Около двух часов ночи раздались вспышки молний, и снова зарядил проливной дождь. За грохотом грома и шумом дождя часовые едва не проглядели приближающийся отряд, пытавшийся оторваться от преследовавшего его врага.
Ударив в набат, старик, что провожал, казалось совсем недавно одного из принцев города, поспешил с докладом прикорнувшему прямо в караулке господину Мареку.
Встряхнув не спавшего толком уже неделю начальника городской стражи за плечо, старый вояка доложил:
— Господин Марек, в зоне видимости обнаружены два отряда. Один, похоже, свои, а второй — демоны проклятые. Какие будут приказания? Наших впустить?
— Я тебе впущу, старый пень! Может это провокация! Может ход такой хитрый, — заревел медведем, едва проснувшийся господин Марек.
— Так там, похоже, бабы с ребятишками воют, волчья твоя душа. Погубишь ведь! — не унимался старик.
— Да погодь ты причитать, как баба! Пошли лучше во дворец кого-нибудь пошустрее.
Пока посыльный бегал с донесением, начальник городской стражи сгреб в охапку старика и вышел под дождь.
— Ну, показывай своих баб, старик, — стараясь прикрыть ладонью глаза от колючего дождя, прокричал господин Марек.
— Прошу проследовать за мной на вверенный мне объект, — важно произнес старик.
Он, слегка сутулясь, засеменил к лестнице, ведущей на городскую стену. Уже на подходе их догнал юный беркут Акын.
Видать, и не спал вовсе, так, прикорнул немного, не раздеваясь, — с уважением подумал старый вояка. Хорошие у нас правители, и родня им под стать. Вон, наравне со всеми всю работу делают: и камни для стены таскают, и дежурят, и бьются не жалея себя.
— Ну, братцы, что тут у вас, — спросил, догнавший Акын.
— Да вот, смотрите сами, — протянув руку куда-то вдаль, произнес старик.
Акын и господин Марек напряженно вглядывались и вслушивались в дождливую ночь. Вдруг небо осветилось ярким росчерком молнии. И стоящие на стене увидели то, о чем поведал начальнику стражи глазастый старик. Превозмогая страх и усталость, наперекор дождю и воющему ветру, по мощеной дороге, ведущей в Лорин спешил обоз, состоящий из нескольких телег. За ними буквально по пятам неслись черные всадники.
— Во имя Святого Отрока, да как же ты их разглядел, старик? — уважительно спросил господин Марек.
— Как-как, да так! Глаз зоркий с молодости у меня. До сих пор могу, не целясь в монету с тридцати шагов попасть. Так какие будут указания, господа?
— Господин Марек, готовим отряд на помощь. Будьте готовы по моему сигналу открыть ворота, — распорядился Акын.
— Да как же так, господин Акын? — не унимался господин Марек. — Нас ведь господин Ромул предостерег. Сказал, что враг попытается пробраться в город через ворота или стены.
— Вы правы, друг мой. Но, если это несчастные беженцы, и мы им не поможем — грош нам цена. Да и сможете ли вы спокойно, потом жить, когда у вас на глазах и под вашими же стенами убили всех этих мирных людей, а вы ничего не сделали, чтобы им помочь?
Именно поэтому, вы запрете ворота сразу же после того, как мы выйдем. Если это ловушка — погибнет отряд, но жители за стенами останутся невредимыми. А если это наши — попытаемся отбить. Ваша же задача быстро нас впустить обратно и закрыть ворота. Ясно?
— Предельно, — вздохнув, проговорил господин Марек.
Акын стремительно спустился вниз и уже через пару минут, погладив любовно оружие, встал во главе отряда.
Дождь безжалостно хлестал несчастных возниц. Ветер рвал одежду, путал волосы, и казалось, сам Нечестивый ополчился против беженцев. Отряд, возглавляемый раненым беркутом по имени Тигор из последних сил пробивался в Лорин.
Обоз, что отправил Дастан из разоренной деревни, состоял из десяти повозок с женщинами, малолетними детьми и немощными стариками. Уже на подъезде к окрестностям города к беженцам присоединились еще несколько семей.
Раны Тигора налились тяжестью и горячкой. Если бы не чувство долга, парень бы давно свалился с загнанной лошади. Но испуганные глазенки ребятишек и безмерная надежда во взгляде матерей не давали расслабиться.
После дневного отдыха встать было еще сложнее. Молоденькая девчушка, что все время поглядывала на Тигора, принесла ему горячей похлебки и присела рядом.
— Господин Тигор, — краснея и смущаясь, пролепетала она, — позвольте я перевяжу ваши раны.
— Зови меня просто Тигор, договорились? — поудобнее усаживаясь и морщась от боли, произнес беркут.
— Хорошо,— улыбнулась девушка. — А меня зовут Рада.
— Тебе очень подходит, — усмехнулся Тигор.
— Ну, так как? На счет перевязки? — спросила Рада.
— Хорошо, поем только сначала.
