Он постучал пальцем по табло, куда передавались показания об интенсивности излучения внутри реактора.
— Через трое суток снизится, — пообещал Гедимин. — Мне тоже жить не надоело.
— Так возьми манипулятор и работай им! — повысил голос Константин. — Почему всюду надо лезть своими конечностями?!
— Манипулятор не даст нужной точности, — отозвался ремонтник. Он смотрел сейчас не на Константина и даже не на реактор, — сквозь приоткрытый люк, ведущий наружу, был виден Иджес. Он стоял практически на пороге отсека — неподвижно, будто ступни приклеились к полу, и смотрел сквозь сарматов прямо на закрытую крышку шахты.
— Что ты там делаешь? — спросил его Гедимин, встав между ним и крышкой. Теперь он видел, что зрачки Иджеса расширились на всю радужку, а лицо заметно побледнело.
— Я?.. — механик судорожно сглотнул. — Вдруг тебе понад-добится помощь...
— Если тебе не нравится здесь, отойди, — сказал Гедимин, глядя на него с тревогой. — Тут есть кому помочь.
— Уран и торий... — Константин с тяжёлым вздохом толкнул ремонтника в плечо, напоминая о себе. — Хватит болтать! Я уже жалею, что разрешил тебе работать с реактором. Может, лучше было бы запретить?
Гедимин достал из кармана ежедневник и сунул сармату под нос листы с расчётами.
— Я всё обосновал. Ведомство разрешило. Ты не можешь ничего запретить.
Константин отодвинул его руку и снова вздохнул.
— Да, я помню. Вы как-то умудрились выйти на Масанга в обход Нгылека. Что же, это ваши проблемы. Я до сих пор не понимаю, почему Масанг дал вам разрешение.
— Потому что выработка с полутора процентов должна повыситься до пяти, — едва заметно усмехнулся Хольгер. — И потому что мы дали ему полный отчёт. Можешь не опасаться за реактор, — над планом доработки думали лучшие физики Лос-Аламоса!
Константин поморщился.
— Точнее — единственный физик Лос-Аламоса, который поддерживает с вами связь? Я не могу оценить его качество, но...
Гедимин сузил глаза. Северянин посмотрел на него и отодвинулся.
— Аккорсо, продолжай наблюдение, — буркнул он, взяв за плечо оператора и подтолкнув его к щиту управления. — Остальные — на выход. Гедимин, я лично буду стоять тут с дозиметром, пока ты работаешь в шахте. И я сам запущу этот реактор, когда ты закончишь. Надеюсь, два года работы не пойдут насмарку из-за твоих экспериментов!
03 мая 42 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити
После двух дней почти непрерывного дождя выглянуло солнце; роботы-уборщики чистили мокрые крыши, выкачивали воду из образовавшихся луж и в очередной раз засыпали их песком и укладывали поверх фриловое полотно. "Что-то надо делать с грунтом," — отметил про себя Гедимин, вспомнив, что в прошлом году по весне глубокие лужи образовались в тех же местах.
Заметив его заминку, Хольгер замедлил шаг и тронул его за плечо.
— Всё готово, — вполголоса сказал он. — Помнишь?
Сармат досадливо сощурился.
— Я не забываю, — отозвался он. — Сколько?
— Триста двадцать четыре, — ответил Хольгер. — Тебе хватит?
— Я возьму триста, — сказал Гедимин. — Остальное — под сферы.
— Будь осторожен, — недовольно сощурился химик. — Это не обеднённый уран. И потом... Уверен, что за два месяца ничего не заметят?
— Если ты не проболтаешься, — буркнул Гедимин. Хольгер, слегка переменившись в лице, отстранился и убрал руку с его плеча.
— Зря ты это сказал.
Гедимин растерянно мигнул — кажется, он действительно ляпнул глупость, и притом обидную.
— Зря, — он склонил голову и прижал кулак к груди. — Не знаю, о чём я думал. Извини.
— Пустяки, — отмахнулся Хольгер. — Я понимаю. Очередной сигнал с Энцелада. Помощь точно не нужна?
