— Что там? — Линкен заглянул через плечо.
— Интересно... — пробормотал Гедимин, пролистывая последние строки, — неотключённый сканер успел зафиксировать состав воздуха, заполнившего лопнувший купол после взрыва. — Это констий. Вакуум — и за ним констиевая вспышка. И в то же время...
Он сверился с записями радиометра.
— Две вспышки омикрон-излучения. Четырёхкратное усиление. Следом выброс альфа-частиц и всплеск гаммы... хотя нет — выбрасывается всё подряд и кое-что из того, что прибор не распознаёт. Будто прорывает какой-то мешок с частицами. Констия здесь уже нет, он оседает, вещества, кроме этих частиц, тоже нет. И вот за ними идёт взрыв.
— А красная рябь? Ты про неё ничего не сказал, — напомнил Линкен.
— А с ней ничего не происходит, — пожал плечами Гедимин. — Сигма-излучение. Присутствует здесь всё время. Экраны частично его поглощают, когда разрушаются, оно дотягивается до последнего. Тогда идёт рябь. Это понятно. А вот констий...
Он в растерянности покачал головой. "Один-два электрона или гамма-кванта из вакуума — это ладно. Но не сверхтяжёлый же металл десятками атомов за раз..."
— Где-то надо искать специалиста по физике вакуума, — сказал он. — В Лос-Аламосе есть такие.
Линкен хлопнул его по спине.
— Тут тебе сам Ассархаддон не помог бы. Ни разу не слышал о таких вещах. У нас всё как-то проще было. Так ты не знаешь, откуда всё это добро?
— Нет, — буркнул Гедимин. — Пойдём за излучателями. Сегодня ничего опасного там нет, в душевую заходить необязательно.
— А я зайду, — сказал взрывник. — У тебя никогда не поймёшь, что опасно, а что нет.
Гедимин остановился и повернулся к нему.
— Хочешь бросить опыты?
— С чего ты взял, атомщик? — Линкен мигнул. — Ты наконец-то занялся настоящим делом, а я должен сбежать? Пока ты здесь — я тоже здесь.
...Гедимин замолчал и, не глядя на Константина, подвинул к себе рилкаровую трубку — заготовку под третий излучатель.
— Выброс констия из вакуума... — командир "научников" тяжело вздохнул. — Завтра пойдёте проверяться на эа-мутацию. Оба. Перед работой. Иджес, посмотри, что со сканером. Наверное, сломался от постоянного облучения.
— Смотрел уже, — буркнул механик. — Работает. У Гедимина всё работает. Не знаю ваших атомщицких штучек, но если он о чём-то говорит — это было.
— Ну да, разумеется, — кивнул Константин. — Гедимин, чем ты там занят?
— Собираю третий излучатель, — отозвался ремонтник. — Хочу кое-что проверить.
— Ещё один взрыв? — Линкен радостно ухмыльнулся.
— Работать иди, — недобро сощурился на него Константин. — И ты, атомщик, мог бы посмотреть, что у тебя на столе. И чтобы я не видел больше отписок про прямые руки!
12 марта 43 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити
— Углерод, — сказал Хольгер, выкладывая перед Гедимином тщательно запакованный шарик сантиметрового диаметра. — Для начала — углерод.
— Почему углерод? — спросил сармат, забирая шарик. Только этого элемента и недоставало в почти законченной конструкции — самом примитивном дроне из всех, какие только летали над канадскими территориями. Существовать этому устройству оставалось не более часа до начала опытов с ним и пару микросекунд — после. Ещё два таких же лежали на верстаке, рядом с одиноким излучателем. Сегодня он был не нужен экспериментаторам — достаточно было двух.
— С чего-то надо начинать, — Хольгер пожал плечами. — А тут осталось много графитовой пыли после вашей великой стройки...
— Что у тебя ещё есть? — спросил Гедимин, поднимая дрон на вытянутой руке. Механизм был непривычно лёгким и до отвращения ненадёжным — но добавлять надёжности тому, что взорвётся, едва взлетев, сарматы сочли излишним.
