Это предложение действительно оказалось достаточно соблазнительным для Пилсудского. В 1916 году он был освобождён из краковской тюрьмы и назначен командующим создаваемым в Галиции "Польским Легионом". Пилсудский сумел, искусно лавируя между различными националистическими польскими группами, избежать как нескольких покушений на себя, так и сохранить независимость от различных клик в "польской коалиции" в своих действиях. Главной своей целью он видел укрепление реального взаимодействия с германским командованием. Он рассчитывал, что сможет благодаря германской помощи достаточно качественно подготовить свои войска, чтобы суметь занять Западную Украину и Белоруссию и удержать их после неминуемого, как он считал, поражения Германии. На деле его программа обернулась заменой германских войск на востоке польскими частями, причём германская оккупационная администрация из польских городов никуда не делась. В итоге получилось именно то, в чём его обвиняли сторонники "левых" — Пилсудский заставил поляков воевать за чужие интересы, да ещё и кормить чужую армию. Именно благодаря усилиям Пилсудского германский генштаб смог накопить необходимые людские ресурсы и получить достаточное количество продовольствия, чтобы начать ещё одно наступление во Франции.
23 апреля 1918 года началось последнее крупное наступление Германии на Западном фронте.
Наибольших успехов в действиях добились включённые в состав группы армий принца Руперта соединения "остзейского фрайкора" — части, сформированные в Латвии из прибалтийских немцев, белолатышских добровольцев и русских военнопленных германского происхождения. После поражения "фрайкора" в боях с ударными силами Балтийской республики и ликвидации Остзейского герцогства в феврале 1918 года, эвакуированные из Прибалтики части остзейцев были пополнены. В ходе эвакуации лиц германского происхождения из Латвии все мужчины, годные к строевой службе, мобилизовывались в "добровольцы". Также в состав корпуса вошли части, формировавшиеся в Латвии из антикоммунистически настроенных латышей — в основном крайне националистической городской интеллигенции и зажиточных хуторян. Эти подразделения не успели принять участие в сражениях в Восточной Латвии и под Ригой, где были разбиты основные силы "фрайкора", поэтому их личный состав потерь практически не понёс. За март-первую половину апреля сведённые в "отдельный добровольный корпус остзейских немцев" войска переформировали и перевооружили. Значительный опыт, имевшийся у бывших офицеров русской армии в применении бронированных машин поля боя, как и недавнее поражение от бронесоединения "красных", побудил германское верховное командование пойти навстречу пожеланиям "фрайкора" иметь собственные броневики.
План строительства A7V был увеличен с 10-ти до 38 машин, из них 8 уже готовых к апрелю 1918 передали "фрайкоровцам"(из них одна машина предсерийная, с корпусом из неброневой стали). Но для руководства "фрайкора" такое количество машин было явно недостаточным для прорыва позиций противника. Поэтому кроме машин германской постройки "балтийский фрайкор" получил два отделения трофейных английских Mk.I и Mk.II — ещё 12 тяжёлых танков. Кроме того, для обеспечения боевой работы создаваемого броневого соединения было получено 10 "грузовых" А7(небронированные шасси танка A7V, из них на двух были установлены 77-мм орудия), тракторы "Holt", колёсные броневики "Эрхард" и "Бюссинг".
Главной проблемой германского танкостроения было нежелание крупных германских фирм заниматься производством новой непроверенной техники, из-за чего бронемашины производились в полукустарных условиях на небольших фабриках, что снижало их и без невысокие боевые качества, а малое число в серии препятствовало проведению улучшений — в отличие от английских танков, быстро модернизирующихся от серии к серии. Всё это крайне не удовлетворяло командование отдельного Остзейского корпуса, по собственному тяжёлому опыту ставшему сторонником массированного применения бронемашин. Представители "фрайкора" вели переговоры о производстве дополнительных боевых машин со многими производителями, и хотя большинство отказалось, на двух берлинских заводах при поддержке Тиссена согласились произвести ограниченное число разработанных главным конструктором A7V Фольмаром лёгких Lk.I — несложных гибридов автомобильного шасси и гусеничной бронеобшивки. До апрельского наступления бронеотряд особых сил "фрайкора" успел получить шесть таких аппаратов.
