На площадях итальянских городов зажглись костры, ликующие люди сжигали разную фашистскую атрибутику, пачки собраний произведений "гениального дуче", в огонь летели всевозможные жетоны и значки учреждённых во время правления фашистов многочисленных обществ и союзов. В этих же кострах сгорали сотни партийных билетов фашистской партии — немало ещё вчера пылких функционеров стремились прилюдно, перед всеми знакомыми и незнакомыми, отречься от прошлой партийности. Были все основания рассчитывать, что переворот удался и новой власти не угрожает ни заговор бывших сторонников дуче, ни народное возмущение.
Была допущена одна-единственная оплошность — самого дуче в Риме не оказалось. Специальные группы, которые должны были захватить итальянского диктатора, были направлены к его резиденции, а на случай, если Муссолини сумеет ускользнуть от них, особые отряды дожидались появления дуче у всех важных правительственных зданий и иностранных посольств. Не забыли и вокзалы с аэропортом. Случайности были предусмотрены. Возможно, из-за общей убеждённости, что поимка Муссолини — дело непростое, первые доклады групп захвата, не обнаруживших дуче ни у себя дома, ни по адресам его известных любовниц не произвели особого фурора. Спецотряды направились по новым адресам — шерстить живущих в Риме приятелей дуче, а заодно — и наиболее преданных вождю римских фашистов. Но Муссолини как сквозь землю провалился. Нигде не было ни малейших его следов.
Постепенно участниками поиска начала овладевать паника. К поискам бывшего ещё вчера всевластным диктатора подключили полицию, наорали на постовых карабинеров, по улицам пустили усиленные патрули... А дуче всё не обьявлялся. В штабе заговора успокаивали себя тем, что Муссолини, видимо, даже узнав в последний момент о перевороте, уже ничего не успел предпринять и сейчас либо где-то отсиживается, либо используя свой богатый конспиративный опыт, пробирается в Швейцарию. В любом случае его можно уже не принимать во внимание.
Но вечером 14 июля дуче обьявился. Неожиданно и совсем не в ожидаемой зачинщиками путча роли беглеца. Отвергнутый Италией, оклеветанный бывшими друзьями, но несломленный, дуче провозгласил пояление Новой Италии.
В Африку Муссолини привело достаточно случайное стечение обстоятельств. Поздним вечером 13 июля он получил ещё один рапорт из Триполи от командующего направленной в Ливию "быстрой" 2-ой дивизии о невозможности завершить развёртывание к установленному сроку. Это стало последним камешком, сорвавшим лавину его гнева.
За последнюю неделю новый Цезарь получил множество докладов о том, что подготовка к вторжению в Тунис идёт из рук вон плохо. В частях отсутствуют самые необходимые преметы амуниции, нет подвоза продуктов для солдат, централизированное командование отсутствует, каждый командир части выкручивается, как может и все хором просят перенести срок полной готовности хотя бы на месяц. А лучше на два.
Дуче не выдержал, и наорав на делавшего доклад дежурного по генеральному штабу, уехал. Дежурный, злобно ухмыльнувшись, подумал, что уже через несколько часов "гениальный вождь" сможет орать только на тюремные стены, и не подумал сообщать кому-либо о бессильной угрозе Муссолини "самолично поставить клизьму всем саботажникам".
Муссолини, доведённый до белого каления бесконечными жалобами от ливийского командования, раскалившись до безумия от безразличия, продемонстрированного "тупым служакой" в Генштабе, внезапно решил провести инспекцию в Триполи. Приехав поздно ночью на личном автомобиле на аэродром, он, не заходя в диспетчерскую, направился на взлётное поле — самому убедиться, есть ли готовые к вылету самолёты, не доверяя аэродромному персоналу, который будет, несомненно, юлить, чтобы избежать дополнительных хлопот по подготовке срочного вылета. На взлётной полосе оказались стоящие с вечера заправленные учебные варианты новейшего итальянского истребителя — Макки 200 Saetta (Вспышка). Они предназначались для перегона в Африку, для подготовки лётчиков на новые машины. Но из-за всевозможных мелких неполадок два самолёта не вылетели до по позднего вечера. Пилот одной из машин остался ночевать на поле, возле своей машины.
Муссолини первоначально устроил ему грандиозный разнос — истребители на взлётной полосе препятствовали взлёту остальных самолётов. Пилот испуганно лепетал, что не мог взлететь на ночь глядя, а сейчас он готов поднять свой самолёт — когда он будет подлетать к Триполи, там наконец уже рассветёт. Но вот пилот второго самолёта — командир его эскадрильи уехал в город и будет наверно, не ранее чем в десять часов утра. Даже после того, как мальчишка-сублейтенант улетел бы, пришлось бы дожидаться, пока прибудут аэродромные бригады и уберут второй самолёт, освобождая взлётную полосу. Вновь энергия дуче упиралась в инертную расхлябанность, обращая его спонтанный порыв в нелепость. Нежелание примириться с обстоятельствами и стремление любой ценой их переломить всегда было одной из основных черт натуры Муссолини. Его мысль уцепилась за слова лётчика о том, что уже через час с небольшим его самолёт окажется на месте назначения. Муссолини требовательно спросил — полностью ли укомплектовали ли машину, есть ли в ней, например, лётное снаряжение для лётчика-инструктора во второй кабине. Сублейтенант горячо заверил, что всё снаряжение уже на борту, можно лететь прямо сейчас, как только вождь даст разрешение — и когда можно будет побыстрее удрать подальше от разьярённого начальства.
