Полевые орудия, благодаря своей малозаметности и быстроте перемещения по местности, могли безнаказанно обстреливать крепость, нанося ей урон и не терпя в ответ ущерба, поскольку громоздкие и тяжёлые крепостные пушки не могли успевать ответить им.
Тогда и появилась идея вооружить гарнизон крепости особо мощным ружьём, из которого предполагалось расстреливать расчёты вражеских полевых пушек. Трудно сказать, обязаны ли почти одновременному появлению этих "фузей" европейские армии своим разведкам, донёсшим до генштабов изыски военно-инженерной мысли вероятного противника или и впрямь "у не слишком сообразительных людей мысли одинаковы".
Во всяком случае, на вооружении "крепостные ружья" оказались по обе стороны стен европейских коалиций, и в довольно большом количестве. Как и многие другие "нафантазированные" виды вооружения, в реальных боевых действиях Первой Мировой не использовались. Роль цитаделей в боевых условиях оказалась совершенно иной, нашлись более эффективные способы борьбы против вражеской полевой артиллерии — свои лёгкие пушки, авиация, а также изменение самих принципов фортификации.
"Крепостные ружья" остались пылиться на складах — и в довольно большом количестве. Достать нужное число таких списываемых с вооружения стволов поставщикам оружия для риффов удавалось также достаточно просто. В армии риффов "ружей-танкобоев" насчитывалось несколько сотен.)
Стеснённость боевого отделения маленьких французских танков и слабое бронирование позволяли стрелкам зачастую с одного выстрела поражать водителя танка, тем самым гарантированно выводя машину из боя — вытащить убитого или раненого члена экипажа из танка, не выходя из машины, было невозможно.
В бою под Таферситом оторвавшаяся от своей пехоты колонна FT-18-ых была практически полностью уничтожена — бени-темсаман сожгли 11 боевых машин. Четыре танка были позже восстановлены военными советниками риффов.
С места боестолкновения сумел отойти только один экипаж, но и в нём был один человек ранен. Остальные 15 экипажей (45 человек) погибли или попали в плен к риффам.
Не сколько появление у риффов современного вооружения (значительное количество современного оружия было захвачено ещё в первых боях с испанцами, в дальнейшем берберы получили в своё распоряжение сотни единиц пулемётов, в том числе — крупнокалиберные, артиллерию, миномёты), сколько овладение им под руководством инструкторов из числа как пленных испанцев (которым, по вполне понятным причинам, повстанцы не слишком доверяли), так и интернационалистов, сникавших среди берберских племён огромную популярность, вызвало у военного командования риффов некоторую преувеличенную картину собственных возможностей.
В начале лета 1926 года, намереваясь изменить неблагоприятный ход войны и закончить военные действия одной решительной операцией, Абд-аль-Керим начал наступление на столицу Испанского Марокко, город Тетуан. Он рассчитывал, во-первых, отвлечь силы противника от операций в глубине берберской территории — и тем самым уменьшить дезертирство и брожение в своих рядах. Во-вторых, вынудив противника сражаться в неудачном для обороны районе, нивелировать его превосходство в вооружении и нанести ему максимальный ущерб. И наконец, в третьих, Абд-аль-Керим всерьёз полагал, что Тетуан можно будет занять и тогда независимость Рифа готовы будут поддержать жерла английских линкоров.
Абд-аль-Керим находился во многом под влиянием представлений о английской демократии как о образце высокоразвитого и великодушного общества и рассчитывал на поддержку суверинитета Рифской республики. О полном освобождении Марокко к лету 1926-го уже речь не шла, так как даже относительно непрочная конфедерация риффов стояла на грани распада. Атака Тетуана была шагом отчаянья — лидеры восставших уже не надеялись на продолжение сопротивления, если только в ближайшее время в войне не случится перелом.
Сражение за Тетуан затянулось на всё лето — с июня по середину августа. Риффы задействовали в нём лучшие силы: всю наличную и боеспособную авиацию, артиллерию, наиболее подготовленные мобильные силы — три батальона обученных советскими советниками конных стрелков, ещё несколько соединений, прошедших подготовку под руководством и командованием интернационалистов. В боях на Западе число сражавшихся в рядах риффов иностранцев составило до одной десятой от всей численности риффских бойцов. (Включая в число иностранцев перебежчиков из испанских войск.)
Первоначально риффам сопутствовал успех. Абд-аль-Керим верно оценил неготовность войск интервентов, в особенности испанских войск, к новому наступлению со стороны берберов, и в ещё большей степени, к неожиданно широкому применению ими современного оружия и "правильных методов" ведения боя. Ожидавшие уже скорого окончания тягостного сидения в марокканских горах солдаты, под натиском хорошо вооружённых отрядов бежали, оставляя врагу вооружение и боеприпасы. Сколь-либо стойко дрались только части Боевого Легиона — им было хорошо известно отношение к себе риффов. Карателям, уничтожавших в 1922-1925 риффские селения, на плен рассчитывать не приходилось.