— Не думаю, что материал имеет значение, — сказал Хольгер. — Если я правильно понимаю, что ты хочешь нащупать... Возьми какой-нибудь металл... и соединение. Железо и стекло, например.
— Только точно настраивай лучи, — вмешался Амос, потрогав лопасть дрона. — Иначе будет столько примесей...
Гедимин хмыкнул — до сих пор лаборанты не учили его работать с его же оборудованием — и мягко отодвинул малорослого сармата от верстака.
— Всё готово, — сказал он Линкену, измеряющему шагами ширину дозиметрической рамки. — Мы уходим.
Вместе с ним из-за стола поднялся Константин.
— Не торопитесь. Я с вами.
Оба сармата повернулись к нему. Гедимин изумлённо мигнул.
— Ты? Зачем?
— Хочу увидеть своими глазами, как вакуум превращается в сверхтяжёлые ядра, — криво ухмыльнулся командир "научников". — Я уже месяц вижу, как вы занимаетесь неизвестно чем, и выслушиваю отборный бред после каждого вашего вылета. У меня свой сканер и свой радиометр. Я проверю ваши... утверждения.
— Хочешь — иди, — Гедимин пожал плечами. Что-то объяснять ему расхотелось после первого же "полигонного" опыта, — если показания точных приборов для Константина были бредом, слова его тем более не могли убедить.
...За неделю снег на полигоне слегка подтаял и покрылся хрустящим настом, и Гедимин едва не поскользнулся, когда выбирал место для установки излучателей. Разыскивать предыдущее было бесполезно, — взрывы в атмосфере практически не оставляли следов на земле.
— Надеюсь, не все эти воронки — следы твоих опытов? — криво ухмыльнулся Константин, останавливаясь на безопасном расстоянии от ремонтника, расставляющего оборудование. Гедимин ничего не ответил, только сердито сощурился.
Полчаса заняли привычные приготовления — возведение бастионов из защитных полей и расстановка излучателей и дозиметров. Линкен стоял поодаль с дроном в руках и ждал сигнала к запуску.
— Закрепи приборы здесь, — сказал Гедимин Константину, указав на один из самодельных штативов.
— Где будем мы сами? — спросил сармат, оглядевшись по сторонам. — Я не вижу здесь бункера.
— Вот бункер, — ремонтник провёл пальцем по прозрачному куполу защитного поля. — Эти экраны достаточно прочны.
— Ну-ну, — ухмыльнулся командир "научников", забираясь под прозрачные щиты. Гедимин встал рядом и жестом приказал Линкену запустить дрон.
Механизм вышел на цель быстро; меньше чем через минуту он повис над излучателями, слегка раскачиваясь в воздушных потоках. Гедимин прикоснулся к кнопке пуска, но нажимать не спешил, дожидаясь, когда в точке пересечения лучей окажется едва заметный снизу графитовый шарик. "Так, ещё ближе... Tza! Attahanke..."
Два луча вспыхнули одновременно — и так же одновременно погасли, когда излучатели смахнуло воздушной волной, поднятой вибрирующими защитными экранами. Дрон, на долю секунды превратившийся в огненный шар, брызнул осколками во все стороны. Гедимин посмотрел на гаснущие зелёные вспышки на уцелевших щитах, на то, как наименее прочные испаряются, не выдержав лучевого удара, а более прочные — истончаются до прозрачности, дождался, когда всё стихнет, и облегчённо вздохнул.
— Готово.
Он выбрался из "бункера" и подобрал сигма-сканер. В этот раз "щупы" не пострадали — сармат позаботился, чтобы они не соприкасались с разрушающимися экранами и не попадали под вибрацию.
— А неплохо бабахнуло, — заметил Линкен, возвращая Гедимину бесполезный пульт управления от дрона. — Так даже лучше, чем с пустым местом. По крайней мере, всё видно. В другими дронами будет то же самое? А если попробовать на наблюдателе с Периметра?
— Да, то же самое, — отозвался Гедимин, изучая показания сканера. — Почти... Интересно. Похоже, я не ошибался насчёт синтеза...