Гедимин качнул головой и втиснулся между закрывающимися створками — пока двое сарматов общались, остальная группа успела дойти до лестницы, и ворота уже смыкались.
Десять минут спустя сармат, с ног до головы в "скафандре" из защитного поля, стоял в хранилище и накрывал колпаком очередную плутониевую сферу. Только позавчера были убраны старые, пропитавшиеся ирренцием, и установлены новые; сегодня, если верить датчикам, скорость синтеза необъяснимо упала, — бруски обеднённого урана, смазанные окисью ирренция и люминесцентным раствором, были очень плохой заменой чистому ирренцию.
"Ровно триста граммов," — Гедимин, отложив манипуляторы, подобрал шесть коробков из непрозрачного рилкара и выложил их на ладонь. Поместились все — тяжёлый металл занимал немного места. Сквозь защитное поле не могло просочиться излучение — ни тепло, ни потоки омикрон-квантов — но сармат чувствовал, как его ладонь нагревается, и от неё жар растекается выше — до плеча — и оттуда стекает в грудную клетку. "Странные галлюцинации," — подумал он, рассовывая коробки по карманам. Между одеждой и телом была прослойка защитного поля, бояться облучения не следовало, — но странное ощущение тепла не оставляло сармата, пока он шёл от хранилища к "грязной" лаборатории. Через пять секунд должны были включиться камеры и датчики наблюдения, расставленные по хранилищу Константином, — северянин по-прежнему очень небрежно их маскировал и так и не смог решить проблему передачи сигнала не по кабелю.
— Оно? — шёпотом спросил Линкен, кивнув на невзрачные коробки, выложенные Гедимином под защитный экран. Сармат кивнул и жестом попросил взрывника отступить к выходу, за стену сивертсенова поля. Тот не двинулся с места.
— Ты можешь работать с этой дрянью — и я могу, — сказал он, приводя в действие генератор защитных полей. Матовый покров растянулся по его рукам и через секунду спрятал сармата целиком, оставив небольшой просвет в районе глаз. "Опасно," — жестом сказал Гедимин. "Говори, что делать," — пошевелил пальцами Линкен, подойдя к нему вплотную. "Следи за нагревом," — отозвался Гедимин, кивнув на горелку и закрытую ёмкость с плотно завинченной крышкой над ней.
...Два раскалённых докрасна цилиндра, дымясь, остывали под защитным экраном. Гедимин не стал ускорять процесс, даже отключил поток тёплого воздуха, оставив только вытяжку для испарений рилкара. Третий — стержневой, не содержащий в себе ирренция — стоял поодаль, под отдельным куполом.
— И что, такого тонкого слоя хватит? — спросил Линкен, стягивая маску и вытирая лицо мокрой ветошью. Оба сармата заметно перегрелись, Гедимин чувствовал, как пот стекает по спине, но вытереть спину было сложнее.
— Даже много, — сказал он. — Если заработает, я уменьшу массу ирренция. Качественный прорыв... он предполагает, что зависимости от массы больше не будет. Хватит грамма, чтобы заразить тонну.
Линкен недоверчиво ухмыльнулся.
— Эти твои стержни... Забавно выглядят, да, но чем они так уж отличаются от сфер? Ты уже делал слоистые сферы...
— И они работали, — Гедимин слегка сузил глаза. — В этот раз должно получиться лучше.
Через два часа он, в очередной раз измерив шагами помещение и нетерпеливо взглянув на термодатчики, включил воздушное охлаждение. Красное свечение рилкара погасло, но металл всё ещё был слишком горячим.
— Трёх слоёв хватит? — спросил Линкен, подготавливающий контейнер для реактора. Внешне это был простой цилиндрический короб с небольшим вентилятором, газоотводными трубками и прикреплённым снизу баллоном; внутри, кроме слоя непрозрачного рилкара, был запрятан стационарный генератор Арктуса, создающий дополнительные "стены".
