Кроме того, военные возможности итальянских войск как в области организации, так и в смысле эффективности военного снаряжения и техники оказались в столкновении с противником, имеющим сравнимое вооружение и организацию, обескураживающе низкими. Советские "Лебеди" не только не уступали итальянским "Савойям" и "Макки" в воздушных схватках, эти вооружённые автоматическими пушками двухместные штурмовики-истребители без сколь-либо заметного сопротивления со стороны итальянцев уничтожали любые наземные цели националистов. Особенно вывел из себя вспыльчивого Муссолини тот факт, что основное количество итальянских танкеток даже не дошло до линии фронта, уничтоженные либо прямо на железнодорожных платформах бомбами республиканских бомбардировщиков, либо сожжённые точными ударами русских "карпос".
(За внешний вид, немного сходный с пресноводным карпом, так прозвали испанцы и итальянские интервенты советские истребители.)
Крайне дуче "порадовало" и то, что зачастую броня "грозных машин" итальянцев была пробита не снарядами авиапушек, а очередями пулемётов. В боях в Галисии и под Гвадалахарой итальянские "добровольцы" были разбиты и бежали, бросив множество тяжёлого вооружения и оставив в руках республиканцев тысячи пленных.
Это поражение вызвало правительственный кризис в Италии, дуче был вынужден отправить в отставку значительную часть кабинета, включая глав обеих военных министерств. Что в большой степени лишило фашистский режим поддержки военных верхов. К концу 1937 года Муссолини был вынужден признать, что Италия не сможет "выполнить историческую миссию в Испании" в одиночку, мало того, Италия даже не может, при нынешнем положении своей военной организации и уровня военного производства, возглавить эту "миссию"!
Германский фюрер был единственным лидером, который предложил помощь "родственному" правительству Италии немедленно и не ценой территориальных уступок. С февраля 1938 года германские инженеры возглавили реорганизацию итальянской военной промышленности. Ещё в январе 1938 года нацисты увеличили личный состав добровольческого легиона "Кондор", а в феврале немецкие инструкторы начали подготовку "новой итальянской гвардии" — особых "добровольческих" сил, в которые из фашистских "манипул" переводились наиболее проверенные и подготовленные "идейные фашистские бойцы". Эти войска снабжались преимущественно германским вооружением, с тем, чтобы впоследствии, после реорганизации итальянской промышленности, послужить образцом для всей итальянской армии. Подготовка должна была занимать три месяца, после чего "нуэво фашистас" отправлялись бы на испанский фронт. До момента, когда численность "новых сил" станет достаточной для решающего удара, Муссолини был вынужден компенсировать провалы военного руководства мобилизацией "старой армии" — в феврале 1938 года численность итальянского "корпуса" в Испании достигла почти четырёхсот тысяч человек!
Массированная фашистская интервенция вызывала широкое возмущение населения большинства стран Европы и Северной Америки и заметное беспокойство у правительств этих стран. Правительство Франции, до того колебавшееся между поддержкой британского "нейтралитета" и оказанием помощи республиканцам, обьявило о посылке в Испанию "военно-технической миссии, аналогичной миссии германских добровольцев". Её возглавил молодой, инициативный бригадир, сторонник широкого применения моторизированной армии — де Голль. Дополнительным аргументом к его назначению было то, что несмотря на свою молодость, Шарль де Голль был известен своими консервативными убеждениями. Французское высшее командование было уверено, что убеждённый националист де Голль не поддастся "красному влиянию" и сохранит контроль за французским контингентом в своих руках.
Конечно, численность "миссии" французов была несравнимой с личным составом легиона "Кондор", и тем более не сопоставима с итальянской армией, но важным было не сколько прибытие трёхсот с небольшим французских военных, а прямая передача французского вооружения войскам республики.
Инициативная группа во французском Генштабе добилась "проведения полевых испытаний лучших образцов французской военной техники", аппелируя к опыту Великой Войны. "Хотя наши боевые машины были превосходны — заявляли они, — никто не будет возражать, что нам понадобилось значительное время, чтобы выработать приемлимую тактику их применения. Никто не усомнится, что и сейчас ни одна армия в Европе не располагает такой замечательной техникой, какую имеет Франция. Но если мы потратим слишком много времени на подготовку наших войск, кто-нибудь может опередить нас. Повторение трагедии 1914-1918 года, когда были разрушены наши прекрасные города Севера, неприемлимо! Поэтому надо как можно более полно воспользоваться предоставляемой возможностью испытать наши технические средства в боях против современной армии, чтобы иметь готовую тактическую схему на случай любых осложнений в европейской политике."
