Несмотря на неразбериху в порту, помехи со стороны портового начальства (в конце концов "резистенты" его попросту арестовали и поставили своих людей), всяческие затруднения, чинимые английскими военно-морскими силами, блокаду с суши подошедшими германскими войсками — советский флот смог организовать с конца июля эвакуацию из Бреста скопившихся там полутора сот тысяч французских граждан.
Корабли, на которых покидали Францию беженцы, одновременно разгружали грузы для ещё остающихся в Бресте, в первую очередь продовольствие — в отрезанном от остальной страны городе уже чувствовался голод. Для ускорения эвакуации корабли шли через Атлантику в североамериканские порты, где высадив беженцев, забирали провиант для Бреста. Североамериканские фирмы, надо отдать им должное, "на дело демократии" давали приличную скидку, большую, чем за обычный опт.
Операция по вывозу армады беженцев, ничуть не менее простая, чем знаменитая "Динамо",* была завершена к середине осени. Многие вывезенные из Бреста "резистенты", не особо прижившись в Штатах (или не имея сил дожидаться на берегу наступления в Европе более благоприятного климата), перебирались в Федерацию. Особенно много их оказалось в рядах "интернациональных бригад" после начала войны между Советской Федерацией и Германией.
___________
* — В Британии эвакуацию Бреста отказывались сравнивать с эвакуацией из Дюнкерка, называя "...простой погрузкой на корабли". Ведь никто не бомбил и не обстреливал покидающих землю Франции иммигрантов!
Правительство лорда Черчилля в своих политических декларациях постоянно скользило на грани между тонким умолчанием и грубой ложью. Расставание парижских резистентов с матерью-Францией, хоть формально и не было военной операцией, в итоге от неё отличалось незначительно.
Германское командование не вело активных боевых действий, но немецкие войска маршировали за беженцами "с максимальной скоростью". Повсюду, где немецким солдатам подворачивалась такая возможность, на пути уходящих создавались заторы. Немецкие патрули и заградительные команды грубо вторгались в ряды "инсургентов", требовали выдать "британских шпионов", которыми, якобы, инспирирован весь поход. Предпринимали неоднократные попытки ареста и захвата известных лидеров и командиров.
После, окружив Брест, немцы фактически обьявили его в осаде, не допуская в город транспорты с продовольствием. Людей, старающихся покинуть Брест и вернуться в остальную Францию, задерживали и препровождали в фильтрационные лагеря, "для исключения британского шпионажа и коммунистической пропаганды". Далеко не всех задержанных удалось вырвать из рук гестапо — пропавшими без вести, исчезнувшими навсегда, оказались почти полторы тысячи человек.
Вокруг Бреста немецкими блокирующими частями были созданы укрепления и размещена артиллерия. Несколько раз немецкие орудия открывали огонь, "осуществляя пристрелку и разбивку огневых рубежей". Хотя снаряды падали вдали от обитаемых зданий, каждый обстрел вызывал панику и приводил к волнениям, которые было трудно успокоить. Положение беженцев в Бресте отнюдь не было "...спокойствием курортников"!
Вдобавок английские военно-морские силы предпринимали решительные усилия, чтобы спровоцировать немцев на вооружённые действия и одновременно — всячески стремились не допустить эвакуации резистентов. Британские эсминцы дерзко маневрировали в акватории брестского порта, мешая выходу кораблей и привлекая немецкие самолёты. Британские зенитчики неоднократно обстреливали германские аэропланы. В ответ немцы атаковали английские военные корабли, обстреливали и бомбили их, "не замечая", что рядом на рейде находятся гражданские суда под нейтральными флагами.
Целью англичан было создать ситуацию, при которой в обстреле немецкой авиации можно было обвинить эвакуирующиеся из Бреста силы Сопротивления. Британский замысел был вполне реализуем: гитлеровские войска только ждали повода для "уничтожения этого большевистского гнезда".
Апофеозом нагнетания напряжённости стало появление в гавани плавающих мин "неизвестного происхождения". Выход судов из порта полностью прекратился: сформированные добровольческие силы по разминированию не могли справиться со всё новыми и новыми неизвестно откуда появляющимися "подарками".
Вдобавок немецкое командование, именно в этот момент, "стало проявлять нетерпение", ограничив продолжительность свободного выезда из Бреста и угрожая начать поэтапно занимать районы города. Находившиеся вместе с беженцами советские дипломатические представители передали в Питер призыв о помощи.
Только после прибытия в Брест советских военных кораблей английский флот перкратил свои вылазки. Правда, для этого потребовалось по крайней мере два инцидента со стрельбой холостыми из орудий главного калибра советских крейсеров.
Британский кабинет, оценивая риски дальнейшего развития событий, решительно запретил "столкновения с красным флотом", поскольку "...это может привести к расширению масштабов сотрудничества между тоталитарным немецким режимом и анархической Россией". Причём главная угроза была в "...том, что увеличив своё влияние на современную Россию, немцы смогут подчинить её себе не-военным путём."
