небытие. А под утро мне приснился сон, будто я с Лорой наперегонки бегаю по цветущему лугу, но никак не могу её догнать, а она убегает и убегает от меня. Проснулся я отдохнувшим и полным сил.
Выйдя во двор крепости я был удивлён тем, что все встречные кланялись мне. Вскоре подошёл главный жрец и пояснил, что мне удалось оживить трёх убитых воинов, и как раз все трое были женатыми и семьи их живут в крепости.
И тут же пошёл слух, что если б Нави было меньше и мне не пришлось в одиночку со своим Тушканом истребить их более трёхсот, то я б наверняка оживил бы и всех остальных. А так на третьем я потерял сознание и меня почти бездыханного отнесли в комнату отдыхать. А ещё проспавшиеся служки из винного подвала порассказывали, как я одним ударом своего меча валил десятки Навей, а мой Тушкан рвал им горло.
— Мы решили разместить изображение тушкана над воротами крепости, а самим зверькам оказывать покровительство, запретив под страхом смерти охотиться на них. Своего тушкана не оставите нам?
— Нет, жрец, да и он сам вряд ли останется у вас.
За разговором мы подошли к воротам, за крепостной стеной, куда все ещё таскали трупы, было уже шесть больших куч.
Я спросил,— это так много Нави мы положили?
Жрец поправил меня,— Это вы так много Нави положили, ещё не всех вытащили из тоннеля и в овраге ещё несколько десятков.
— А есть ли смысл таскать их сюда? Не проще сжечь их на месте?
Жрец внимательно посмотрел на меня,— Глупый вы ещё молодой человек. Уже несколько десятков человек из ближайших сел и деревень приезжали посмотреть на трупы Нави, и ещё будут приезжать весь сегодняшний день. Всеблагой явил свою силу и руками своих воинов и жрецов покарал многие сотни отступников. Слух об этом разнесётся по всей округе и заставит многих из тех, кто колеблется, отринуть посулы Нави и обратить свой взор к всеблагому. А вы говорите сжечь. Моя бы воля, я б дня три их продержал, но не получится, скоро завоняют. Вот к вечеру закончим перетаскивать и сожжём. Да и очистительное пламя всеблагого будит видно далеко, далеко....
— Все это хорошо,— перебил я жреца, но у меня со вчерашнего утра ни крошки во рту не было. Поесть бы что нибудь.
— Конечно, как же я забыл, для вас накрыли стол в башне стража и уже ждут там вашего пробуждения.
— И кто же меня там ждет?
— Не знаю. Так передал страж.
— Вот и хорошо, пойду перекушу, а заодно поговорим насчет моей поездки за крепость. Один вопрос, жрец, а почему крепость поставили именно здесь, а не в другом месте, ну там, дальше и я махнул рукой в сторону востока.
— На территории крепости находится единственный пригодный для питья колодец. Во всех остальных вода плохая, если её долго пить, у человека сначала выпадают волосы, потом слазят ногти, а потом он умирает. Там на востоке, на пять дней конного пути нет ни одного нормального колодца, а дальше мы просто не забирались.
В башне стража меня действительно ждал шикарный завтрак и обед одновременно. Я с огромным удовольствием уплетал горячую кашу с мясом и внимательно слушал Стража, который мне рассказывал о тех местах, куда я собираюсь осуществить вылазку. Из его рассказа я узнал, что там далеко на востоке, живут кочевые племена, которые занимаются разведением коней и овец. Раз в год их огромные табуны и отары приготовленные на продажу, появляются у стен крепости. Какому богу молятся кочевники не известно, и молятся ли вообще,— тоже. Хотя среди них есть и те, кто поклоняется всеблагому, но их мало. Деньги они берут редко за свой товар, а предпочитают железные изделия, ткани, посуду. С их стороны ни разу за последние десять лет проникновения и появления Нави не было. Правда, в последние несколько дней, на дальних холмах стали появляться странные огни. И это огни не от костров, так как свет дают ровный и он направлен строго вверх. Но Нави страж не чувствовал.