Вскоре, обмытый, перевязанный и обласканный нежными прикосновениями юной искусницы, Тигор снова провалился в тяжелую дрему. Это был ни сон, ни приятный послеобеденный отдых. Изможденное тяжелыми ранами и трудным путем тело пылало, а раны подергивало, словно кто-то стягивал их края невидимой иглой. Именно эта боль не давала погрузиться в полноценный глубокий сон. Именно эта боль спасла беженцев от внезапного нападения врага.
Портал открылся совсем рядом со стоянкой беженцев. И первым, как ни странно, почувствовав что-то неладное, внезапно пробудившийся от тяжелого забытья раненный беркут.
— К оружию, — заорал он. Женщины и дети по обозам!
Сам же, почувствовав внезапный прилив сил, вскочил на коня и во главе небольшого отряда из стариков и нескольких женщин помчался на врага.
— Если мы не захватим их в врасплох — нам не выжить, — орал на скаку он. — Поднажмем, ребята! За нами наши дети!
Может страх за свои жизни и жизни своих близких, а может видневшиеся вдалеке стены Лорина, но отряд, казалось, обреченный на гибель, во главе с Тирогом вихрем налетел на ничего не подозревающих Призраков. Не успел портал выплюнуть достаточное количество демонов, Тигор обезглавил того, что открыл проход в мир.
Когда горячка боя стихла, усталый беркут подсчитал потери: две женщины, что лишились своих близких еще там, в родном селении (да встретит их и их семьи пресветлый Отец наш) да два раненных старика. Зато со стороны врага семеро убитых! Причем четверых из них положил сам Тигор.
Его встретили как героя. Бабы голосили, а та девчонка, Рада, увидев юного воина, со слезами на глазах бросилась ему на шею. Чуть с ног не сшибла.
— Да будет вам, бабы, уймитесь ужо! — грозно гаркнул старый дед, который, между прочим, участвовал в битве. — Пусть командир скажет чо!
Тигор устало вздохнул и сказал:
— Значит так. Надо как можно скорее выдвигаться к Лорину. Думаю, демоны снова откроют проход в наш мир, и, увидев своих мертвецов, организуют за нами погоню. Так что, нам надо успеть убраться от этого места как можно дальше.
В лагере в мгновение ока воцарилась суета, и спустя немного времени, обоз, во главе с усталым командиром двинулся в путь.
Через час снова стал накрапывать дождь, перерастая понемногу в настоящий ливень. Одежда Тигора намокла и стала тянуть вниз итак едва держащееся на верном скакуне тело. Умница-конь, чувствуя состояние седока, старался идти как можно мягче и ровнее. Подумав об этом, Тигор улыбнулся и с благодарностью похлопал верного друга по горячему боку.
Вскоре, совсем стемнело. Надо бы остановиться на ночлег, но осторожный беркут все гнал и гнал усталый обоз вперед. Всадники вымокли и продрогли, а поднявшийся ветер мешал идти, цепляясь за одежду и матерчатые крыши фургонов.
Раздался первый раскат грома, полыхнула молния, осветив все вокруг неярким белым светом. Оглянувшись назад, Тигор увидел вдали неясные черные точки и похолодел от ужаса.
— Темные! — истошно заорал он. — Пришпорьте коней! До Лорина рукой подать!
В голове же мелькнула предательская мыслишка: нам не успеть, никак не успеть.
На скаку он подхватил вожжи ближайшей телеги и потянул за собой.
— Ну же! Давай, родимая, выручай!
Усталая лошаденка хрипела, но бежала из последних сил.
Вдруг со стороны города послышался удар набата.
Заметили! Нас заметили, — подумал Тигор. — Но подоспеет ли помощь?
Он обернулся назад и увидел стремительно приближающегося врага. Развернув коня и приготовив лук, он поскакал в конец обоза. Показался первый Призрак. Натянув тетиву, беркут плавно спустил стрелу в лицо врага.
Тигор, всегда слыл метким стрелком. Конечно не таким искусным как Сафира, но уступал ей ненамного.
Первый демон исчез под копытами своих товарищей. Вскоре за ним последовал второй, третий... Когда колчан опустел, а повязки вновь наполнились горячей кровью из потревоженных ран, к беженцам вернулась надежда.
— Прорвемся! Точно прорвемся! — как заклинание твердил про себя Тигор.
Вдруг впереди обоза послышались визги женщин и плач ребятишек. Пришпорив скакуна, беркут молнией метнулся обратно, в голову отряда.
Демоны напали внезапно, поджидали, видать, за теми деревьями у поворота. Издав боевой клич беркутов, Тигор ринулся в бой. Рубились в темноте, освещаемой лишь вспышками молний.
Не прорваться, — обреченно подумал Тигор. Сейчас обоз догонят те, что скакали за нами следом и возьмут нас в кольцо. Ну, что ж, станцуем последний танец, прекрасная Дева Смерти. Не посрамим имя беркутов.
Издав протяжный клич во славу Ее, юный беркут ринулся в самое пекло, напевая во все горло Последнюю Песнь Беркутов.
