Когда через восемь дней после поступления в станционар первого больного двое из первых трёх больных умерли, несмотря на все предпринятые попытки интенсивного лечения, а в лаборатории, где началась вспышка, обнаружилось ещё пять заболевших, медики встревожились: предположили, что источником смертельно опасной инфекции являются какие-то из лабораторных животных — ещё не было подтверждённых случаев передачи болезни от человека к человеку. По предписанию городского медицинского комитета лаборатория была закрыта, все животные уничтожены, помещения химически стерилизированы. Позже сторонники теории "искусственности" самой опасной болезни века утверждали, что это решение было продиктовано стремлением скрыть улики, говорившие о разработке в лаборатории нового поколения биологического оружия. Во время Мировой войны Германская империя стала первой использовать болезнетворные микроорганизмы как оружие — в широком масштабе и массой различных способов применения. Неудивительно, что биологическую катастрофу некоторые журналисты связали с реваншистскими настроениями, глубоко укоренившимися в немецком обществе и тайно поощряемыми правительством Германии.
Меры, предпринятые медицинским комитетом для предотвращения новых заболеваний, были совершенно недостаточными. Но осознание всей опасности положения пришло после того, как ещё через четыре дня поражённые новой болезнью пациенты начали поступать из всех райнов города, а первые случаи заболевания появились ещё в трёх городах страны, включая такой большой, как столица Баварии Мюнхен.
Следует отметить, что медики Франкфрута сумели показать в возникшей ситуации себя с наилучшей стороны — установив, что новая болезнь может передаваться от человека к человеку, причем, возможно, бесконтактным путём, они предприняли экстраординарные меры по предотвращению дальнейшего распостранения эпидемии. В отчёте, предоставленном Лиге Наций по итогам "франкфрутского карантина" отмечалось: "Вероятнее всего, если бы не оперативные и решительные меры, предпринятые отважными врачами Франкфрута, история человечества могла пойти по сценарию романа мистера Лондона."
Принятые меры включали в себя кроме чрезвычайно жестких карантнных мер (перемещение по городу только пешком, в одиночку, запрет на все виды общественного и личного транспорта — проезд только для санитарных машин, не разрешено не только покидать город, но даже свой район, прекращение работы всех предприятий, раздача пищи и воды через специальные пункты с обязательным представлением сведений о всех получающих продукты членах семьи, уничтожение всех крыс и домашних насекомых, проводимое химическими отрядами рейхсвера, уничтожение всего имущества и помещений, в которых находились заболевшие, пресечение любых нарушений карантинного режима огнём на поражение с уничтожением из огнемётов тел нарушителей и т.д.), обращение ко всем правительствам мира за безотлагательной медицинской и материальной помощью, а также самое широкое оповещение населения — через листовки и радио — о принятых правительством заградительных мерах и причинах их введения. К гражданам обращались с настоятельной рекомендацией полностью следовать всем требованиям медицинско-кордонных частей и всемерно сотрудничать в выявлении новых очагов заболевания.
Многие авторы, освещавшие впоследствии вызывающие холодный озноб события четырёхмесячного противостояния организованных сил человечества и смертоносного кошмара, отмечали, что возможно, только высокая дисциплинированность германского населения позволила эффективно действовать таким крайне жестоким по отношению к людям методом — выполнение всех безжалостных требований карантина в любой другой стране вызвали скорее всего массовые беспорядки и закончились бы анархией и гибелью большинства жителей. Для выполнения карантинной службы и исполнения всех необходимых мер обеспечения гражданского населения хотя бы минимумом необходимого на время эпидемии ограниченных версальскими ограничениями сил армии Веймарской республики было недостаточно, была проведена мобилизация, в ландсвер и вспомогательные силы карантина были привлечены все трудоспособные мужчины пяти призывных возрастов и молодые здоровые женщины трёх возрастов. Суммарно численность мобилизованных на борьбу с эпидемией составила примерно два миллиона человек, в ограждении главного очага болезни — Франкфрута — было задействовано около ста пятидесяти тысяч человек, занимавших отстроенные по всем инженерным правилам три кольца полевых укреплений, окружавших заражённый город.