Я задал несколько уточняющих вопросов,— сколько бурдюков с водой с собой брать, что бы хватило и мне и моему коню, теплые ли сейчас ночи, что лучше храниться, сухари или лепешки? Сообща мы решили, что лучше брать сухари, так как лепешки крошатся. Воды мне хватит в трех бурдюках, причем два из них, для моего коня, а ночи ещё теплые и много одежды мне брать не с руки. А вот с дровами трудно. Так что если я хочу поесть что нибудь горячее, то дрова надо будет везти с собой. Порешили, что эти пару, тройку дней я обойдусь и в сухомятку.
День уже клонился к закату, а мы все разговаривали. Незаметно разговор перешел на то, что сейчас происходит в столице и особенно среди знати. Оказывается, сейчас стало модно ругать всеблагого и на каждом углу говорить, что Навь лучше. Говорят, что эта мода пошла от брата верховного лорда и поговаривают, что он сам Навь. Но прямых доказательств этому нет, а проверить у него знак никто не решается. Ещё говорят, что по существу всем управляет он, а верховный лорд якобы болен и только подписывает бумаги, что лорд Брин приносит ему. Я так же узнал, что зачастую белых не допускают на официальные приемы и что бывший верховный жрец был частым гостем лорда Брина в его дворце. Правда сейчас все немного изменилось, особенно после смерти бывшего верховного и жрецов — Навь. В открытую уже никто не хулит всеблагого, но и чистильщика ждать в столице перестали. Ходят слухи, что он сгинул.
— Это хорошо, брат, что ходят такие слухи. Ты пожалуй кому нибудь из белых передай, что я собираюсь теперь на запад, к западному стражу, от туда на юг и только потом наведаюсь в столицу.
— А на самом деле?
— А на самом деле, сразу поеду в столицу, но только после того, как там появится твой чистый. Хочу посмотреть на реакцию окружающих, как они отнесутся к тому, что я назначил его временно исполняющим обязанности верховного жреца. И вот ещё, скоро в крепость привезут немного золота, потрать его с пользой для укрепления обороны и наберите полный комплект служек гарнизона. Мало ли что. Вдруг грядут какие нибудь перемены, а крепость, это все таки оплот всеблагого....
Уже затемно мы разошлись. Рано утром я планировал выехать за ворота крепости, что бы на месте посмотреть, что Явь может ожидать в будущем с востока и что за таинственные огни стали появляться на дальних холмах.
8.
Утро встретило меня мелким моросящим дождем. Небо было затянуто серыми тучами, что было не характерно для данного времени года в восточном округе. Первый сезон дождей прошел, а для второго было ещё рано. В такую погоду было приятно посидеть у печка, в теплом помещении, а не месить грязь на дороге. Но свои планы мне менять не хотелось и поэтому с утра я выехал через восточные ворота в сторону дальних холмов. Даже мой кхор был не очень доволен погодой и, по — моему, я даже видел на его шкуре капельки дождя, хотя не знаю,— могут ли капли дождя быть на шкуре призрачного животного....
Вскоре начались небольшие холмы и, оборачиваясь назад, я видел, как крепость то исчезала, то появлялась. Удобное место для накапливания сил. Страж в этой зоне ничего не видит, и если это обычные люди, то и ничего не почувствует. Дорога, натоптанная кочевниками, причудливо петляла. Казалось, что проще,— проложить дорогу по прямой линии, так нет, проложена так, словно кто то пытался запутать путников. Первый небольшой привал я решил сделать примерно в полдень. Ослабил подпруги своего жеребца и отправил его немного пощипать травку. Под моросящий и шелестящий дождь продукты доставать не хотелось, и я ограничился лепешкой и парой глотков воды. Немного передохнув, мы продолжили свой путь.