— Очень хорошо. — произнёс удовлетворённо Муссолини. Он внезапно обнаружил способ, как выполнить своё намерение и выйти победителем из этой нелепой истории. Быстро забравшись на крыло самолёта, Муссолини пролез в заднюю кабину и начал устраиваться на месте инструктора. Увидев разинутый рот мальчишки-сублейтенанта, дуче обьявил, что назначает его своим личным пилотом на ближайшие сутки — с присвоением, соответственно, следующего звания за проявленное усердие. Опомнившийся лейтенант практически мгновенно завёл мотор и самолёт взял курс на юг.
Конечно, маршал Бадольо и другие руководители заговора позаботились о том, чтобы иметь надёжных людей в африканских колониях. Но мятёж в них не планировался, ожидалось, что после перемен в метрополии верные заговорщикам старшие командиры в колониях легко приведут войска к присяге новому правительству. К тому же в Ливии собралось множество преданных лично дуче фашистов, и тревожить это осиное гнездо подготовкой заговора сочли опасным — можно было привлечь нежелательное внимание со стороны тайной полиции. Поэтому в Триполи в замыслы генштаба был посвящёно очень малое число высших офицеров — командующий итальянскими войсками маршал Грациано и его ближайший круг.
Для всех остальных итальянских военных в Ливии внезапное появление дуче ранним утром было ошеломительным, но о неповиновении прямым приказам вождя речи быть не могло. Муссолини, решив по максимуму использовать фактор неожиданности, всем встреченным им военным и гражданским запрещал кому-либо говорить о том, что он прибыл в Ливию. Рассыпая взыскания и наказания за нерасторопность, дуче промчался через несколько расквартированных в столице колонии частей и к позднему утру собрал приличный эскорт из воодушевлённых его прибытием офицеров, ожидающих, что с прибытием любимого вождя наконец-то закончится неразбериха.
В штабе вооружённых сил колонии дуче с преданными ему офицерами оказался как раз в тот момент, когда маршал Грациани оглашал сообщение об отставке Муссолини "по причине тяжёлой болезни". Услышав такое, дуче остолбенел. К его счастью, кто-то из офицеров, составивших его свиту, не потерял присутствия духа и заорал "Измена!". Грациани и его офицеров немедленно скрутили, здание штаба молниеностно обыскали, всех бывших в нём вытащили наружу и арестовали. Штаб войск колонии и остальные важнейшие правительственные учереждения были оцеплены немедленно поднятыми в ружьё парашютистами. Вдобавок под строгую охрану были взяты все узлы связи — никто, не имеющий специального пропуска, подписанного лично командиром парашютистов — рьяным сторонником Мусолини — в помещения радио и почты не допускался. Из-за этого Рим вплоть до внезапного радиообращения Муссолини к итальянцам ничего не знал о происходящем в Ливии.
Опомнившись после попытки своего низложения и ареста верхушки колониальных властей, Муссолини решительными действиями обеспечил верность себе гарнизонов Ливии. Его делегаты из числа верных Муссолини офицеров вызвали на берег и арестовали старший командный состав корабельной группировки Супермарины у берегов Ливии — ядра итальянского военного флота. В планы дуче по присоединению Туниса входила демонстрация итальянской военно-морской мощи, поэтому у берегов Африки находились два новейших итальянских линкора в сопровождении сильной корабельной группировки.
Кроме этого, Муссолини успел, пользуясь неопределённостью, царившей в день переворота в армейских частях, отдать приказ о перебазировании нескольких авиационных частей на ливийские аэродромы. К исходу 14 июля Муссолини располагал уже значительными военными силами. Однако от контрпереворота, при трезвом размышлении, отказался. Прослушивая итальянские и иностранные радиопередачи, Муссолини убедился, что переворот поддержал практически полностью кабинет, весь остальной генералитет. По тону передач было заметно, что крупные промышленники и финансовая элита Италии также на стороне заговорщиков. Без боя сдалось и любимое детище дуче — фашистская партия, практически самораспустившаяся. В Ливии Муссолини сохранил неограниченную власть. Но в Италии он всякой власти лишился — хуже того, в Италии не осталось сил, на которые он мог бы рассчитывать.