— Да, — ответил Гедимин, наблюдая за падением температуры. "Хватит на него смотреть!" — он силой заставил себя отвернуться от остывающего ирренция, но взгляд упал на плутониевые цилиндры, дожидающиеся сборки. Они были покрыты блестящей тёмной "чешуёй" — обсидиановыми линзами, плотно пригнанными друг к другу. Гедимин взвесил один из них в руке — тонкостенный цилиндр полуметровой длины был гораздо тяжелее, чем могло показаться со стороны. Это был внешний, самый тяжёлый; второй, внутренний, был немного легче.
— Ну что? Готов? — Линкен, оставив в покое защитный короб, снова подошёл к Гедимину. Тот, помедлив, посмотрел на термодатчик и медленно кивнул.
— Tza... tiitzki. Attahanke?
— Atta"an! — широко ухмыльнулся Линкен, прикрываясь сивертсеновым полем.
Гедимин движением руки убрал все экраны и взял центральный стержень. Цилиндры легко входили один в другой, хотя между ними предполагалось не более полумиллиметра пустого пространства. "Ирренций — плутоний — ирренций — плутоний," — четыре слоя было несложно пересчитать. В последний раз проверив крепления, Гедимин поднял готовый стержень правой рукой и поставил его на ладонь левой. Шесть с половиной килограммов — небольшой вес для сармата, но рука под ним едва не дрогнула. Линкен посмотрел ремонтнику в глаза — и шагнул назад, уходя с дороги.
— Attahanke, — прошептал Гедимин, осторожно опуская стержень в короб. Счётчик Конара тревожно запищал — Линкен забыл отключить звуковой сигнал. Сармат, не обращая внимания на звук, закрепил крышку и только тогда посмотрел на табло. Излучение усиливалось; на несколько секунд рост прекратился — и тут же продолжился снова, уже гораздо медленнее.
— Работает, — выдохнул Гедимин, проводя пальцами по стенке короба. Сквозь защитное поле его никто не мог услышать. Линкен всё ещё стоял в стороне, будто не решался подойти ближе; оглянувшись, ремонтник заметил его опасливый взгляд.
— На сегодня всё, — Гедимин резким движением сбросил защитное поле. Сердце всё ещё билось слишком часто, и дышать приходилось глубже обычного.
— Глаза горят, как два прожектора, — пробормотал Линкен, покосившись на него. — Тебе охладиться бы, атомщик. За этой штукой надо присматривать?
— Не больше, чем за сферами, — ответил Гедимин. — Идём в душевую. Ты тоже перегрелся.
— Константин может сюда войти, пока нас нет, — подозрительно сощурился взрывник. — Я бы поставил небольшую защиту вокруг...
Ремонтник мигнул.
— Не надо тут взрывчатки, — сказал он. — Это не полигон. А с Константином я поговорю.
"В конце концов, он не захочет, чтобы Линкен ставил тут "небольшую защиту"," — подумал он, стараясь не смотреть на взрывника. Раньше он никого не запугивал Линкеном, и теперь эта мысль ему очень не нравилась. "Он же любит, когда везде спокойно..."
03 июня 42 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити
Три слоя защитного поля с тихим свистом сомкнулись, затянув небольшую брешь, прорезанную вдоль кожуха "реактора". Дозиметр издал последний писк и затих. Хольгер, отключив анализатор, стряхнул с себя защитное поле и повернулся к сарматам, терпеливо ждущим у входа в "красный отсек". Посмотрев на Гедимина, он отвёл взгляд.
— Ну? — спросил ремонтник; затянувшееся молчание Хольгера ему не нравилось. Константин, ждущий рядом с ним ответа химика, негромко хмыкнул.
— Не хочу тебя расстраивать, Гедимин, — медленно проговорил Хольгер, глядя на экран сигма-сканера, — но ирренция здесь не так уж много. Обычный показатель выработки — двадцать три сотых грамма. Неплохо, на самом деле.
Ремонтник на секунду стиснул зубы.
— Это всё? Уверен?
— Проверь сам, если есть сомнения, — Хольгер протянул ему сканер. Гедимин посмотрел на экран, скрипнул зубами и отвёл руку химика.
— Я вижу. Ты хорошо обращаешься с прибором. Я не буду перепроверять. Двадцать три сотых?