Дорога по прежнему петляла между холмами, но постепенно она становилась более прямой и наезженной. Казалось, что на этом участке бывало больше народу, чем в близи крепости. Это и удивляло и настораживало. К тому же, проезжая мимо одного из холмов я заметил на его вершине замаскированное кустарником небольшое строение, из которого можно было наблюдать за крепостью, а самим оставаться незамеченным. Вскоре я почувствовал, что за мной наблюдают, причем не один человек, а несколько. На всякий случай поправил свое оружие и приготовил лук. Не нравится мне, когда так пристально смотрят в спину, словно выцеливают уязвимую точку. Благо, что моему проезду пока не мешали. Но радовался я не долго. Вскоре дорогу мне преградила группа кочевников из трех человек. Я с интересом их стал рассматривать. На небольших лохматых лошадях, вооруженные луками и кривыми легкими мечами, кожаные щиты серого цвета, видимо из буйволиной кожи, я такие уже видел. Раскосые глаза блестели из под меховых шапок и длинные усы, а у одного была даже реденькая борода.
Не доезжая несколько шагов до преградивших мне путь кочевников, я остановился, продолжая их с интересом рассматривать. Они молчали, я тоже. Так продолжалось довольно долго. Наконец тот, что был с бородкой, медленно растягивая слова произнес
:— Дольше дороги нет. Возвращайся в крепость. Это наша земля и мы здесь хозяева.
— Я Свен,— представился я,— и мне надо проехать к тем дальним холмам. Это земля ничья, и ни одно племя не имеет на неё право. Поэтому я проеду. А если вы будите препятствовать мне, то я вас убью, как и тех, кто прячется сзади, словно трусливый падальщик.
Видимо мои слова о падальщике задели их.
— Нас пятеро, а ты один.
— Мне приходилось в одиночку убивать и несколько десятков служек, — и я тронул своего жеребца шпорами, одновременно обнажая свой меч.
Дорогу мне освободили, но наградили такими ненавидящими взглядами, словно готовы были меня испепелить. Я дал мысленную команду кхору охранять мою спину. И сделал это не зря. Видимо ударить врага или соперника в спину не считалось зазорным у кочевников, так сразу все трое пытались меня атаковать, как только я проехал несколько шагов, а они развернули своих лошадей. Не знаю, видели ли что нибудь те двое, что я перед этим оставил за спиной, но три кочевника бесформенными мешками упали на землю с разодранным горлом, а их лошади, освободившись от седоков, с громким ржанием понеслись в сторону от дороги. Вот теперь я воочию увидел, почему дорога петляла таким странным образом. Не успела одна из лошадей отбежать на три десятка шагов, как тут же провалилась почти по брюхо. Под покровом травы скрывалась рыжеватая грязь, которая от дождя превратилась в месиво. С трудом лошади удалось вырваться из грязевого плена и она вместе со своими товарками вернулась на дорогу, но значительно дальше от меня.
Я подождал немного, ожидая, что оставшиеся двое кочевников предпримут какие нибудь действия, но ничего не произошло. Более того, я почувствовал, что за мной перестали наблюдать и смотреть мне в спину. Неторопливо продолжая свой путь, я задумался о таком странном поведении кочевников. Связался с восточным стражем и рассказал ему о случившимся, но он мне ничем помочь не смог, так как не знал, чем вызвана враждебность кочевников. Я предположил, что они охраняют те странные огни, и не подпускают к ним посторонних. Но это были только мои предположения.
На ночлег я остановился на небольшой полянке между холмами, на которой были хорошо видны небольшие следы от кострищ. А ведь с дровами в степи было очень тяжело. Дождь не прекращался и продолжал сыпать мелкой, надоедливой крошкой. Стреножив коня и укрыв его попоной, что бы не мерз, я на скорую руку перекусил и задал корму своему жеребцу, а также напоил его водой из бурдюка. И хотя в степи темнело быстро, а я весь день провел в седле, спать мне не хотелось. Через некоторое время дождь прекратился и я сменил намокшую попону на сухое одеяло. Конь благодарно потерся о мое плечо, а я скормил ему очередную горбушку хлеба, обильно приправленную крупной солью. Дав команду кхору охранять, я улегся на отсыревшую попону, постелив предварительно свою видавшую виды запасную накидку и улегся отдыхать.