При содействии торгового флота САСШ, после прекращения вылазок как со стороны британцев, так и уменьшения нажима со стороны германских войск, вывоз беженцев был доведён до конца. Списки желающих покинуть Францию были составлены; никто не был забыт на берегу. Соединённые Штаты получили законный повод гордиться своей страной: страна за океаном приняла полторы сотни тысяч французов, бежавших от Гитлера. Вместе с беженцами из других стран Европы, в первую очередь из Норвегии, количество эмигрантов превысило полмиллиона.
Опыт массовой эвакуации оказался весьма полезным позднее, когда североамериканские силы столкнулись с необходимостью организации массовых десантов. Вдобавок, наплыв эмигрантов смог снизить требования рабочего класса и позволил промышленности удерживать низкий уровень зарплат, что также сказалось на обеспечении вооружённых сил САСШ — они получили гораздо больше оружия и снаряжения, чем планировалось. Доброе дело было достойно вознаграждено. С другой стороны, после прибытия таких масс эмигрантов, любой разговор о соглашении с гитлеровской Германией и Соединёнными Штатами стал невозможен. Северная Америка окончательно определилась со стороной в новом европейском конфликте.
После падения Парижа сопротивление французских войск быстро слабело... Механизированные части вермахта к концу июля беспрепятственно достигли рубежа Орлеан-Лион. Бежавшее в Виши "переходное правительство" передало все полномочия маршалу Пэтену, который был провозглашён "военным диктатором". Сделано это было "ради спасения чести и славы Франции". Маршал Пэтен немедленно предпринял нужные для спасения французской чести шаги, начав переговоры о капитуляции.
Разгром одного из крупнейших европейских хищников — Франции — вызвал заметный резонанс в мировой политике. Другие капиталистические страны немедленно попытались погреть руки на разделе чужого "наследства". Над западноафриканскими колониями Франции простёрла отеческую руку Британия.
(Кое-где для утверждения отеческой опёки пришлось топить французские корабли, но кто может усомниться в дружеских чувствах британского правительства к французскому народу?)
В Индокитай тихой сапой, но с каждым месяцем всё решительнее начали просачиваться японские "коммерсанты". Добившись от французской капитулянской администрации права "нанимать собственную охрану для защиты частных концессий", к Новому году "торговые гости" из Страны Восходящего Солнца во Вьетнаме уже набрали пару десятков батальонов "охранников".
К участвующим в дележе Франции страстно желал присоединиться ещё один человек, не без основания полагавший себя "большой величиной". Диктатор Италии Муссолини счёл, что после военного разгрома Франции Италия сможет добиться единоличного доминирования в средиземноморском бассейне. Первым шагом к возрождению былого величия венецианской колониальной империи (наследницей которой, разумеется должна была стать фашистская Италия) стала интервенция в Албанию.
Король Албании Зогу Первый, успевший перед провозглашением себя Его величеством, посидеть и в кресле премьера, и за президентским столом, опирался по сути, только на свою гвардию, состоящую из русских белоофицеров-эмигрантов. Поэтому, узнав о начавшемся итальянском вторжении, он предпочёл спастись бегством в Грецию, прихватив свои вещички. На границе русские гвардейцы вытряхнули беглому королю карманы, разделили добычу поровну и разошлись в разные стороны, бросив своего сюзерена посреди дороги голым и босым. Нищего собрата приютил в королевском приюте для бездомных греческий король.
10 апреля выдрессированный скорым на расправу Зогу албанский парламент послушно ратифицировал договор о присоединении Албании к итальянскому королевству. Почти тридцатилетняя борьба за Адриатику, некогда привёдшая к переходу Италии из лагеря Центральных держав в стан Антанты и стоившая стране огромных жертв, завершилась быстро и бескровно.
Муссолини ликовал. Теперь, по его мнению, следовало лишь дождаться победителя в схватке европейских гигантов — и тогда можно будет спокойно раздвинуть пределы Италии от Гибралтара до Суэца. Поскольку большая часть намеченных дуче к завоеванию земель была собственностью союзников, Муссолини искренне и от всей души желал победы идеям нацизма. Увлечённый своими наполеоновскими планами, итальянский диктатор несколько ослабил внимание к своему ближайшему окружению. Тем более он не стремился расширить слежку за германским союзником, которому дуче и так шёл навстречу в любой просьбе, твёрдо рассчитывая на поддержку Гитлером инициатив Италии, направленных против владычества Англии и Франции в Средиземном море.
Муссолини решительно ошибся как в оценке настроений своего правительства и высших военных кругов Италии, так и в планах своего германского союзника относительно Средиземноморья.
В итальянской армии и обществе укоренилась боязнь новых военных авантюр дуче. Уж очень дорого Италии обошёлся "успешный испанский поход против красной опасности". Многие потеряли в "итальянских факелоносцах" близких, немало вернулось домой калеками. Правительственная пенсия — сущие гроши, на неё с трудом выживали. Хорошая ли компенсация за разрушенную жизнь?