— Больше, чем обычная сфера и даже слойка, — напомнил Хольгер. — Мне кажется, в этой конструкции есть смысл...
Громкое хмыканье Константина заглушило его слова и заставило химика замолчать.
— Двадцать три сотых. Неплохо, верно. Однако не тянет на качественный скачок. И еле-еле окупает потери ирренция из-за того, что ты опустошил синтезные сферы. Это всё, чем ты можешь похвастаться на сегодняшний день?
Гедимин угрюмо сощурился.
— Дай мне ещё месяц. Эта штука должна была заработать...
— Она работает, — усмехнулся Константин. — И неплохо. Но не так, как тебе хотелось бы. Я думаю, Гедимин, тебе пора бы признать свою ошибку. Я сообщу Ведомству, что ты немного повысил выработку. Через месяц ты утилизируешь эту штуку. Возможно, Ведомство разрешит заменить сферы такими стержнями...
"Месяц..." — Гедимин молча смотрел сквозь него, погрузившись в свои мысли. "Ещё месяц. А что, если реактору нужно время на разогрев? Если синтез ускорится со временем?"
— Стержень останется здесь, — сказал он, прервав очередную фразу Константина. — Я хочу пронаблюдать за ним до конца августа. Есть предположения, которые нужно проверить.
Командир "научников" изумлённо мигнул.
— Ты в своём уме? Срок выгрузки ирренция — первое июля, и ни днём позже.
— Предупреди Ведомство, что в июле они ничего не получат, — сузил глаза Гедимин.
— Нет, — отозвался Константин. — Мне надоело тебя выгораживать. Можешь сам объясняться с Ведомством, когда Нгылек явится сюда. И если тебя снова расстреляют...
Он обвёл хмурым взглядом остальных сарматов — они стояли у стены, поодаль от "реактора", стараясь не заходить за невидимую черту.
— Надеюсь, до всех дойдёт, что тебе это попросту нравится. Обычное извращение, распространённое у всех приматов. Ты сам нарываешься, Гедимин. Сколько бы тебя ни пытались вытащить, ты лезешь снова и снова. Мне надоело тебе мешать.
01 июля 42 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити
"Щупы" анализатора с сухим щелчком втянулись в корпус, экран стал ярче. Гедимин убрал руку с кожуха "реактора", позволив защитным полям схлопнуться.
"Семьдесят один и одна десятая грамма," — он перечитал строку, выведенную анализатором на экран. "Всего семьдесят один и одна десятая. Выработка ноль целых двести тридцать семь. Она всё-таки растёт. Но слишком медленно. Константин, похоже, прав... но я бы ещё подождал. Возможно, до скачка остались считанные недели. Надеюсь, Хольгер договорился с Ведом..."
На двери вспыхнул красный светодиод, дрожащий свет разлился по лаборатории, — снаружи звучал сигнал оповещения, агенты Ведомства уже вошли в научный центр. "Hasu!" — Гедимин, сердито сощурившись, бросил анализатор в карман и вышел.
— Tza atesqa! — Нгылек, спустившись по лестнице, жестами отдал приказы патрульным и вскинул руку в приветственном жесте. Гедимин нехотя ответил. Один из патрульных зашёл в "чистую" лабораторию и через пять секунд вернулся в коридор вместе с Константином. Вдвоём они вошли в открытое настежь хранилище. Гедимин стиснул зубы, ожидая удара, и долго ждать не пришлось.
— Ирренция нет, — доложил, выйдя наружу, патрульный. — Под сферами — обеднённый уран с небольшой примесью ирренция и люминесцентной краски.
— Опять? — тихо спросил Нгылек, разворачиваясь к Гедимину. По его жесту двое патрульных сорвались с места и, схватив ремонтника, попытались вывернуть ему руки. Он шагнул в сторону, уклоняясь от захвата, и спиной впечатал одного из сарматов в стену, одновременно хватая за предплечье другого.
— Heta! Я покажу, где ирренций, — сказал он.
— Heta! — крикнул Нгылек. Патрульный, припечатанный к стене, высвободился, встряхнулся и угрожающе взялся за шокер. Гедимин хмыкнул.
