Хольгер посмотрел на экран, вздрогнул, провёл пальцем по очередному заголовку — и разочарованно хмыкнул.
— "Ложный след: диверсант оказался сумасшедшим. Эктор Густаманто, гражданин Атлантиса, ранее взявший на себя ответственность за взрывы на территориях искусственнорождённых, был признан недееспособным. При рассмотрении все доказательства его причастности оказались фальшивыми или вымышленными, и было обнаружено, что Густаманто во время якобы подготовки к диверсии, а также её совершения находился на лечении в психиатрической клинике родного города. Родственники мнимого диверсанта намерены подать на клинику в суд за неоказание надлежащей медицинской помощи. Эктор Густаманто освобождён из-под стражи и передан на попечение врачей."
Гедимин едва заметно усмехнулся. Линкен фыркнул.
— Всё с ними ясно. Макаки сидят и ждут, когда настоящие диверсанты придут и сдадутся им, как этот псих? Ну, долго им ждать.
— Может быть, сарматы в Коците и Ясархаге уже нашли все следы, — сказал Иджес. — И даже расстреляли кого надо. Но я на их месте тоже не трепался бы.
— Остаётся надеяться, — буркнул Линкен.
"Давно никто не пишет о науке," — думал Гедимин, разглядывая стену. "Скучно."
28 ноября 41 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити
"Зачем я пустил его в отсек?!"
Гедимин раздражённо сощурился на Хольгера. Отрываться от сборки реактора не хотелось, и он терпел присутствие сармата за спиной — тот надёжно отгородился защитным полем и вроде как был в безопасности; но теперь все части установки были соединены, герметичность кожуха — проверена, защитные поля — возвращены на место, и осталась всего одна операция — настройка сигма-излучателя. В ней не было ничего опасного или сложного... не считая того, что она требовала "полного воспроизведения условий первого эксперимента", и Гедимин заранее сердито щурился на правую ладонь (под перчаткой он не видел шрамов от первых двух "настроек", но они там были) и думал, что скажут медики — а потом и Константин. "Кровавая жертва духам ирренция," — он поморщился. "Глупо. Но почему-то действует."
— Хольгер! — крикнул он, на секунду раздвинув защитные экраны. — Выйди. Сейчас будет опасно.
— Я выставлю ещё один щит, — спокойно ответил химик, выглядывая что-то на мониторе. — Тут очень интересные данные, их нужно зафиксировать.
— Камеры на что? — Гедимин сузил глаза.
— Ты видел записи с этих камер? — Хольгер оглянулся на недовольного сармата и успокаивающе помахал рукой. — Не волнуйся за меня, Гедимин. Я знаю, что твой реактор не взорвётся.
"Выгнать его силой?" — на секунду задумался ремонтник, глядя на Хольгера. Тот смотрел на монитор и делал записи — видимо, счёл разговор законченным. "Так, он отвернулся. Хотя камера всё равно запишет... А, в ядро Юпитера!"
Гедимин, воровато оглянувшись через плечо, снял перчатку, раздвинул защитное поле над излучателем и просунул под него руку.
— Рост! — крикнули за спиной. Рефлекторно сармат отдёрнул ладонь, резко развернулся, готовясь к быстрому падению и закутыванию в защитное поле, — но никаких признаков аварии у монитора не было. Хольгер стоял спиной к экрану и встревоженно смотрел на Гедимина.
— Рост чего? — спросил ремонтник, в очередной раз пожалев, что пустил химика "проводить замеры" в неподходящее время.
— Ничего, — покачал головой сармат. — Но... ты уверен, что надо делать именно это? Это как минимум больно и вредно для суставов.
Он указал на незащищённую руку Гедимина. Тот стиснул зубы.
— Как выяснилось — надо, — отозвался он, поворачиваясь к излучателю. — Оба раза интенсивность повышалась именно после этого. Настоящей причины я не знаю, но Конар посоветовал в точности воспроизвести все условия. Не хочу, чтобы в этот раз выработка упала. Пусть реактор работает так же хорошо, как прошлые два.