Хотя с точки зрения командования "фрайкора", его бронесилы были далеки от готовности, а остальные подразделения уступали в подготовке и оснащении другим частям рейхсвера, но именно бронесилы Отдельного корпуса сумели в первый день наступления расчистить штурмовым группам участок прорыва, на котором было достигнуто наивысшее продвижение за сутки — 13,5 км. Британские солдаты оказались совершенно не готовы к борьбе с танками, английские артиллеристы не имели никакого опыта стрельбы по бронемашинам, авиация не умела обнаруживать сосредоточение боевых машин и тем более не смогла воспрепятствовать их выдвижению. Наступление правой группировки германских дивизий, задуманное как отвлекающее от основного удара на Париж, дало наибольший результат, почти достигнув среднего течения Сены. Вбитый в оборону союзников клин разъединил силы французской и британской армий. Для восстановления оперативного взаимодействия необходимо было срубить этот выступ, но начавшееся в первых числах мая плохо подготовленное наступление было отбито. Не помогло и применение всех имевшихся на тот момент у союзников боеготовых танков. Во-первых, танки бросались в бой небольшими отрядами, по мере их переброски к передовым позициям. Далее, танковые атаки плохо подготавливались, не координировались с действиями пехотных частей, сами пехотные подразделения не умели взаимодействовать с танками. Английские Mk.IV и Mk.V, французские "Шнейдеры" и "Сен-Шамоны" атаковали на необследованной местности, где часто вязли или попадали в труднопроходимые заросли, действовали малыми группами в отрыве от пехоты и без связи со своими артиллеристами. Германские солдаты, особенно остзейцы, сравнительно легко справлялись с такими нападениями, зачастую захватывая вражеские танки целыми или с небольшими, легкоустранимыми повреждениями. В ходе контратак мая-июня месяца британский Танковый корпус, как и французские части "штурмовой артиллерии" полностью истратились. Чтобы выправить положение, в июле 1918 года союзное командование привлекло к новым наступательным операциям против германского "клина" прибывающие в Европу американские части. После небольшого успеха последовал контрудар Отдельной армии, главным ядром сил прорыва которой стала "штурмовая бронебригада", имевшая 18 A7V(из них 14 боеготовых), шесть отделений трофейных английских танков (Mk.II, Mk.IV и Mk.V, всего 46 машин) и 18 Lk.I и Lk.II. На этот раз танковой атаке не предшествала даже краткая артподготовка, поэтому была достигнута полная внезапность. Способность американских войск противостоять удару бронесил была даже меньше, чем британских двумя месяцами ранее. Только в сентябре 1918 года верховное командование Германии решило оставить плацдарм в связи с ухудшением ситуации на других участках фронта.
К октябрю 1918 года союзники в основном восстановили свои танковые подразделения и 14 октября начали генеральное наступление на "линию Зигфрида". Германское командование уже не располагало достаточными силами для отражения этого удара, в особенности из-за того, что противник перешёл в наступление на широком фронте, бросая в первом эшелоне до полутора тысяч боевых машин. Германское командование оказалось неспособным противодействовать такому массированному давлению — вместо сосредоточенных контрударов по наступающему противнику Oberstle Heeresleitung (OHL) раздёргало резервы, затыкая образующиеся разрывы боевой линии. В том числе были рассредоточены и без того немногочисленные машины "штурмовой бронебригады", которые бросали в бой поотделённо, а иногда — и по одной-две машины. Как и танковые силы Антанты в майских боях, подобный поспешный и немассированный ввод в бой бронесил оборачивался, как правило тяжёлыми потерями без заметного успеха. К ноябрю германские бронесилы располагали в семи "штурмовых отделениях" неполной дюжиной боеготовых танков. Между тем производство танков по другую сторону фронта всё возрастало.