Впоследствии эта мобилизация часто называлась "генеральной тренировкой" возрождения военной машины вермахта. Принятые меры карантина позволили резко сократить число новых заболеваний и остановить распостранение эпидемии по стране. К первым числам октября перестали регистрироваться новые случаи заболевания, а перед рождеством карантинные меры были отменены по всей стране.
Официальное объявление о прекращении болезни стало массовым праздником, по примеру средневековых карнавалов-торжеств по случаю окончания чумы превратилось в гигантский маскарад, продолжавшийся целую неделю.
Кроме огромных сумм экономического ущерба, вызванного почти полной остановкой экономической деятельности и затратами на обеспечение карантинных мероприятий, болезнь унесла жизни около 14 тысяч человек. Во Франкфурте победа над смертью обошлась городу почти 11 тысячами погибших. Но без широкой международной помощи победа над болезнью могла стоить гораздо больших человеческих жертв.
Огромное значение имела поддержка населения продовольствием, предметами первой необходимости, медикаментами, поступавшая от правительств, организованная Красным Крестом и другими международными организациями. Но не менее значимой оказалась помощь врачей-добровольцев, приехавших в поражённую эпидемией страну со всего света. Вместе с пятидесятью тысячами германских медиков натиск болезни отражали две с половиной тысячи их коллег из всех стран Европы, из Северной и Южной Америки, эпидемиологи из стран Дальнего Востока и воспитанники знаменитого Института Хавкина из Индии. Триста семнадцать лучших клиницистов, эпидемиологов, терапевтов, выбранных из тысяч вызвавшихся добровольцами, приехали из Советской Федерации.
Самоотверженность и мужество советских врачей стали горькой и страшной легендой. Чуть более пятисот человек из прибывших в страну иностранных добровольцев непосредственно приняло участие в борьбе с болезнью непосредственно в районах карантина, в наиболее опасных и тяжёлых районах.
Для большинства иностранных помощников работа на эпидемии заключалась в помощи при эвакуации, обслуживании выселенных по карантину жителей санитарными услугами, помощи падающим от усталости немецким медикам и военным властям в правильной организации пропускных пунктов и точек питания.
Но самое тяжёлое — прямая схватка с болезнью — досталась на долю тех врачей, кто решился перешагнуть карантинные линии и вступить в бой в болезнью в скованных мёртвой тишиной припортовых районах Эмдена, замерших в неподвижности летних парках Ганновера и в зачумлённых кварталах главной беды страны — Франкфрута-на-Майне. Большинство советских медиков — двести девять человек — были среди них. Сто девятнадцать заболели. Умерло девяносто восемь. Треть всех потерь иностранных врачей на эпидемии.
В течении десяти лет гитлеризма — с 1933 по 1942 — в Германии была запрещена песенка, написанная одной из выживших девочек. Она была посвящена врачу-педиатру Татьяне Николаевне Степановой, лечившей больных детей, собранных в одной из центральных школ Франкфрута. В песенке говорилось об ангеле, пожалевшем заболевшую девочку и отдавшему ей одно своё перо. Перо сгорело в руках девочки и болезнь растаяла в этом огне. Тогда другие дети тоже стали просить ангела помочь им. Ангел раздал все свои перья из крыльев и спас детей. Но когда он остался без крыльев, болезнь схватила его и убила в отместку за всех детей, которых ангел спас. И тогда все увидели, что ангел был молодой девушкой — русским врачом.
Летальность на эпидемии в среднем по стране составляла 80% — умирало четверо из пяти заболевших. Одной из причин такой частой гибели людей была недостаточная забота медицинского персонала о больных — у медиков госпиталей, переполненных всё новыми заражёнными, просто не хватало времени даже на неотложные процедуры. Из детей, лежавших в импровизированном госпитале выжила треть — двадцать два человека. Когда от болезни слегли и санитар, и обе монашенки-кармелитки, вся работа по госпиталю легла на Степанову. Полтора месяца она одна лечила, кормила и убирала за десятками мучающихся детей, утешала и успокаивала, организовала взаимопомощь, поддерживала умирающих и ставила на ноги выздоравливающих. Самым невероятным было то, что болезнь настигла её одной из первых — два месяца Татьяна продержалась на ногах, не позволяя себе упасть. За эти два месяца её тело настолько иссохло, что когда пришла помощь и она позволила себе остановиться, то уже не очнулась. Вес умершей был равен тридцати трём килограммам.