Французская военная помощь в основном направлялась на Восток. Запад Республики был вооружён, по большей части, советским оружием, поэтому отказывался от французского вооружения, как требующего создания параллельных структур снабжения. На Востоке, напротив, сохранилось большое количество оружия, полученного из Франции, кроме того, заводы Барселоны принимали участие в производстве французских самолётов и двигателей для них. Прибытие французского военного отряда и нескольких десятков пилотов позволили существенно ослабить нажим франкистов на Мадрид и Валенсию. Боевые операции 1938 года не дали перевеса ни одной из сторон.
Жизнь гражданского населения в Испании становилась всё тяжелее. На её территории, кроме войск республиканцев и мятежников, действовали воинские контингенты Италии, Германии, Франции, Португалии. В франкистском "Боевом Легионе" — аналоге французского Иностранного Легиона и в республиканских интербригадах сражались десятки тысяч иностранных граждан. Размах военных событий намного превосходил возможности испанской экономики обеспечивать все сражающиеся стороны хотя бы достаточным количеством продуктов питания. По сути дела, на территории Испании столкнулись несколько враждующих европейских коалиций. Продолжение боевых действий привело бы к прекращению какой-либо экономической деятельности и полному обезлюживанию громадных областей страны. Среди относительно умеренно настроенных испанских политиков и военных, как со стороны республиканцев, так и франкистов, к началу 1939 года, возобладали "примиренческие" настроения. Но политическое руководство с обеих сторон не желало и слышать о переговорах. Противостояние достигло высшей точки накала, когда уничтожение врага любой ценой становится самоцелью. Всё большую угрозу стала представлять опасность "расползания" конфликта, вовлечения в испанскую войну новых стран или территорий. Особенно серьёзную угрозу представляли намерения Муссолини вынудить французское правительство отказаться от поддержки республиканцев, угрожая французским колониям в Северной Африке.
С 1912 по 1922 год итальянское правительство удерживало в своих руках Тунис — первое из захваченных европейцами североафриканских владений Оттоманской Порты. В отличие от большинства других стран средиземноморского побережья Северной Африки, где лишь узенькая прибрежная полоса растительности отделяет море от иссохших равнин и нагорий Сахары, Тунис по своим климатическим условиям, отделённый от пустынного пояса чередой невысоких гор и солончаковых болот, мало отличим от Южной Италии. Но был малонаселённым, жители страны — немногочисленные арабы и берберские племена жили в приморских городках рыболовством (а когда-то в прошлом — и пиратством) и занимались торговлей с глубинными районами пустыни, везя от побережья караванами зерно и солёную рыбу, а главное — соль в обмен на золото с сахарских приисков и рудников (ранее основным "товаром", поставляемым за соль, были чернокожие рабы).
На Юге Аппенинского полуострова на начало ХХ века скопилась неисчислимая гурьба лишившихся земли крестьян, которые были не в состоянии оплачивать аренду своих земельных участков богатым землевладельцам. (Более чем третью сельскохозяйственных угодий, причём наиболее продуктивных, владела католическая церковь). Неуклонное расширение доли латифундий на Юге Италии во второй половине XIX века выталкивало жителей южноитальянских деревень в города, создавая избыточную — особенно на малоразвитом в промышленном отношении итальянском Юге — рабочую массу.
Частью эти безработные эмигрировали в Новый Свет, но большинство продолжало жить случайными заработками, только увеличивая и без того значительную численность преступного мира. В больших семьях итальянских крестьян с великим трудом удавалось собрать денег на переезд через океан на одного из представителей рода — самого предприимчивого и сообразительного, на которого возлагались все надежды остающихся. Это всегда был молодой парень, который должен был заработать в стране счастья — СевероАмериканских Штатах — достаточно денег, чтобы перевезти к себе всю оставшуюся семью — всех своих братьев и сестёр, с их мужьями, жёнами, детьми, тётушками и кузенами в край, где они все смогут начать новую жизнь. Но как часто уехавший посылал два-три письма и исчезал навсегда! Эмиграция за океан не стала отдушиной от всё нарастающего напряжения, копящегося в растущих как на дрожжах бедняцких районах Неаполя и Палермо. Правительство Италии потому придавало аннексии Туниса большое значение — расположенная за нешироким проливом и вполне подходящая для крестьянской колонизации земля, почти не используемая в сельском хозяйстве местным населением представлялась удачным выходом для "лишнего" населения южноитальянской деревни.
Проводимая политика переселения крестьян в Тунис оказалась слишком дорогостоящей для итальянского правительства, особенно после того, как оно ввязалось в Великую Войну. Без значительных вложений в строительство сколь-либо достаточной дорожной сети в краях, где дорог не было никогда, крестьяне лишь без толку бились на выделенных наделах, не имея возможности даже продать выращенный урожай. Постепенно ломался привезённый инструмент — а новый взять было неоткуда. Кончались заботливо скопленные деньги — на них приходилось покупать лекарства и те продукты, без которых было невозможно обойтись — а вырастить удавалось немногое. Рвалась и приходила в негодность одежда — а заменить её было нечем. Древнеримская дорога и караванные тропы не проходили через районы, где поселялись колонисты — все пригодные для сельского хозяйства участки, расположенные вблизи от удобных путей сообщения, оказались в собственности колониальной администрации и их знакомых из числа торгово-купеческой верхушки колонии.
