Вильсон и его североамериканская администрация успешно пользовались всеми этими разногласиями, отстаивая свой принцип "свободной торговли", означающий на деле свободу американского кредита от налогообложения и значит, доминирование американских банков над подорванной войной европейской финансовой системой.
Запутанность международного положения усиливала экономическую разруху в воевавших странах. Международная торговля никак не начинала расти, пока окончательно не определятся перспективы мирного соглашения. Народы, с неподдельной радостью ликовавшие при открытии мирной конференции, бурно встретившие оглашение обязательства стран-победительниц "дать Европе мир на века", всё больше разочаровывались в затянувшейся на месяцы дипломатической говорильне, которой не было видно конца. К началу ноября 1919 года всё ещё оставалось неясным, каким будет послевоенный мир. Это не могло не привести к тому, что требование левых партий — взять судьбу страны и мира в собственные руки — стало находить всё больший отклик в Европе. Повсюду, а особенно в странах, потерпевших поражение, нарастали выступления требовавших социальной справедливости масс. Людей приводило в отчаяние готовность правительств бесконечно спорить о формулировках малопонятного торгового пункта соглашения, когда они уже умирают с голода. Дальше терпеть было не в человеческих силах, и только глубоким невниманием к действительному положению населения со стороны "человеколюбивых просветителей" можно обьяснить то, что правительства Антанты фактически проспали социальный взрыв в Германии в ноябре 1919 года.
К осени 1919 года продовольствия в городах побеждённой Германии почти не осталось. Дунайские страны — Венгрия и Румыния — зерно не продавали, эмиссары Антанты препятствовали какой-либо торговле по Дунаю, пока не определены условия мира. Сами страны Согласия продажу продовольствия в Германию обставляли частоколом условий, среди которых, кроме грабительских цен, под скромным заголовком "обеспечения безопасности кредитов от реквизиций" значился безусловный запрет на деятельность коммунистов и любую коммунистическую агитацию. Правительство "чрезвычайного времени", возглавленное правым социал-демократом Носке, само было готово всячески поспособствовать разгрому "спартакистов". Но в любом случае, у правительства и "фрайкора" не было в достатке ни военной силы, чтобы заткнуть рты всем недовольным, ни достаточно твёрдой валюты, чтобы закрыть те же рты куском хлеба. И всё же массы колебались. Их останавливала слабая надежда, что откладываемый уже пятый месяц мир наконец наступит, Англия и Франция прекратят блокаду и появится хлеб. Надежда — плохая еда для умирающих от голода детей, поэтому события в Любеке взорвали рабочие предместья.
Советская делегация не присутствовала в Париже на конференции. Даладье на вопрос: "Собираются ли союзники пригласить русскую делегацию?" — ответил — "В России некому приезжать на наш праздник мира — русские его прогуляли." В свою очередь, Высший совет Федерации опубликовал заявление, в котором говорилось: "Все решения, касающиеся заключения мира между народами Восточной Европы и границ между самодеятельными и суверенными нациями — соседями Федерациями уже содержатся в договорённостях, заключённых ранее даты открытия Парижской конференции. Поэтому в решениях Парижской конференции, определяющих государственный характер или границы наций Восточной Европы, уже нет необходимости и следовательно, любые новые соглашения, принятые вразрез и против воли народов Восточной Европы недействительны."
Федерация стремилась прорвать дипломатическую и торговую блокаду, установленную правительствами стран Антанты. Положение с продовольствием в Германии, которым, как дубиной против германского рабочего движения, пользовались "парижские умиротворители", было крайне неприемлимым — российский рынок нуждался в промышленных товарах, которые некому было делать на заводах Германии, стоящих в первую очередь из-за отсутствия продуктов для рабочих. А германское население отчаянно нуждалось в хлебе, весьма приличный урожай которого собрали в Федерации в 1919 году — но закупить достаточно зерна мешал товарный голод, далеко не востановившиеся промышленные центры России и Украины не могли обеспечить всех потребностей села. Из Петрограда под прикрытием Балтийской эскадры советского флота и кораблей балтийских баз курфюстенмарине в последних числах октября в германские порты провели караван с продовольствием. Кроме товарного зерна, в Ростоке и Любеке разгружали собранную по всей стране продовольственную помощь. (Несмотря на остававшиеся в советских городах "карточки" на продукты, только рабочие Петрограда собрали для отправки в Германию семь тысяч пудов хлеба. Не меньшую поддержку голодающим немецким рабочим оказало российское крестьянство. К примеру, только из безвозмездно переданного крестьянами Урала зерна сформировали два железнодорожных эшелона.)