Когда было решено сохранить её тело для Музея Медицины в Москве, даже не потребовалась бальзамирование. Принятые меры предосторожности — прозрачная камера из двойного прочного стекла, заполненная азотом, и освещение лампами синего света — исключили возможность передачи инфекции. Через некоторое время смотрители-врачи заметили весьма необычный эффект — после трёх-четырёх лет пребывания в таких условиях кожа женщины не только не высохла, но даже приняла более здоровый вид. Проведённые чрезвычайно осторожно исследования дали начало целому направлению — оказалось, что под воздействием вируса клетки кожных покровов получили известную автономию и смогли усваивать ультрафиолет для поддержания аэробного(бескислородного) существования. Возможность изменения свойств человеческого организма в результате встраивания в клеточные механизмы чужеродного наследственного материала открывала манящие перспективы глубокой перестройки природы человека, безграничного расширения его сил.
Десятая точка.
Послевоенное развитие мира. Борьба за океанскую гегемонию. Влияние противоречий между Британией и САСШ на антиколониальное движение. Участие Советской Федерации в антиколониальном движении в североафриканских колониях и в Китае. Противопоставление советского Воздушного флота морским флотам империалистических держав. Строительство авианесущих кораблей-маток "смешанного"(катамаранного) типа. Развитие советской авиации — создание преимущественно тяжёлых скоростных машин. Морские гидросамолёты-пикировщики Энгельса. Упор на строительство самолётов "двойного" назначения — массовое строительство учебных машин и развитие гражданской пассажирской авиации как основы для бомбардировочной авиации. Развитие аэродинамики и теории летательных аппаратов. Появление сверхэкономических схем аэропланов и длительные эксперименты в этой области. Карл Циммерман и его сверхэффективное крыло-корпус. Рывок технологических достижений в Советской Федерации в конце тридцатых годов.
...К 1922 году дальнейшие резервы совершенствования самолёта "Илья Муромец", бывшего костяком советских воздушных сил, были исчерпаны. Машины последних серий имели четыре ротор-двигателя по 150 лошадиных сил, "облегчённый" за счёт широкого внедрения качественной фанеры и "стеклолита" набор и вылизанную аэродинамику, вплоть до изменения угла установки крыльев и места их крепления к фюзеляжу. Стоимость машины почти не выросла по сравнению с ранними выпусками, в сухом весе убавилось более двадцати пудов. Соответственно, на столько выросла максимальная грузоподъёмность или дальность полёта. Но даже в этом случае аппарат имел максимальную нагрузку около пятидесяти-пятидесяти пяти пудов — около тонны. Малая скорость и высота полёта делали "Муромца" лёгкой добычей не только резко выросшей в могуществе к началу 20-х зенитной артиллерии, но и истребительных аэропланов, на которых появились первые тяжёлые виды вооружения — крупнокалиберные пулемёты и лёгкие (полуавтоматические) пушки. Ноябрьские бои 1919 года над Балтикой окончательно поставили крест на военной карьере знаменитой машины. Выпущенный за годы Мировой войны в количестве полутора тысяч экземпляров, ставший символом мощи русской авиации, аэроплан сходил со сцены, в 1920-м оставшиеся самолёты начали переделывать в гражданские и передавать на пассажирские линии. Попытки коллектива конструкторов улучшить лётные данные аэроплана, предпринятые в 1920-1921 годах, позволили небольшому количеству построенных в эти годы машин задержаться в армии в качестве дальних разведчиков. Но для военных целей нужны были более скоростные и маневренные машины, пусть даже с потерей в дальности и грузоподъёмности относительно данных четырёхмоторного "Ильи Муромца".
Руководство военно-воздушных сил в "Предложениях по реорганизации и развитию красных воздушных армий" в 1921 году, когда стали более очевидны возможности начатых в годы войны конструкторских работ, а также был обобщён опыт военных действий в воздухе над сушей и над морем, сделало следующие выводы:
Во-первых, аппараты легче воздуха окончательно потеряли свою боевую ценность. Использовать аэростаты можно только как неподвижные заграждения или наблюдательные/пусковые посты ПВО.