Опытный, хотя и зарвавшийся в своих имперских амбициях, политик, Муссолини сумел уловить нужную интонацию и выйти наиболее выигрышным для себя образом из положения. В своей речи по радио он провозгласил появление Новой Италии — хранительницы чистоты идей фашизма и пообещал, что невиданный доселе рассвет новой страны под его руководством заставит старую Италию горько пожалеть об отказе от идеалов Нового мира. Ливийские колонисты и фашистские части уловили в обращении Муссолини важнейший для себя намёк — дуче намерен повторить свой "поход на Рим", а значит, надежда колонистов и верных Муссолини военных на успешную карьеру не будет бесплодной.
Итальянское правительство, ошеломлённое вновь выскочившим, как чёртик из бутылки, дуче, хотело лишь, чтобы он не вздумал вновь вернуться в Италию — страх перед Муссолини и его секретными агентами был всё ещё силён. Поэтому для них главным было обещание Муссолини "оставить в покое" Аппенинский полуостров, если власти Италии признают его "Новую Италию".
Услышав по радио речь дуче и прочтя срочно затребованный перевод, Гитлер несколько минут молчал, потом воскликнул: — Вот пример героического характера, способного преодолевать любые обстоятельства!
После чего немедленно вызвал к себе ряд высших военных и промышленных деятелей. Германские верхи были обеспокоены тем, как Бенито расписывал в самых ярких красках переспективы развития Ливии и её минеральные богатства — железную и цветные руды, уголь и даже нефть! Неожиданные действия Муссолини сорвали расчёты германского руководства на скрытное и безопасное пользование недавно обнаруженными ливийскими нефтезалежами. Мало того, дуче, несомненно, догадывающийся о германской подоплёке правительственного переворота, довольно прозрачно намекнул о готовности передать ливийскую нефть тому, кто окажет его режиму безоговорочную поддержку.
Гитлер не желал отказываться от замыслов максимально диверсифицировать источники минерального топлива, поэтому планы Германии в отношении Средиземноморского бассейна пришлось менять с учётом необходимости оказывать поддержку "новоитальянскому" диктатору.
Муссолини стремился развить свой первоначальный успех. Пользуясь поддержкой Берлина, в последовавшие за переворотом и провозглашением "Новой Италии" месяцы лета дуче усилил нажим на Рим и власти Виши. От нового итальянского правительства Муссолини требовал завершения перевооружения своих войск и расширения производства техники и вооружения в самой Ливии. Обьявив, что он не будет никого насильно удерживать в "Новой Италии", Муссолини демобилизовал старые колониальные части. Большинство их личного состава с огромным облегчением (и благодарностью в душе к доброму дуче) вернулись на Родину. Кроме того, Муссолини пошёл на компромисс, вернув итальянскому флоту все линейные корабли и восемь из девяти захваченных крейсеров — всё равно в Триполи не было ни условий для длительной стоянки крупных военных кораблей, ни возможностей для их ремонта.
Взамен в Ливию отправились новейшие танки и самолёты — раз Италия выбрала путь нейтралитета, то зачем ей столько наступательного вооружения — убеждали итальянских генералов немецкие посредники, действующие по приказу фюрера в интересах Муссолини. В Ливию уезжали и многие убеждённые фашисты, надеявшиеся, что "их дуче" не забудет своих.
От режима Петэна Муссолини добивался денонсации итало-французского соглашения по Тунису. Муссолини твёрдо намеревался присоединить его территорию к своей "Новой Италии". Он считал, что без территории, на которой возможно вести сельское хозяйство в сколь-либо крупных размерах, государство обречено. Взамен Туниса Муссолини предлагал французскому капитулянтскому режиму различные политические комбинации, которые могли бы теоретически спасти остальные колониальные владения Франции от их захвата другими империалистическими державами.
Вплоть до сентября 1940 эти усилия оставались безрезультатными — французские дипломаты уворачивались от подписания любых договорённостей, выставляя неприемлимые требования. После английского удара по французским колониям в Западной Африке и операции по уничтожению французского флота в Тулоне правительство Петэна стало намного сговорчивее — перспектива лишиться всех колониальных владений заставила принять посредничество Муссолини в переговорах с Гитлером. Гитлер не разрешал администрации Пэтена увеличивать военный контингент во французских владениях "за морем", опасаясь, что эти силы могут быть использованы для вторжения на континент.
Муссолини постарался убедить Гитлера, что надёжный нейтралитет Италии, Испании и Франции гарантирует большие выгоды Германии, создав надёжный барьер имперским замыслам Великобритании, а следовательно, сделают британских политиков сговорчивее в вопросах мира с Рейхом. За посредничество дуче попросил всего-навсего ма-аленький кусочек — "возврат итальянскому народу Туниса". После заключения в Авиньоне тройственной итало-испано-французской унии Виши официально заявили, что все условия по итало-французскому договору 1922 года были выполнены и Тунис возвращается лицу-гаранту, с которым был подписан договор — то есть Муссолини. Восьмого октября 1940 года три сосредоточенные на границе Туниса и Ливии "новоитальянские" механизированные дивизии начали марш на Бизерту и столицу колонии — Тунис. Французские колониальные части, получив приказ не оказывать сопротивления, поспешно выводились в Алжир.