Советские агитаторы, выступая в Берлине и Гамбурге с поездов, привёзших хлеб, кричали: "Товарищи! Не верьте Антанте! Антанта не даст мира, как не даёт и хлеба! Только мы сами можем отстоять своё главное достояние — мир и хлеб! Товарищи! Мы, ваши братья в Советской России, понимаем, в каком тяжёлом, безнадёжном из-за предательства вашего правительства положении вы находитесь. Они говорят вам — продадим хлеб, когда вы разоружитесь. Не верьте им! Не слушайте их! Советской России очень нужны ваши товары, ваши станки, ваши машины. Советское правительство не будет ждать разрешения от Даладье и Чемберлена, чтобы привезти хлеб! Защитите свои Советы, чтобы никто не мог помешать нашему союзу, пролетарскому союзу двух стран. Тогда мы сами обеспечим себя и продовольствием, и машинами! Да здравствует революционный народ! Да здравствует Интернационал! Да здравствуют Советы!"
Прорыв "хлебной" блокады советскими кораблями чрезвычайно усилил позиции "спартаковцев" в стране, во много раз увеличилась численность сторонников Советов в Германии. Правительство Носке не могло воспрепятствовать поставкам хлеба по балтийскому пути — большая часть военных моряков открыто поддерживала коммунистов, а те немногие офицеры, которые по-прежнему не одобряли матросские сборища, с ещё большим презрением относились к "социалистическому" правительству.
Обращение делегатов Германии в Париже к правительствам Англии и Франции с просьбой "пресечь незаконную контрабанду русского хлеба на Балтике, которую в провокационных целях, пользуясь тяжёлым положением германского народа, устроили русские большевики" было плохо продуманным шагом отчаяния. Левые французские газеты 2 ноября опубликовали текст обращения германской делегации, а 3 ноября произошла "рюгенская свалка" и "любекский инцидент".
Английское правительство ещё до вопля о спасении "германского порядка" рассматривало начавшиеся поставки продовольствия из Советской России в Германию как главную угрозу так хорошо реализуемым планам Британии поставить немцев навсегда на колени. Английский королевский флот готовился преодолеть датские проливы, чтобы "навести на Балтике порядок". Оставалось убедить правительство Дании, боявшееся за свой девственный нейтралитет, в том, что пропуск кораблей Его Величества в Балтийское море — совершенно мирное, нейтральное действие. Обращение германского правительства — совершенно законный повод для пребывания "миролюбивых сил" во внутренних водах Германии — снял остатки возражений честных датчан. 1-го ноября английский флот в составе двух третей эскадр Гранд Флита прошёл пролив Большой Бельт, собираясь заставить заплатить тевтонов за гибель адмирала Джеллико.
Германский Большой флот в основном стоял "на приколе" из-за отсутствия топлива. Патрулирование морских баз после начала перемирия прекратилось, в лучшем случае за ближними подступами к военным обьектам присматривали выходящие на промысел рыбацкие судёнышки. После возобновления балтийской навигации по решению немецкого Центрального Военно-Морского Совета в германских портах на Балтике сформировали группы эскорта из малых боевых судов — в основном для предотвращения минной угрозы.
Радиостанции британских линкоров заглушили передачи с двух немецких траулеров, немецких рыбаков потопили. В одном случае часть команды рыбацкого судна приняли на борт английского крейсера. Оставшуюся часть команды первого траулера и всех выживших со второго оставили барахтаться в море среди обломков. Эти беспрецедентные меры, которые должны были обеспечить внезапность действий британских кораблей (чуть раньше ангичане остановили и забрав команды, отправили на дно шведский и испанский пароход и датскую рыбацкую шхуну) всё равно сорвались. Третий немецкий траулер сумел укрыться на несудоходном участке пролива и передать открытым текстом сообщение о британской армаде.
Ценой гибели германских и советских кораблей сопровождения каравана в неравном бою у берегов Рюгена, основная часть торговых судов, шедших в Петроград, успела вернуться в Любек. Английского командующего это не остановило, английские суда вошли в гавань и принялись расстреливать суда под советским флагом.
Последовавшие в ряд сообщения о предательстве пролетариата берлинским правительством, пожаре на хлебных терминалах Любека, обстреливаемых английскими кораблями и невнятное правительственное коммюнике, с уверениями "в полном порядке на побережье, сохраняемом от анархии дружественными силами" прорвали плотину сдержанности. Без каких-либо особых обращений, словно сами по себе люди стали выходить и собираться на улицах. Несмотря на рабочий день, во всех городах Северной Германии, Рейнской области, Баварии, Тюрингии, в столице шум толпы и массовые шествия создавали ощущение тревожного праздника. Никаких призывов ещё не прозвучало, даже Центральный Комитет "спартакистов" ещё заседал, стараясь понять, как правильно сориентироваться в условиях открывшейся английской интервенции, как без сколь-либо заметных лозунгов нахлынувшие массы начали действовать.