Военные круги были унижены многочисленными разжалованьями и отставками, испанская авантюра никому из итальянского генералитета не принёсла ни славы, ни почестей. В итоге пришлось заняться омерзительной каждому настоящему военному политической вознёй, изгваздаться в дурно пахнущем заговоре. Вся "честь" от организованного по прямой указке дуче военного переворота — а в действительности — прямого предательства своего союзника, боевого камрада, настоящего генерала и достойного вождя досталась только выполнившим приказ военным. Вот и начали поговаривать в итальянских военных клубах — а нужно ли слушаться приказов Муссолини?
Промышленные верхи тоже испытывали раздражение. Военное производство не сняло угрозы кризиса с повестки дня. Бесстыдный нажим дуче, этого "вчерашнего социалиста", не только заставил многих фабрикантов производить военную продукцию без сколько-либо заметной прибыли. Постоянные требования "сверху" расширить номенклатуру и увеличить выпуск продукции вынуждали производителей брать большие необеспеченные кредиты, залезать в неоплатные — при таком контроле сверху — долги. Призрак банкротства поселился в кабинетах крупнейших итальянских корпораций, особенно тесно связанных с фашистской верхушкой и потому особенно глубоко завязшей в "испанской проблеме".
Даже церковь была недовольна складывающейся в стране ситуацией. Низы церковной иерархии роптали, ведь обнищание прихожан прямо вело к уменьшению денежного ручейка в приходах, с одновременным ростом затрат на благотворительность. Скольких нищих теперь приходилось обеспечивать бесплатными обедами, сколько настоящих калек добавилось на церковных папертях! Во многих городках в итальянской провинции священники, наравне со своей паствой, ходили в старых, обтрёпанных рясах — не на что было купить новое облачение.
А верхушка синклита рьяно протестовала против покушения фашистского правительства на суверенные права церкви — министерство пропаганды Муссолини установило контроль за тематикой проповедей. Вдобавок и на доходы кардиналов дуче попытался наложить свою руку — требуя "поддержки от церкви в трудный для Италии час", Муссолини попытался добиться присоединения папского банка к Банку Италии. При посредничестве банковских кругов это посягательство удалось отразить, но надолго ли? В правительственных кругах поговаривают о замыслах расширить полномочия национального банка по проверке отчётности в банковской сфере...
Опора дуче — фашистская партия — тоже ослабела. Главная проблема правящей партии — разьедавшая её коррупция — теперь отошла на второй план под нажимом разочарования партийных "низов" падением уровня жизни итальянцев и потерей престижности "принадлежности к друзьям Муссолини". Отток из партийных рядов принял масовый характер. К тому же наиболее стойкие и убеждённые фашисты переводились в новые армейские структуры — создаваемые по опыту испанской войны "подвижные дивизии". Без участия убеждённых фашистских борцов влияние партии Муссолини на массы слабело.
Даже успешная операция в Албании не улучшила положения итальянского диктатора. Скорее, наоборот. Лёгкость, с которой несколько итальянских батальонов заняли горную область, населённую воинственными племенами, обьясняли исключительно результатами правления албанского владыки. Подавляя своих соплеменников, Зогу вынуждал мелких биев-феодалов выплачивать себе львиную долю сдираемых этими местными князьками с крестьян податей.
Приход итальянцев всей этой мелкой средневековой шушерой был воспринят лишь как позволение для беззастенчивого грабежа населения лишь в пользу себя, любимого. Делиться с оккупантами никто не собирался — зачем? Выплаты в центральный бюджет Албании упали до нуля. Естественно, все чиновники, которым перестали давать жалованье, немедленно разбежались.
Конечно, никто и не собирался оплачивать образование и здравоохранение диких арнаутов, но ведь оккупационную армию и итальянскую администацию новой области королевства тоже надо на что-то содержать? Из-за полной неразберихи с налоговыми поступлениями с вновь присоединённых территорий, оплата войск, размещённых в Албании и направленной туда колониальной администрации, легла на неопределённое время дополнительным бременем на итальянскую экономику.
Вместо нового источника доходов "удачная комбинация" в Албании обернулась очередной "чёрной дырой", куда бесследно стали проваливаться деньги из и без того скудной итальянской казны. "Весенний поход" на другой берег Адриатики только усилил чувство отторжения, нараставшее в Италии в связи с всё новыми гениальными замыслами "создателя итальянской гегемонии".
К лету 1940 года безусловной поддержкой режим Муссолини располагал только в Северной Африке. Ливийские колонисты — почти исключительно члены молодёжных фашистских организаций — верили только дуче. На Муссолини поселенцы возлагали надежды на расцвет итальянских колоний в Триполитании и Киренаике. Маскируя сосредоточение вооружённых сил против английских и французских владений в Северной Африке, итальянское правительство и Муссолини лично затрачивали огромные усилия для постоянного улучшения новых поселений, уделяли неослабное внимание дорожному строительству, расширению сельскохозяйственных площадей. Быстрое развитие и обновление, постоянное стремление к лучшему в обустройстве жизни колонии несомненно способствовало поддержанию высокого авторитета центрального(фашистского) правительства у переселенцев.