— Показывай, — Линкен навис над его плечом.
— Вот сканер нашёл углеродное ядро, — Гедимин добрался до строк, записанных в начале эксперимента. — А вот момент схождения пучков. Ядро взрывается от перегрева, но успевает дать криптоновое облако. Значит, из углерода получается криптон... Ну да, так и есть, — по три ядра в пучке, по шесть в точке схождения. Как они спрессовываются, вот что непонятно...
— Криптон? — Линкен неуверенно усмехнулся. — А что дальше? Это констий?
— Да, — кивнул Гедимин. — Криптон испаряется, освобождая пространство, и снова идёт констиевый выброс, а за ним — облако разнородных частиц и взрыв.
— Всегда одно и то же, — сказал взрывник. — Начиная с констия. Это что-нибудь значит, атомщик?
— Наверное, — ответил сармат. — Но я не знаю, что именно.
Он покосился на Константина. Командир давно не напоминал о себе — с того момента, как защитные поля были сняты, он изучал экран своего сканера и ни на что не реагировал. Пожав плечами, Гедимин пошёл разбирать оборудование.
— Выглядит полным бредом, — услышал он за спиной, когда оставалось только разложить излучатели и их подпорки по карманам. — Но прибор зафиксировал это, а он эа-мутации не подвержен. Кажется, Гедимин, ты наткнулся на что-то интересное. Может быть, даже на открытие...
Сармат изумлённо мигнул и развернулся к Константину, едва не выронив излучатели.
— Что?
— Эти омикрон-кванты, — командир задумчиво смотрел на трубки с ирренцием внутри. — Есть теория о том, что вакуум — предельно спрессованная материя. Возможно, омикрон-излучение позволяет ей развернуться и перейти в осязаемую форму.
Линкен недоверчиво усмехнулся.
— И кто здесь псих?
Константин с досадой покосился на него и выключил сканер.
— Я был близок к тому, чтобы запретить эти эксперименты. Но от них, возможно, будет польза. Собирай данные, Гедимин. Я постараюсь обсчитать их. Возможно, по итогам обсчётов что-то станет понятнее.
19 марта 43 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити
Гулкий грохот прокатился над полигоном, стряхивая с деревьев остатки снега, и затих. Гедимин выбрался из-под остатков защитного экрана, — в этот раз волна почти до него докатилась, и пришлось падать ничком на камни, — нашёл в ближайшей воронке сигма-сканер и попробовал включить его.
— Стеклянный шарик, говоришь? — криво ухмыльнулся Линкен, разглядывая свежее углубление в граните. Оно слегка дымилось, и излучатели, упавшие на его край, немного покраснели от нагрева — там, где сопла выступали из защитного поля. Гедимин осторожно потянул на себя провода, оттаскивая оборудование от ямы.
— Шрапнель из них получается неплохая. Но вот взрывчатка... — Линкен снова ухмыльнулся и провёл пальцем по шраму. — Нам на Марсе не хватало тебя, атомщик. Ты бы там очень пригодился.
Гедимин включил сканер, посмотрел на экран и, вздрогнув всем телом, бросил на расплавленную поверхность шар защитного поля.
— Sata!
— Что? — оторопело мигнул Линкен. — Есть опасность?
— Ирренций, — Гедимин указал на экран. — Окись кремния превращается в ирренций. Придётся залить тут всё меей. Надеюсь, никто не летает тут со счётчиками Конара...
— Hasu! — лицо взрывника слегка перекосилось. — Ирренций? Ты не ошибся? Обычное стекло, два пучка, — и вот ирренций?!
Гедимин кивнул.
— Как раз достаточная масса для синтеза. Под обычным облучением не получилось бы, но два пучка одновременно... Жаль, хватило всего на микросекунду. Потом шар испарился, и всё пошло как обычно, — констий, частицы, взрыв.
— И взрыв в этот раз был сильнее, — сказал Линкен, глядя на остывающую яму. — Из-за ирренция?
— Скорее всего, — кивнул Гедимин.