— А рука? — Хольгер смотрел на него с тревогой. Гедимин пожал плечами.
— Ожоги быстро заживают.
От глупости последней фразы ему самому стало неловко — даже слабые лучевые ожоги заживали подолгу, причиняли сильную боль и очень мешали работать. Он быстро отвернулся от Хольгера и буркнул:
— Ты ничего не видел.
Он снова поднёс руку к сигма-излучателю, но убрать защитное поле не успел.
— Стой! — крикнул Хольгер, выглядывая из-за экрана. Пока он маячил в опасной зоне, снимать защиту с излучателя было нельзя, и Гедимин, помянув про себя размножение макак, нехотя обернулся.
— Ну что ещё?!
— Оно действительно усилилось, — медленно, будто не веря себе, проговорил сармат. — Посмотри на монитор!
"Уран и торий..." — Гедимин сузил глаза, но ничего не сказал Хольгеру. "Какой ещё бред он там..."
На мониторе, в строке, куда выводились данные о внешнем сигма-потоке, мелькали цифры — интенсивность излучения стремительно росла. Гедимин изумлённо мигнул, смахнул защитные поля и склонился над монитором — можно было подумать, что устройство сломано, однако никаких признаков неисправности сармат не увидел. Прошло полминуты, прежде чем цифры остановились, — интенсивность возросла на порядок. Гедимин покосился на излучатель и покачал головой — чем дальше, тем меньше он понимал, что происходит.
— Ты тоже это видел? — на всякий случай спросил он у Хольгера. Тот кивнул.
— И что это было? — на этот вопрос некому было ответить, но не задать его Гедимин не мог. Хольгер усмехнулся.
— То же, за чем я наблюдаю уже третий месяц. Похоже, оно тебя... признало.
Гедимин сжал пальцы в кулак до боли в костяшках — но ни она, ни ощущения от впившихся в кожу ногтей не сделали происходящее вокруг более реальным.
— Что за бред...
...Пять минут пронаблюдав за работой реактора, Хольгер ушёл, и Гедимин облегчённо вздохнул. Ещё через пять минут его вызвали по громкой связи. Вызывал Константин; его голос звучал озадаченно.
— Зайди в "чистую" лабораторию. Нужны твои комментарии.
Константин сидел за телекомпом и смотрел на график, выведенный на экран. Изгибающаяся линия показывала зависимость какого-то параметра от времени на часах. Рядом с командиром стоял Хольгер и постоянно оглядывался на дверь, будто ждал кого-то; увидев Гедимина, он радостно усмехнулся. Остальные сарматы стояли поодаль и выглядели озадаченными.
— Хольгер уже три месяца отслеживает сигма-излучение в твоей установке, — сказал Константин. — Сегодня мы свели данные в график. Хольгер говорит странные вещи, но... кажется, какой-то смысл в его словах есть. Ты в самом деле прижигал себе руку, чтобы усилить излучение?
Гедимин угрюмо кивнул.
— И ты видел, что оно немного усиливается, когда ты входишь?
Сармат снова кивнул. Хольгер усмехнулся.
— Это наблюдения, Константин. Даже если они странные, ты не можешь просто так от них отмахнуться.
Гедимин ждал, что командир поморщится и отправит химика проверяться на эа-мутацию, но тот спокойно смотрел на график и едва заметно качал головой.
— Да, что-то можно проследить... Вот здесь — начало смены. Время, когда мы все приходим в ангар. И сразу начинается небольшой рост.
Гедимин хотел что-то сказать, но промолчал — плавная линия на экране действительно шла вверх, сначала плавно, потом — резко.
— А это время, когда ты обычно приходишь в лабораторию. Сильный всплеск... В середине дня интенсивность колеблется... Тут данные за три месяца, но если посмотреть любой день, можно точно сказать, кто и когда подходил к излучателю. Сильная реакция на тебя, слабая — на Хольгера, Линкена и меня. Больше никто там не бывает. Небольшой спад в обеденный перерыв... Теперь — время отбоя, интенсивность вернулась к ночному значению. Когда Хильду попросили сделать замеры, первые дни была реакция на неё, потом пропала.