И приходил час, когда очередная кавалькада горемык, возглавляемая почерневшим от непосильного труда отцом семейства и сопровождаемого женщинами в отрепьях, тащащих на себе прохудившуюся посуду и голых, загорелых как негритята, истощённых детишек отправлялась по плохо различимой тропе в Сус, Бизерту или Тунис, чтобы просить колониальное правительство смилостивиться и оплатить им проезд до Родины.
Мало было источников воды — строительство колодцев и бурение артезианских скважин велось из доходов колониальной администрации, центральное правительство на эти нужды средств не выделяло. Но какие при таком неудачном ведении дел могли быть доходы, когда большая часть даже тех денег, что выделялась из Рима, шла не на предназначенные цели, а на неотложную помощь буквально умирающим с голоду колонистам. Тунис обременяющей гирей висел на ногах итальянских властей, и когда в ответ на просьбу о срочной финансовой поддержке правительство Франции предложило передать Тунис в аренду на 99 лет, запутавшееся в послевоенных долгах и напуганное постоянным ростом недовольства правительство Италии поспешно согласилось.
(Формула аренды — на 99 лет — в европейском дипломатическом протоколе является вежливым эвфимизмом, прикрывающим открытую торговлю национальной территорией. Не было ни одного случая в исторической практике, когда участок земли, арендованный на срок в 99 лет, возвращался первоначальному владельцу.)
Как водится, поспешность не привела к добру. Финансовое соглашение с французскими банками сильно подрывало позиции банков итальянских, поэтому банкиры Милана и Флоренции пустили в ход всё свое влияние, чтобы аннулировать это соглашение проволочками и задержками, одновременно подняв шум в газетах о продаже правительством национальных интересов страны. Так что результат от итало-французского соглашения для правительства Италии оказался прямо противоположенным ожидаемому — не получили денег ни от французских банков — потому что помешали банки итальянские, ни от итальянских — потому что итальянские банки сначала требовали аннулировать соглашение об аренде Туниса, а правительство не могло дать задний ход, потому что договор уже утвердил французский парламент, и аннулирование означало враждебную акцию по отношению к Франции. И не получилось уменьшить недовольство политикой правительства в стране — наоборот, теперь и левые, и правые отказывались поддерживать правительство, от которого отвернулся народ, которое совершает национальную измену. Успех фашистского "похода на Рим" в таких условиях был гарантирован.
Придя к власти на волне недовольства прежним кабинетом, Муссолини было необходимо доказать, что он всё делает для исправления сделанных старым правительством ошибок. Справиться с реальными проблемами в экономике популистской риторикой было нереально, а вот добиться пересмотра ставшего символом провала итальянской политики договора о Тунисе было в большей степени возможно.
Французское правительство также было разочаровано результатами "тунисской сделки". Надежда получить контроль над финансовыми институтами Италии не оправдалась, содержание же итальянской по населению колонии не могло компенсировать упущенную выгоду. Поэтому правительство Даладье с охотой пошло на переговоры с "молодым грубияном", ожидая получить от него приемлимые гарантии французским банкам. Но Муссолини ловко обошёл на переговорах вопрос о возобновлении банковско-кредитного союза, пообещав компенсировать французские потери "из других источников". В свою очередь, французский министр иностранных дел согласился на внесение некоторых дополнений в франко-итальянский "Договор об аренде территории Тунис". Эти добавления в основной текст были выборочно широко разрекламированы фашистской пропагандой, утверждавшей, что "наш лидер вернул Италии её завоевания". Срок договора теперь ограничивался 44 годами, а в определённых условиях "договор может быть аннулирован до истечения его срока". Вне сомнения, эти условия выглядели существенно более дружественно по отношению к итальянскому государству.
Но "трубадуры фашизма" умолчали, о каких условиях упоминает договор. Что должна сделать Италия, чтобы французское правительство согласилось снизить срок аренды. Эти условия не содержались в опубликованном по итогам переговоров коммунюке, но в полном тексте дипломатических документов, изданном итальянским МИДом для информирования иностранных послов, говорилось прямо: "Так как на правительство Франции падают все издержки на содержание итальянских граждан в Тунисе, то правительство Италии берёт на себя обязательства покрыть их в период, равный 44 годам." Также в примечании указывалось, что "...при снижении издержек на содержание Туниса либо при более раннем покрытии расходов правительства Франции на реконструкцию Туниса, присутствие французской администрации может быть ограничено меньшим сроком либо вообще прекращено по взаимному согласию."