Он смотрел на экран и задумчиво щурился. Выброс ирренция при взрыве был невелик, но если бы удалось удержать мишень в точке схождения, пока не прореагирует всё её вещество... Он потянулся за ежедневником и с трудом остановил свою руку, — сначала надо было дезактивировать полигон, чтобы не оставить ненужных следов.
— Мне нравятся эти опыты, — усмехнулся Линкен. — Чем дальше, тем больше. Другие вещества тоже можно так... превращать?
— Скоро узнаем, — отозвался Гедимин. — Очевидно, дело в массе. Хольгер предлагает попробовать железо. Думаю, результат будет примерно тот же.
Он перевёл взгляд на дозиметр. Прибор зафиксировал растущее омикрон-излучение при выбросе ирренция, но росло оно не плавно, как думал Гедимин, — это была серия резких вспышек, и всего их было девять. "Возможно, они и снесли нам экраны," — сармат убедился, что записи сохранены, и разложил приборы по карманам.
— Возвращаемся на базу. Нужна мея и распылители.
...Сарматы, собравшиеся тесным кольцом вокруг Гедимина и Линкена, переглянулись.
— Явление интересное, — признал Константин. — Но я очень надеюсь, что ты не попытаешься на его основе построить реактор.
Гедимин мигнул.
— Если он будет работать — почему нет?
— Потому что ты не удержишь процесс в безопасных пределах, — ответил командир. — Та же проблема, что с горячим термоядом... если в Лос-Аламосе рассказывают, что это.
— Нет, физиков учат только в Канске. В Лос-Аламосе готовят монтажников и ремонтников, — буркнул Гедимин. — Да, я знаю, о чём речь. Но здесь не нужен такой нагрев. Можно подобрать материалы для установки...
— Я помогу, — пообещал Хольгер. — Ирренций из стекла? Хорошо звучит.
Константин тяжело вздохнул.
— Вам обоим, мне кажется, не хватает работы. Между тем — через полтора месяца начинается перезагрузка реакторов. Гедимин, ты не мог бы заняться подготовкой, а не бессмысленными и опасными проектами?
— Я не понимаю, — сармат недобро сощурился на него. — Ты хочешь, чтобы я изучал ирренций, или нет?
— Тебя всё время сносит не туда, — угрюмо сказал Константин. — У тебя нет ни планов, ни обоснований... Ты сам-то знаешь, чем займёшься завтра?
— Плутониевым реактором. Дезактивацией. Новым дроном, — отозвался ремонтник. — Здесь достаточно занятий. У тебя документация на перезагрузку?
Ему не нужна была большая часть планов, присланных Фюльбером, — он и так помнил каждый патрубок и винт на территории главного корпуса, — но лишний раз посмотреть на чертежи станции было приятно. Гедимин попытался на них сосредоточиться, но его всё время отвлекали всплывающие перед глазами схемы — странные конструкции из защитных полей и тугоплавких материалов, достаточно прочные, чтобы удерживать вещество при взрывном синтезе. "Надо поставить больше опытов. Собрать данные, чтобы Константину было что обсчитывать," — думал он. "И... всё-таки нужен план. Какая-то система. Иначе выходит, что я тыкаюсь вслепую. М-да... А ведь так и есть. И план тут не поможет."
26 марта 43 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити
Единственный различимый обломок дрона валялся на земле в двух десятках метров от места взрыва вместе с ветками сосны, подрезанными им на лету. Он раскололся на части с одной стороны, заметно оплавился с другой, но ещё можно было понять, что это не камень и не кусок коры. Искать другие обломки без анализатора, надёжно определяющего химический состав, Гедимин не взялся бы.
— А в этот раз вроде дольше не взрывалось, — заметил Линкен, разглядывая место эксперимента. Если бы от защитных полей оставались обломки, весь полигон был бы ими засыпан, — почти все экраны, выставленные сарматами, испарились за десятую долю секунды.
— Железо — более тугоплавкий материал, — отозвался Гедимин. — И не намного дольше. Четыре микросекунды...