Французские войска, отказавшись от применения неудачных средних танков, использовали лёгкие "Рено FT-17", количество боеготовых машин к ноябрю составило чуть менее 2.000 единиц. Англичане построили близко к тысяче своих усовершенствованных Mk.V и Mk.V*. К середине ноября началось производство самых совершенных машин британского Танкового корпуса — Mk.VIII. Американская промышленность также включилась в производство танков, военные заводы САСШ собирались произвести в 1919 году около 15.000 танков. Промышленность Германии оказалась совершенно не готова переносить такие нагрузки. Не удавалось запустить в серию жизненно необходимый противотанковый 13-мм пулемёт — ружья "Танкгёвер" на основе его ствола выпускались с ноября 1917 года (и впервые были опробованы в бою против советских броневиков под Сигулда). Но это было очень неудобное и малоэффективное оружие. Малокалиберная артиллерия производилась в совершенно недостаточных количествах. Верховное командование Германии ещё испытывало надежды на продукты военного гигантизма — четырёхмоторные бомбардировщики серии "R", и 150-титонные танки серии "К". Огромные бомбардировщики должны были посеять хаос в тылу противника, нанося удары по его портам и железнодорожным станциям в глубине территории — первая целенаправленная попытка создания стратегической бомбардировочной авиации. А громадные танки, неуязвимые для пушек полевой артиллерии, разорвут вражеский фронт и откроют дорогу для стремительного наступления на Париж. Падение Парижа неизбежно должно завершить войну, как это произошло в 1871 году.
На чём зиждились эти милитаристские иллюзии — осталось никому неизвестным. Почему Антанта должна была по сути, капитулировать с потерей Парижа — совершенно непонятно. Особенно если учесть неоднократные заявления французского правительства о верности союзническим обязательствам, "которые не поколебёт даже штурм или гибель столицы". Но планы военной гигантомахии провалились ещё на стадии своего воплощения. Кажущаяся высокопоставленным германским военным простота масштабирования технических решений, представление о том, что огромная машина будет вести себя, как её маленький прототип оказалась громадной — в размер создаваемых колоссов — ошибкой. Первые два "K-Wagen", построенные в ноябре, даже не дошли до фронта. Один — застрял при разгрузке и его пришлось разобрать, чтобы освободить пути. Другой прополз пару километров от станции и попал под авиаудар — как позже оказалось, по ошибке. Авиаразведка союзников сочла весь тот табор машин технической поддержки и обеспечения, двигающийся вместе с танком, за парк тяжёлой артиллерии и разбомбила его. Выяснилось, что огромный танк (пилоты союзников сочли его за громадный ящик для боеприпасов) не может уклониться от бомб. Обычная 20-ти фунтовая бомба разбила один из двух 650-ти сильных двигателей машины и вызвала пожар. Средств пожаротушения в достаточном количестве не нашлось. Танк выгорел дотла. После этой катастрофы программа строительства "больших танков" была аннулирована, ещё два танка, находившиеся на окончательном этапе сборки, пошли на слом.
Ещё нелепее закончилась эпопея со сверхтяжёлыми бомбардировщиками — пока германские конструкторы только готовили к производству свои — очень недоведённые — конструкции, начались налёты британских тяжёлых бомбардировщиков Хендли Пейдж H.P.15(V/1500). Надежды достичь превосходства в воздухе за счёт стратегических бомбардировщиков рухнули. К декабрю 1918 года войска Антанты рядом последовательных операций оттеснили фронт на территорию Бельгии, по которой проходила тыловая германская "линия Эльфриде". В январе 1919 года начались неофициальные переговоры о капитуляции Германии. Несмотря на то, что о них не сообщалось, интенсивность боевых действий сразу упала. Вплоть до мая 1919 года велись только местные операции.
