Этот заряд оптимизма в немалой степени передавался и направляемым в Ливию военным частям. К тому же, стремясь к гарантированному успеху в планируемой новой военной кампании, Муссолини приказал отправлять в Триполи в качестве пополнений только "идейно выдержанные части", упомянув, что по крайней мере, "настоящие фашисты не будут болтать на каждом шагу о всех распоряжениях, которые им отдают начальники".
Попав из пропитанной разложенческими настроениями метрополии в атмосферу "нового фашистского рая" начавшие было испытывать сомнения в фашизме солдаты проникались убеждённостью в правоте фашистских идей, в верности утверждения, что только в новых завоеваниях — будущее Италии. Достаточно было только сравнить Италию и Ливию, чтобы полностью осознать правоту дуче.
Но, отправляя в Ливию самые надёжные контингенты итальянских войск, Муссолини заметно ослаблял возможность контролировать военные силы в самой Италии. Для того, чтобы исключить вероятность сговора генералитета за своей спиной, Муссолини назначил на пост главнокомандующего сухопутными войсками маршала Бадольо — "маршала от измены", получившего высшее воинское звание после удавшегося военного переворота в стане франкистов.
Муссолини рассчитывал, что Бадольо, непопулярный в среде генералитета, не сможет опереться на своих подчинённых и будет вынужден сохранять верность правительству.
Ожидания Муссолини не учитывали ни размаха антиправительственных настроений в народе, подогреваемых слухами о вступлении Италии в европейский конфликт. Ни степени страха, испытываемого генералитетом как перед нарастающим народным возмущением, так и перед неизбежным поражением в случае начала боевых действий против любой из участвующих в войне в Европе коалиций. В отличие от главы итальянского правительства, у итальянского генералитета и остальных членов правительственного кабинета сложилось убеждение, что итальянская армия полностью небоеспособна и поэтому Италия должна любой ценой избегать участия в крупномасштабной войне.
Эти убеждения подтверждались выкладками финансистов и директоров промышленных корпораций, доказывающих, что итальянская финансовая система серьёзно больна — бесконтрольный рост инфляции и увеличивающаяся зависимость от иностранных займов грозит обрушить государственный кредит. Заводы работают на пределе, износ станочного парка велик, из-за этого с каждым месяцем нарастает производственный травматизм и простои оборудования, возможности кредитования предприятий для обновления оборудования исчерпаны. На условиях обеспечения вкладов, гарантируемых национальным банком Италии, привлечь долговременные вложения, необходимые для радикального обновления производства невозможно. Военное напряжение в таких обстоятельствах станет концом для итальянской экономики.
Промышленно-финансовые круги, подстёгиваемые ширящимися слухами о вступлении Италии в войну, предприняли ранее невиданные усилия, чтобы добиться понимания сложившегося положения у военно-правительственной верхушки. Следует отметить, что игнорирование Муссолини тревожных сообщений в период осенью 1939-весны 1940 годов сослужило ему плохую службу. Ключевые министры кабинета перестали докладывать дуче несовпадающую с его ожиданиями информацию. Сговор молчания мало-помалу превращался в полноценный заговор. Во главе его оказался, естественно, человек, располагающий двумя важнейшими для успеха переворота преимуществами — правом распоряжения вооружённой силой и опытом её применения против высших лиц государства.
Поставив маршала Бадольо во главе вооружённых сил Италии, Муссолини предрёк конец своего режима. Новый главнокомандующий принялся рьяно выполнять пожелание Муссолини "сформировать действительно боеспособный кулак итальянской армии" в ливийской пустыне. Прикрываясь этим указанием, Бадольо фактически провёл чистку в вооружённых силах, отправив в Ливию всех офицеров, которые ещё сохраняли верность фашистскому порядку. На всех ключевых постах в войсках метрополии находились теперь только оппозиционно настроенные люди. Почва для военного заговора окончательно созрела.
Бадольо действительно получил определённый опыт разработки планов захвата верховной власти. Главным, что уяснил для себя итальянец от участия в "возрождении испанской монархии" — военный переворот для своего успеха предполагает и требует поддержку извне. Бадольо через дипломатические каналы и промышленников, замешанных в делах заговорщиков, постарался прозондировать почву в "странах оси" и среди союзников. Вдобавок у самого маршала сохранились "доверительные отношения" с немецкими генералами, участвовшими в интервенции в Испании.
Результат зондажа был неожиданным.
Определённые лица из правительственных кругов Великобритании, пошедшие на контакт с итальянцами, не высказывали энтузиазма в ответ на предложения о нейтрализации угрозы интересам Англии в Средиземноморье. Участники переговоров с итальянской стороны интерпретировали незаинтересованность своих британских контрагентов как неверие в способность итальянских вооружённых сил представлять хоть какую-то заметную угрозу английским интересам, так и неверие в возможность итальянских военных кругов предпринять действительные шаги по устранению Муссолини.