— Интересно, что будет, если запереть Гедимина в лаборатории, — задумался Хольгер.
— Себя запри, — фыркнул сармат. Шутка затягивалась и начинала раздражать. "Им ещё не надоело бредить?" — подумал он.
— Никакой связи между сарматами в ангаре и работой экранированного излучателя нет и быть не может, — хмуро сказал он. — Да если бы он и не был экранирован... Это аппарат, и вы — не его детали!
Хольгер покачал головой.
— Если бы связи не было, я бы о ней не говорил. Ты сам знаешь, что я ерунды не выдумываю.
Константин поднялся с места.
— Эксперимент всё покажет. Гедимин, ты ещё не сломал камеру в "красном отсеке"?
Он вывел изображение на монитор телекомпа. Недавний ремонт пошёл камере на пользу — теперь цифры не расплывались.
— Вы трое — поднимайтесь к выходу и идите от ангара две-три минуты в любом направлении. Гедимин, садись за стол.
Сармату стало неловко — в основном за Хольгера, но он сел и посмотрел на экран. Прошла минута, две... на стене мигнул светодиод, сообщая об открытии и закрытии входных ворот.
— Идёт вниз, — Константин ткнул пальцем в монитор, приближая изображение. Гедимин мигнул. Интенсивность излучения действительно падала — и никаких причин для этого не было.
— Возвращайтесь, — сказал по рации командир. Гедимин, не мигая, смотрел на монитор — и он заметил, как цифры замелькали снова, за несколько секунд до того, как зажёгся сигнальный светодиод
— Теперь уйду я с лаборантами, — сказал Константин, когда трое сарматов вернулись в лабораторию. — Гедимин, следи за показателем.
Он и так следил — пристально, как только мог. Странная идея Хольгера, похоже, подтверждалась.
— На него почти нет реакции, — сказал Иджес. — Ну ещё бы! Посмотрим, что будет, когда выйдет Гедимин...
Настолько странных опытов ремонтник ещё не проводил — даже превращение вакуума в облако элементарных частиц не казалось таким бредовым. Через час влияние каждого сармата на излучатель было измерено и подсчитано, привлекли даже лаборантов-филков, — Гедимина не обогнал никто.
— Оно тебя признало, — усмехнулся Хольгер, гладя сармата по плечу, и в его голосе звучала гордость. — Даже излучение. По-моему, это большой шаг вперёд.
— Конару об этом лучше не писать, — угрюмо отозвался Гедимин. Он сидел, подперев ладонями голову, и пытался найти какое-нибудь вменяемое объяснение происходящему. Сигма-излучатель был установлен правильно — а значит, ни вибрация, ни изменения температуры, влажности или состава воздуха не могли никак его затронуть. Тем более, речь шла об интенсивности излучения...
— А вот интересно, — медленно проговорил Иджес, переглянувшись с Хольгером. — Если привести сюда других сарматов, не работавших с ирренцием, — Лилит, или Бьорка, или Вигдис...
— А если придёт макака? — перебил его Линкен. — Любой охранник. Или, например, Фюльбер.
Сарматы переглянулись.
— Гедимин знает, как вызвать Фюльбера, — сказал Константин. — Можно провести эксперимент.
— Хватит с меня экспериментов, — буркнул сармат. — У кого-нибудь есть разумные объяснения для всего этого?
01 января 40 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити
"Ещё одна смена дат," — думал Гедимин, растянувшись на матрасе. Впервые за несколько лет ему не надо было встречать утро в научном центре, рядом с грудой плутониевых блоков, — ощущение было странным и несколько непривычным. Оллер включил по громкой связи рождественские гимны, по коридору везли тележку с утренней едой, и по звуку, с которым контейнеры шмякнулись у порога, Гедимин определил, что их три, и один чем-то отличается от двух других. Выбравшись из-под одеяла, он обнаружил на полу, кроме обычных воды и Би-плазмы, скреплённые между собой маленькие ёмкости, всего шесть штук. На одной из них была наклейка с сосновой веткой и украшением, а рядом надпись "Глинтвейн Маккензи", другие содержали человеческую еду.