На перекрёстках улиц появились патрули с красными повязками и столики, вокруг которых теснились записывающиеся в "красные бригады". В полицейских участках, где напуганный начавшимися непонятными событиями отсиживался личный состав отделений, появились группы немногословных, уверенных людей, в основном, по одежде, рабочие или мелкие служащие. В первую очередь они изымали стрелковое оружие — винтовки и пулемёты, но оставляли личное оружие полицейских. Обычно, определив ответственного за участок, назначали нескольких уполномоченных для контроля действий полиции. Эти уполномоченные решительно распоряжались — выделить на улицы патрули в сопровождении "роттенбригадир"ов, обеспечить порядок и защиту от грабежей и дебошей. Усилить охрану участков и арестованных за уголовные действия.
Сформированные группы вооружённых "красноповязочников" появлялись перед казармами гарнизонов и арсеналами, брали под охрану проходные заводов и массовые шествия, занимали площади перед ратушами и вокзалы. Последовательно нарастающие волны людей брали в кольцо центральные кварталы, буржуазные районы, во всё большей мере втягивая в свои ряды солдат гарнизонов и запасных полков, парализуя всякое действие, всякое шевеление ещё вчера полностью отлаженного государственного механизма.
Вне сомнения, способность германского народа к организации сыграла немалую роль в почти бескровной передаче власти. Кроме того, привычка немецких чиновников беспрекословно подчиняться приказам, отдаваемым уверенным в праве приказывать людьми, также способствовала отсутствию какого-либо противодействия либо саботажа со стороны правительственных сил. К вечеру 3 ноября собранное в Берлине спешное совещание делегатов городских Советов (рабочих Советов предместий, двух солдатских Советов — от гарнизона и от стихийно собравшегося солдатского митинга на Центральном вокзале, нескольких делегатов из Гамбурга, Франфурта-на-Одере и южных областей), Центрального Комитета "Спартака", выборных от районных штабов "красных рот" — обьявило о полном переходе власти в Германии в руки Временного рабочего правительства, посылке им делегации для заключения оборонительного союза с Советской Федерацией и приказало военному флоту обеспечить оборону страны. В армейских частях, продолжающих находиться на линии перемирия, появились неизвестно откуда политические агитаторы и начались окопные работы. Приступивший в августе к работам по разоружению германской авиации аэродромный персонал теперь принялся спешно собирать отправленные на уничтожение разобранные авиамашины, на всех крупных аэродромах лихорадочно готовили летательные аппараты к возможным боевым действиям.
Сообщение о начавшейся в Германии революции оказало ошеломляющий эффект на правительственные делегации в Париже. 4 ноября были отменены все заседания. Французское и английское правительства спешно собрались за закрытыми дверьми, сначала по отдельности, потом — совместное, которое резко прервали и вновь начали совещаться порознь. Североамериканская делегация отменила все запланированные визиты и заперлась в своём отеле, только пресс-атташе раз в полчаса делал успокоительные заявления, что "правительство САСШ, несмотря ни на какие возникшие мелкие затруднения, будет продолжать выполнять взятые на себя из человеколюбия обязательства". Вся остальная мелкая дипломатическая шелупонь, налипшая на пирог "мирной конференции", как будто взметнулась в воздух от этого известия и металась по Парижу, жужжа и беспорядочно панически сталкиваясь между собой. Ночью 4 ноября появились слухи о идущих совместных консультациях делегаций Англии, Франции и Северной Америки с делегацией кайзеровского "чрезвычайного кабинета". Утром 5-го ноября слухи подтвердились — в 10 часов утра было опубликовано совместное коммюнике "великих держав", к которому прилагался текст договора о капитуляции Рейха, уже подписанный всеми сторонами.
Кроме уже ранее не раз публиковавшихся ограничительных статей и пунктов о репарациях и территориальных уступках, скоропалительно подписанный акт о капитуляции включал в себя новые разделы "об ответственности союзных держав за мир в германском государстве" и "обеспечении союзными вооружёнными силами всех пунктов настоящего соглашения". Короче говоря, правительства Антанты открыто провозгласили своё намерение оккупировать побеждённую Германию, чтобы не допустить победы революции.
К середине ноября, используя отряды реакционного германского "фрайкора" как таран в боях против революционных частей, французская армия заняла прирейнские земли и долину Майна, остановившись на линии Вюрцбург-Кассель-Ганновер, где соединились с британскими дивизиями, высадившимися в портах Северного моря и продвинувшимися до Кильского канала, Гамбурга и Бремена. Части Западного фронта беспорядочно отступали, рассеиваясь на маленькие группки дезертиров. Старая армия рейха полностью прекратила своё существование, гражданская война шла между революционными гарнизонами, опирающимися на ополчение "красных рот", и контрреволюционными "черными" отрядами "фрайкора", составленными из реакционно настроенных офицеров и солдат, поддерживаемых военной машиной Союзников. Британский флот продолжал блокаду балтийского побережья, одновременно обеспечивая беспрепятственную перевозку с Западного фронта польской армии "коалиционного содружества".