В действительности английский кабинет рассматривал военные действия против Италии как необходимый элемент установления полного британского контроля над африканским континентом, поэтому вступление Италии в войну на стороне Германии представлялось британским правительственным кругам наиболее удобным способом исполнения запланированного. В серьёзность замыслов предполагаемых итальянских заговорщиков в окружении Чемберлена действительно не верили.
Английское правительство приняло решение выжидать развития событий: как предполагали аналитики, антиправительственный заговор, с одной стороны, окончательно подорвёт способность итальянской армии к ведению боевых действий. С другой стороны, толкнёт Муссолини, склонного к крайнему авантюризму, на риск военного вмешательства в Северной Африке как на последний шанс для своего режима. Для того, чтобы дичь глубже угодила в силок, стоило проявить лишь чуточку терпения.
Британское правительство не стало извещать ни своих союзников о негласных переговорах с итальянскими заговорщиками, ни предупреждать о состоявшемся заговоре итальянского диктатора. Но британские джентльмены не учли, что у генеральской хунты осталась ещё одна возможность получить поддержку извне.
После "испанских событий" связи между итальянскими и германскими правящими кругами упрочились и стали заметно многообразнее. Итальянские промышленники пользовались германским кредитом на развитие важнейших отраслей, при широком участии немецких инженеров в реконструкции заводского производства.
Итальянские военные стажировались в немецких военных учереждениях. Итальянские и германские секретные службы активно обменивались сведениями о "коммунистических элементах" и имели опыт совместных тайных операций. Поэтому у верхушки итальянского заговора было несопоставимо больше возможностей наладить контакты с германскими официальными представителями, нежели с британскими.
Первоначально "прощупывание" немецкого ответа на возможные перемены в Италии было очень осторожным: Гитлер неоднократно подчёркивал преемственость фашистского и нацистского режимов, дуче считался главным союзником Германии в Европе.
Однако, к удивлению итальянцев, встречные инициативы с германской стороны были весьма недвусмысленны. Немецкое руководство не только стремилось наладить контакт с заговорщиками, но явственно желало играть ведущую роль в подготовке переворота, стремясь указать, каким бы оно желало видеть результат заговора. Большую роль в согласовании позиций сторонников переворота и различных сил в германском руководстве сыграли личные контакты Бадольо. Со времён командования итальянскими интервенционистскими силами в Испании у маршала было много знакомых из высших чинов немецкой армии и разведывательных служб. Включение в подготовку переворота ближайшего окружения Муссолини позволило наладить контакты и с другими представителями немецкого правительства, например, через зятя Муссолини, главу внешнеполитического ведомства Италии графа Чиано.
Естественно, столь согласованная позиция германских кругов по отношению к зреющему в итальянском правительстве военному перевороту не могла быть импровизацией отдельных личностей. После захвата Италией Албании под шумок вторжения немецких войск в Скандинавию фюрер в сердцах назвал дуче "неуёмным подражателем". Во время обсуждения окончательного варианта операций против англо-британских войск во Франции одной из рассматриваемых тем стала "возможная нежелательная помощь с итальянской стороны". Вмешательство Италии в ход операций против Франции был признано неуместным: "такое вмешательство поставит нас перед необходимостью удовлетворять нашего союзника за счёт дополнительных требований к побеждённой Франции, что может заметно усложнить получение положительного ответа на германские требования и ухудшит последующее налаживание отношений между побеждённой Францией и победоносной Германией". В заключении по вопросу о вмешательстве итальянского правительства в европейский конфликт такое событие рекомендовалось не допустить, для чего необходимо было использовать дипломатические и "иные" каналы воздействия на высшее руководство Италии.
После поражения англо-франко-бельгийских сил в ходе сражения в Бельгии и Северной Франции германское правительство стало получать многочисленные свидетельства того, что Муссолини готовится "сорвать банк с французского выигрыша". Итальянские войска спешно доукомплектовывались, дивизии перебрасывались на французскую границу или отправлялись морем в Триполитанию, летние отпуска в армии были отменены. Вежливые намёки немецкого МИДа на нежелательность "преждевременного использования силы" и данные немецким послом гарантии "учесть законные пожелания Италии при заключении мирного договора с Францией" только раззадорили дуче.