В мае 1919 года, стремясь заставить германскую делегацию принять навязываемые условия мирного договора, армии Антанты перешли в последнее в мировой войне общее наступление. Германские войска оставили "линию Эльфриде" и начали отходить к границам Германии. Наступление шло медленно, командование Антанты не хотело рисковать и всегда обеспечивало подавляющий перевес сил наступающих, поддерживая пехоту хорошо организованными действиями крупных соединений танков. Хотя немецкие крупнокалиберные пулемёты начали производить ещё в начале 1918 года, в германских окопах весной 1919 года их насчитывалось всего несколько сотен — примерно столько же, сколько было автоматических 20-ти мм лёгких пушек и 37-мм траншейных орудий. Против нескольких тысяч бронемашин Антанты такого количества противотанковых средств было абсолютно недостаточно. Германские части могли организовывать только подвижную оборону, прикрывая отход своих сил наиболее подготовленными и вооружёнными отрядами, выполнявшими задачу сдерживания. 2 июня 1919 года было объявлено о заключении предварительного перемирия. До Рейна ещё оставалось около восьми километров.
Несмотря на желание правительств Антанты как можно скорее приступить к послевоенному разделу завоёванного мира, внутренние разногласия среди союзников привели к оттяжке открытия мирной Парижской конференции более чем на два месяца. Конференция, на которой должна была быть подписана окончательная капитуляция Германии и её союзников и обозначены новые границы государств в Европе, началась 4 августа 1919 года. Хотя ей предшествовала значительная подготовительная работа, на конференции практически сразу вспыхнули споры по национальным вопросам и территориальным претензиям стран-участниц. Особое затруднение вызывало присутствие нескольких делегаций, представляющих польское правительство — кроме двух фракций польского правительства в изгнании, взаимно отказывающих соперникам в праве представлять перед высоким собранием послевоенную Польшу, прибыли также представители администрации Пилсудского, и допуска на конференцию потребовали — но не получили — делегаты Армии Людовой. Кроме того, в одночасье появились множество малых и угнетённых народов — вплоть до сорбов и лужичан — чьи неизвестно откуда взявшиеся представители желали национального самоопределения под благодетельным присмотром "великих демократий". Распад Австро-Венгерской и Германской империй порождал желание погреть руки у массы политических авантюристов и разногласия между великими державами позволяли этим картонным фигурам выступать на конференции "народными представителями". Действительный смысл всей чехарды "свободолюбия и братства" был в тех договорах и обязательствах, которые все эти самопровозглашённые освободители рвались "от лица своих народов" заключить с тем представителем Англии, Франции или САСШ, который бы прельстился бы на предлагаемый куш, в обмен на поддержку своего "правительства". С другой стороны, правительства стран Антанты вынуждены были делать всё возможное, чтобы уменьшить недовольство собственных народов, жаждущих "справедливого" мира, "мира, после которого не будет войны". Из-за этого на конференцию пришлось допустить, кроме подставных фигур, и несколько делегаций, представляющих реальные национальные силы. Так, кроме самоорганизовавшегося "Временного правительства Чехословакии" и нескольких словаков, добивающихся отдельно независимости для Словакии, на Парижскую конференцию попали делегаты Всекарпатского сейма, представлявших освобожденные от польских легионеров Пилсудского области Закарпатья. Значительные разногласия также были между королевским румынским правительством и временной регентурой Венгрии — из-за принадлежности Трансильвании, ожесточённые столкновения — и не только словесные — происходили между сторонниками обьединения южных славян под крылом дома Карагеорговичей и ревнителями хорватского флага (с любезной итальянской поддержкой). Болезненно отзывался "турецкий вопрос". После утверждения центральной администрации в Анкаре прикрываться султанскими договорами или арабскими сепаратистами власти Англии и Франции уже не могли, поэтому раздел "оттоманского наследства" пришлось вести прямо и откровенно, грубо настаиваяя на своих интересах, что было недипломатично и портило реноме "миротворцев".