Командовавший соединёнными силами маршал Петен успел в последний момент перебросить на тетуанский плацдарм значительные силы. Он также привлёк к отражению наступления рифов крупные силы авиации — впервые были задействованы в бомбоударах самолёты, взлетающие с отдалённых аэродромов на территории Испании. Для исключения саботажа и улучшения снабжения часть французской авиации перебазировалась на аэродромы, расположенные на европейской стороне Гибралтарского пролива. Петен, не колеблясь, отдал приказ о применении против рифов химического оружия. По наступающим силам Абд-аль-Керима было израсходовано несколько сотен бомб с ипритом.
Самоотверженные действия лётчиков-интернационалистов до конца июня позволяли компенсировать преимущество французов в количестве и качестве авиационной поддержки — но к июлю у риффов авиации не осталось.* Французские самолёты ещё несли определённые потери от огня зенитных средств рифов, но эти потери были спорадическими — а вот ущерб от бомбардировок очень быстро стал нарастать, достигув к августу катастрофического характера. Бои за Тетуан подтвердили уже устоявшееся в военной мысли мнение, что современные боевые силы не могут действовать без авиационного прикрытия. Лишившись его, они лишаются всего своего тяжёлого вооружения, что в современной войне означает однозначно поражение.
________
* — Одним из интернационалистов был французский пилот Антуан Сент-Экзюпери. Во Франции его почитали как "французского Хемингуея". Предыдущая работа во французской кампании, занимавшейся доставкой авиацией почты в Северной Африке, сделала Антуана одним из самых подготовленных и опытных пилотов, дравшихся на стороне риффов.
Тяжело раненый в бою с превосходящими силами вражеских самолётов, сел на горящем стареньком "Фармане" в расположении испанских войск и следующие шесть лет провёл в испанском застенке. Заступничество известных литераторов с мировым именем и крупных политиков Франции оказалось бессильно. Освобождённый в 1933 по случаю временного успеха в Испании левых сил на выборах, вернулся во Францию.
Когда начался мятеж фалангистов, Сент-Экзюпери "внезапно" оказался среди пилотов республиканских ВВС, став одним из знаменитых воздушных разведчиков, а затем и лётчиков бомбардировочной авиации испанской Республики. Ещё дважды его сбивали и оба раза он возвращался после ранений в бой.
После поражения Восточных Провинций покинул Испанию, но во Францию не вернулся, уехав в Латинскую Америку. На Родине с конца 1943 года, после победы Сил Сопротивления в Романском Альянсе.
В августе 1926 силы интервентов перешли в наступление: армия риффов практически без боя откатилась от предместий Тетуана. Огромные потери берберов под Тетуаном, в том числе гибель наиболее выдающихся руководителей и военноначальников — младшего брата Абд-аль-Керима, Мухаммада, и главы советских советников в Рифе — Фрунзе, предопределили быстрый крах остатков рифской независимости. В октябре 1926 в плену оказался сам Абд-аль-Керим, а последний оплот восставших — священный город Шешауэн пал в сентябре следующего, 1927-го.
Война в Испанском Марокко привела к многообразным последствиям в самых разных областях. В военном деле широкое использование "танков" и средств борьбы с ними в самых ожесточённых и наиболее широко освещённых в печати различных стран сражениях "риффской войны" стали причиной всевозможных трактовок роли боевых бронемашин, а также появлению значительного интереса к такому противоброневому средству, как тяжёлое ружьё и малокалиберное орудие.
Для французской армии применение "Шнейдеров" и "Рено" в Третьей Марокканской обернулось победой взглядов тех военных теоретиков, которые стояли на точке зрения вспомогательного, поддерживающего значения "танков". "Танк", — считали они, — "есть в первую голову передвижное укрытие для пехоты, своеобразная перемещающаяся сама собой бронированная огневая точка. "Танк" принимает участие в бою непосредственно в боевых порядках пехоты и не может действовать вне них."
Из этой концепции следовал облик предвоенных боевых машин Франции — довольно громоздких, с очень толстой бронёй, невысокой скоростью и маленькой, достаточно высоко расположенной боевой башенкой со скорострельным оружием. Такой "бронированный сарай" мог закрыть собой от вражеского огня целое пехотное отделение, а его скорострелка идеально подходила для уничтожения пулемётных гнёзд полевых укреплений или отражения контратак вражеских солдат.
Уже после "польской кампании" недостатки такой компоновки боевой машины стали очевидны: усилившиеся средства ПТО выводили французские машины из строя без сколь либо заметного противодействия со стороны отчаявшихся галльских танкистов. Потому что поражали уязвимые места танков на расстоянии настолько значительном, что медлительные французские "черепахи" не могли даже надеяться добраться до врага и применить единственное средство, бывшее в их распоряжении против пушек — свои гусеницы. Неудачная идея, положенная в основу "танковой концепции" во Франции предопределила поражение французских бронесил в 1940-м году.