Музыка отключилась.
— Внимание! — объявил по громкой связи Оллер. — Через полчаса всем собраться в кинозале на выступление координатора Маркуса!
— И что орать? — проворчала за стеной Лилит. — Объявление все видели.
Кто-то подошёл к двери в вестибюль, выглянул наружу и тут же подался назад.
— На выходе стоит патруль, — услышал Гедимин голос Кенена. — Кажется, это будет особенная речь.
— Та же болтовня, что обычно, — буркнул, выбираясь в коридор, Иджес. — Эй, Линкен! Не боишься пропустить речь?
— Не забудь разбудить атомщика, — хмыкнул Кенен. — Если за ним придут патрульные, он будет очень недоволен!
...Когда свет погас, и в зале появилась голограмма Маркуса, Гедимина ткнули под рёбра сразу с двух сторон — слева сидел Кенен, справа — Линкен, и оба не хотели, чтобы он проспал речь. "Да ну вас," — сармат досадливо сощурился, но рацию с недочитанной почтой убрал и перевёл взгляд на объёмное изображение координатора.
— Утром нового года я, Маркус Хойд, рад приветствовать всех вас, независимо от роста и цвета кожи, — голограмма широко, по-человечьи, улыбнулась. — К сожалению, не все из тех, кто встретил с нами прошлый год, сегодня могут меня услышать. Две чудовищные диверсии унесли двенадцать тысяч жизней. Я говорю о взрывах в Коците и Ясархаге. Прошло уже много времени, но так и неизвестно, кто виновен в этих трагедиях, и кому это было выгодно. Вы все слышали обещания Совета безопасности, обещания людей, — они заверяли нас, что убийцы будут найдены, что нашим городам ничего не угрожает, и мы можем, как и раньше, спокойно работать на благо человечества. Но сегодня я вижу, что цена этих слов невелика. Мы не можем чувствовать себя в безопасности, зная, что завтра новый взрыв прогремит в Чабонге, Эль-Джауфе или Доусоне. Мы не можем, как раньше, доверять людям. Я призываю моих собратьев усилить бдительность. Войска на Периметрах охраняют людей от нас, но нас защитить некому, — но мы позаботимся о себе сами. Жизнь на территориях больше не будет такой беспечной. Подорвать доверие легче, чем восстановить его. Я хотел бы сейчас говорить о мире и сотрудничестве, но приходится решать вопросы обороны. Надеюсь, мир скоро вернётся на территории, и в следующем году праздник смены дат не будет омрачён ничем. С Рождеством тех, кто празднует, и стойкости всем остальным!
Он вскинул руку чуть выше плеча, и Гедимин мигнул — это был салют времён Саргона, жест, запрещённый на всех территориях. Сегодня Маркус воспроизвёл его почти точно — любой охранник-"бабуин" сразу вскинулся бы, увидев это.
— Стойкости, — еле слышно сказал Линкен, потирая шрам. — Не бойся, Маркус. Мы ждём команды. Макаки ещё пожалеют, что убили Саргона и отняли у нас Марс.
— Что тебе снова почудилось? — покосился на него Хольгер. — Тут не было ни слова о восстаниях.
— Вот я полезу в твои пробирки — ты будешь говорить о делах Маркуса, — криво ухмыльнулся взрывник. — Ты в них понимаешь не больше, чем атомщик. Но он хотя бы молчит!
...Полтора метра воды и пятнадцать сантиметров льда заглушали грохот взрывов — пока ещё заглушали; Гедимин, присмотревшись, уже мог различить, где лёд начинает давать слабину. "Надо быть ставить мишени дальше от берега," — думал сармат, с опаской глядя туда, где стоял с эхолокатором в руках Айзек. "Тут прочный лёд, но так они быстро его раздолбают..."
Пилоты, выстроившиеся на заснеженном берегу с пультами в руках, на Айзека и нависшую над ним опасность внимания не обращали — они старались "на ощупь" найти мишени и не промахнуться. Линкен был там — под номером двадцать четыре; в этот раз он не нарвался на дисквалификацию, и Гедимин был за него рад.