Во-вторых, наибольший результат в действиях на суше авиация даёт ударами по коммуникациям, а непосредственно на поле боя — по артиллерийским позициям. В действиях на море самолёты наносят наибольший ущерб транспортным кораблям. Разведывательные действия с воздуха также остаются одной из приоритетных задач авиации, но необходим новый тип воздушного наблюдателя.
В-третьих, в боях между самолётами преимущество оказывалось не за самыми тяжеловооруженными машинами, а за более скоростными и маневренными. Противосамолётное оружие также должно обладать двумя сложносочетаемыми качествами — высоким темпом стрельбы и большой разовой силой воздействия — зажигательной и/или бризантной.
Итогом анализа стало формирование облика потребных на ближайшую перспективу машин.
Для суши считалось необходимым иметь три типа машин: самолёт поля боя, вооружённый скорострельной пушкой/пулемётами и бомбами малого калибра в кассетах, живучий и сильно защищённый от вражеских самолётов и зенитных средств — лёгкий или средний бомбардировщик/штурмовик. Фронтовой бомбардировщик, по дальности действия способный дотянуться до основных транспортных узлов противника в тылу его фронта. И истребитель — лёгкую и дешёвую машину, выпускаемую в большом количестве, с небольшой дальностью полёта, но по скорости превосходящую бомбардировщики и штурмовики, с хорошей маневренностью и не слишком большим весом вооружения, не ухудшающим лётные качества истребителя, но позволяющим с большой вероятностью уничтожить вражеский самолёт.
Своеобразным юмором ситуации стало предложение построить на основе "Муромца" именно штурмовик — самолёт обладал действительно выдающейся способностью (для того времени) переносить боевые повреждения, а вот потолок и поднимаемая бомбовая нагрузка уже не соответствовали роли бомбардировщика. Ценой уменьшения радиуса полёта можно было ещё усилить вооружение, установить местную броню и несколько улучшить маневренные свойства самолёта за счёт появившейся в начале двадцатых механизации крыла (закрылки и прекрылки). Правда, прославленный создатель "Русского Витязя" — конструктор Сикорский, серьёзно разойдясь во взглядах на будущее своей машины с Высшим Техническим Советом Советских войск, покинул Федерацию. Вместе с ним уехал ряд его ближайших сотрудников, а оставшийся коллектив продолжил работу по плану ТехСовета. Но из-за снижения темпа работ конструкторское бюро, возглавленное вместо Сикорского Григоровичем, запоздало. К моменту, когда был готов новый вариант "Сикорского", военно-воздушные силы уже получили тяжёлый штурмовик заводского конструкторского бюро московского завода Лебедева, постоенный "по мотивам" известной машины Юнкерса. Как и Юнкерс, Лебедев применил цельнометаллический фюзеляж, увеличивающий стойкость машины к обстрелу из стрелкового оружия, а относительно большой вес скомпенсировал применением двух наиболее мощных поршневых моторов, бывших в распоряжении руских конструкторов — реплику немецкого "Даймлера" сделанную Гризодубовым — 600-сильный мотор с отличными для того времени весовыми характеристиками — удельной мощностью менее килограмма на лошадиную силу (мотор весил "всего 540 кг."). Лобовое сопротивление поршневого двигателя — главный недостаток по сравнению с ротор-движками — удалось понизить применением туннельных радиаторов, появившихся недавно на французских самолётах. Трёхместная машина весила примерно столько же, сколько "Муромцы" последних серий, но была проще в конструкции и эксплуатации (металлические самолёты менее подвержены атмосферным влияниям и не разрушаются так быстро при открытом хранении). Больше была скорость — за счёт гораздо меньшей величины крыла и отсутствия многочисленных расчалок бипланной коробки. А главное — вооружение совпадало с пожеланиями авиаторов — установленный в нижней кабине на поворотной турели бомбомёт штурмана-бомбардира и спаренная хвостовая установка стрелка-радиста позволяли "Лебедю" как уничтожать наземные цели, так и обороняться от воздушных атак.