Ещё одна получившая широкое распостранение в 30-е годы благодаря "марокканским событиям" идея — противотанковые ружья. Они не были новинкой, противотанковые ружья впервые массово применялись германскими войсками в 1918-м году, но тогда их применение сочли неудачным: однозарядные "пукалки" танкистов Антанты не пугали, а германская пехота пользовалась этим оружием неуверенно и подчас бросала неудобные "оглобли", как только появлялись бронемашины союзников. Единичные случаи успешного применения противотанковых ружей прошли мимо внимания, за противотанковым ружьём закрепилась слава "бесполезного".
В ходе Рифской войны марокканцы сумели реабилитировать "тяжёлые" ружья. Эффективное поражение небольших и слабобронированных FT-18 убедило военных разных стран в том, что мощное ружьё с бронебойным патроном есть наилучшая мера самообороны пехоты против атак "танков".
В большинстве европейских стран начали разрабатывать собственные варианты такого оружия, к началу новой общеевропейской войны его количество в войсках противостоящих коалиций было весьма значительно. Но, как и "пехотные танки" французов, длинноствольные мощные ПТР были оружием прошлого дня — к сентябрю 1939 года и германские бронемашины, и "танки" союзников несли основное или дополнительное бронирование достаточное, чтобы сделать стрельбу из ружей по ним бесполезной.
ПТР можно было ещё применять против разведывательных или лёгких бронированных единиц. В Северной Африке, где с обеих сторон основную массу бронетехники составляли именно такие машины, противотанковые ружья продержались дольше всего. Но постепенно улучшение танкового парка, и в первую очередь — создание надёжно работающих в условиях пустыни мощных моторов вывело и на этом театре военных действий бронетехнику за пределы поражаемости ПТР-ов.
Лишь к 1942-му году тяжёлые ружья и на этом театре военных действий начинают выводиться из штата подразделений, к середине 1942 они остаются лишь в распоряжении тыловых частей (англичане и их союзники) или дивизионного резерва (новоитальянцы).
Надо сказать, что "пуны" использовали оставшиеся ПТР более искусно: дивизионные резервы в Западной Пустыне применялись против подвижных разведывательных групп, как правило, стремившихся обойти "новоитальянцев" по областям со сложным рельефом, покрытым труднопроходимым песком. В подобных рейдах принимали участие только достаточно лёгкие машины, способные передвигаться по сыпучему грунту, без бронирования или с минимальным бронированием — против техники такого плана ПТР-ы были эффективны на большом расстоянии, не опасаясь ответного огня пулемётов пехотного калибра. (Которыми, соответственно, были вооружены их визави — бронемашины Королевского Разведывательного корпуса.)
Кроме появления ПТР, Рифской войне европейская военная мысль обязана и широкому распостранению в предвоенное время малокалиберных скорострельных пушек в качестве основного войскового средства ПТО. Первыми сконструировали своё 20-ти миллиметровое противотанковое орудие французы, за ними появилось "фунтовое" (40-ка миллиметровое) орудие у британцев, последними со своей знаменитой 37-ми миллиметровой противотанковой пушкой отметились немцы. Как и ПТР-ы, это оружие было действенно только в первые месяцы войны, уже к началу 1940-го противотанковые пушки калибров меньше 45-мм не могли что-либо сделать вражеским бронемашинам.
Следующая генерация противоброневого оружия в европейских странах в качестве образца уже использовала среднекалиберные мощные пушки.
Немцы и "пуны" — 47-мм чехословацкую крепостную, англичане — 57-мм зенитную. Эти пушки широко модернизировались для установки в башни танков, и господствовали на поле боя вплоть до конца военных действий в Европе. Но основным направлением противотанковой обороны стало всё-таки направление, независимо избранное конструкторами Соединённых Штатов и Федерации — пехотные метатели крупного калибра.
При этом конструкторы САСШ отталкивались от авиационного оружия, а федераты — от основного типа миномёта.
Если в Соединённых Штатах разработка пехотного противотанкового оружия "нового типа" началась после осенней кампании 1939 года, когда массированные действия быстроходных немецких танков поставили перед военными остальных стран задачу создать противотанковую оборону в основном тактическом звене — на уровне пехотного взвода. Из-за короткого времени, отведённого конструкторам на создание нового образца оружия, у сеероамериканских оружейников оставался небогатый выбор вариантов. Надо было приспособить к требованиям пехотных частей уже существующую систему оружия. Способную гарантированно вывести вражескую бронемашину из строя. Достаточно лёгкую, чтобы следовать в боевых порядках взвода. И рассчитанную на применение простым пехотинцем, поскольку включение в штат взвода подготовленных артиллеристов вздувало цену оружейной системы в масштабах армии до небес.