— Они (немцы), дают нам гарантии по мирному договору! Неужели Гитлер думает, что я так глуп и история предыдущей войны ничему не научила итальянцев? Тогда мы (итальянцы) смиренно ждали, что Антанта вспомнит о Италии, которая два года переносила вместе с французами и британцами великие страдания — во имя справедливого мира! И что получила Италия от "благодарных" союзников? Кусочек далматинского берега — без права расширять своё присутствие! А что получила Польша, постоянно перебегавшая от одних к другим? Всё, что посмела отхватить силой оружия, чтобы ни говорилось в мирных договорах!
Желает ли Италия вновь быть одураченной? Нет, мы не будем дожидаться подачки от Германии. Сейчас назрел удобный, единственный в истории момент, когда Италия сможет одним усилием выполнить своё историческое предназначение — собрать все народы Западного Средиземноморья, все нации романского корня воедино — и эта миссия не может осуществиться по милости наших северных соседей! Италии предстоит вступить в борьбу и эта борьба будет неизбежно победоносной — ведь за нас сейчас всё, что заботливо подготовила история для величия римской нации — сила нашей армии, могущество нашего союзника, бессилие тех стран, что веками господствовали над народами Адриатики, унижая и оскорбляя итальянскую честь! Такой шанс выпадает любой нации лишь однажды. Ничто не может остановить меня в борьбе за величие Италии. Сейчас или никогда!
На специальном совещании итальянского правительства дуче после своей речи установил окончательную дату, к которой должны быть закончены вся подготовительная работа.
— Если не хотим опоздать на "парижский экспресс", мы должны вскочить на него вовремя. Наше влияние на юге Франции, Алжире и Тунисе должно быть неоспоримым и подкреплено силой овеянного славой сражений оружия, чтобы ни у кого не возникло сомнений в нашем праве на завоёванное и нашей силе удержать его!
Когда в немецкой Ставке стало известно о выступлении Муссолини на заседании кабинета министров, фюрер принял окончательное решение — немедленно дать условный сигнал "Арлекин". Так была названо участие немецких спецслужб в отстранении от власти итальянского дуче. Получив сообщение из Берлина, главари заговора наконец решились перейти к прямому выступлению. Оно было назначено за два дня до планировавшегося Муссолини начала войны против Франции — на 14 июля.
Согласно плану заговорщиков, подготовленные военные части и отряды верных карабинеров должны были рано утром занять все правительственные здания в Риме. Отдельная группа, в которую были включены агенты немецкой военной разведки, должна была арестовать Муссолини и вывезти его в "надёжное убежище" в предгорьях Альп. Собравшееся специальное общее заседание министров правительства и депутатов парламента, из числа поддерживающих переворот — должно обьявить о недееспособности дуче, его отстранении и восстановлении всей полноты власти короля. Предусматривалось, что приведённое к присяге королю правительство (в основном состоящее из членов прежнего кабинета) подтвердит международные обязательства Италии, но в своём обращении подчеркнёт твёрдую позицию на сохранение нейтралитета и дружественных отношений со всеми странами, невзирая на идущий в Европе вооружённый конфликт. Германские представители особо настаивали на данном пункте, поскольку Италия оставалась единственной лазейкой, через которую удавалось осуществлять закупки стратегических материалов на рынках Северной и Южной Америк. Без этой отдушины германская промышленность не смогла бы и далее сохранять должный уровень качества производства.
(Закупки через испанские фирмы были намного более затруднёнными. Кроме неважной репутации центрального испанского правительства, с которым рисковали вести дела далеко не все респектабельные клиенты, оставался вопрос кредитования закупок. Испанская валюта имела очень низкое обеспечение, североамериканские банки выдавали кредиты для испанских фирм под очень высокий процент и на короткий срок, размеры кредитных линий также имели низкий потолок.)
План заговора реализовался практически полностью, с невероятной для Италии точностью и исполнительской дисциплиной, никто не забыл свои роли, путаницы и беспорядка почти не возникло. Король, сенат, правительство, генеральный штаб сыграли как по нотам. Верные королю части заняли в предутренние часы важнейшие пункты Рима, по всей стране были арестованы наиболее одиозные сторонники Муссолини в армии и гражданском аппарате, которые могли бы попытаться оказать сопротивление. Вообще, "июльская революция" может быть названа образцовым примером "верхушечного" переворота — стоявшая у власти в Италии клика была сменена буквально за несколько часов.
Кроме нескольких застрелившихся от отчаянья фашистских функционеров, человеческих жертв не было. После утреннего сообщения правительственного радио об отставке Муссолини и последовавшего радиообращения короля Виктора-Эммануила на улицах было непривычно многолюдно для жаркого зноя июля — новости вызвали общее возбуждение, обычные для жителей Аппенинского полуострова горячие споры, большинство толпившихся на улицах радовалось, что "чёрнорубашечникам" пришёл конец.