Звон металла хрустальной слезой обернись,
Что омоет усталое тело бойца.
Тетивы песнь лихая, тоски устыдись,
Прошепчи, что он путь свой прошел до конца.
На усталые плечи геройство накинь,
Словно бархат-парчу, лишь достойный царя.
Кто-то скажет, быть может молитву. Аминь.
Лишь бы знать, что прошел этот путь ты не зря.
Когда, казалось, что рука уже не может держать тяжелый и скользкий от своей и вражеской крови меч, а в седле тебя удерживает какое-то чудо, Тигор, бившийся из последних сил, услышал знакомый клич. Клич беркутов.
Подмога! — устало подумал Тигор. Прорвемся....
Отряд во главе с Акыном подоспел вовремя. Налетев вихрем на демонов, лоринцы смяли и раскидали кольцо врага, открыв путь к отступлению в город. Битва была непродолжительной, но очень отчаянной. Истосковавшиеся по настоящему бою на открытой местности, беркуты, вложили в него всю свою злость за необходимость сидеть в осаде, все свое горе по погибшим друзьям и близким. И, несмотря на преимущество ночного зрения Призраков, лоринцы без особого труда одолели демонов, не ожидавших такого сопротивления со стороны людей.
Вскоре, обоз с беженцами прибыл за стены славного города Лорин.
ВИЛАНА
Дорога до Ольшина заняла больше времени, чем мы предполагали. Мы останавливались во всех крупных населенных пунктах, собирая армию и направляя ее в Рубеж. Ежедневно мы с ребятами и с Сафирой устраивали встречи в астрале, делясь информацией и помогая друг другу советами. К сожалению, наш учитель пропускал сборища все чаще и чаще. Из его слов мы знали, что в нашем дорогом Лорине очень жарко, участились нападения Темных и мы все переживали за наших друзей и близких, оставшихся там.
Пару раз вспоминала добрым словом Шокира, вернее его подарок. Как я и просила, папины ювелиры из незамысловатого белого камня на кожаном шнурке сделали для меня перстень, и я носила, его не снимая.
И, вот в одном небольшом селении, остановившись на ночлег, я заметила, что камень стал стремительно темнеть, пока не стал абсолютно черного цвета. Это-то и спасло нам жизнь, и появление демонов мы встретили во всеоружии.
В другой раз, я даже не стала ждать, когда камень окончательно потемнеет. Скомандовала атаку, и мы без труда перебили всех гадов.
Я очень изменилась. И, если совсем недавно ужасы смерти приводили меня в состояние близкое к помешательству, то теперь я стала более жесткой, что ли, или более жестокой. Я уже не извинялась за то, что кому-то попала стилетом в глаз или с перепугу распорола живот от паха до самого горла. Просто резала, рубила, колола... Тьфу, социопатка!
К окрестностям Ольшина мы подошли малым отрядом, численностью пятьдесят человек. Из них двадцать парней были лучшими Тенями из личной гвардии отца, затем ребята, что вышли со мной из Лорина, исключая Шокира, которого я оставила в Ларингии с госпожой Рианой и беркута, погибшего от рук Призраков на Небесном Скакуне, а так же несколько воинов, что примкнули к нам в одном из разрушенных графств неподалеку от Ольшина.
Погода стояла чудесная. Кристально чистый воздух, казалось, звенел малюсенькими золотыми колокольчиками. Состояние чистоты и возвышенности, наполняло каждого из нас, и я сначала не поняла, что это действие особой, сильной и в тоже время очень тонкой энергии.
Все разговоры затихли, и мы просто ехали, в восхищении озираясь по сторонам. А посмотреть было на что. Сама я никогда не была в Ольшине, но читала и слышала об этом городе много интересного.
Говорят, что практически все живущие там наделены тем или иным Даром. А в Ольшинском университете обучаются только самые одаренные и успешные студенты, и попасть в него можно, только если тебя одобрили все четыре старших магистра.
На практических занятиях студенты учатся пользоваться своей силой во благо, преобразовывая природу, помогая ей исцелять свои хвори, очищая источники, восстанавливая сломанные ветки и продлевая жизнь и цветение растений.
Поэтому, мы и ехали, в восхищении рассматривая каждую травинку. Вокруг все цвело и благоухало. Зеленая трава радовала глаз чистотой дорогого изумруда, деревья поражали своей стройностью, а кустарники изысканными пышными формами.
Город показался внезапно, будто кто-то сменил картинку. Весь он был будто окрашен в нежные радужные цвета. Именно так. Он не был белым, как наш Лорин или красновато оранжевым, как многие здания в Вильерии, а именно радужным. И высокая пятиметровая стена вокруг всего города тоже была радужной. Интересно, что это за материал? Или может это тоже действие силы?
Чем ближе мы подъезжали к городу, тем труднее нам это давалось. Захотелось спать, голова налилась непонятной тяжестью, а по всему отряду слышались громкие позевывания. Нет, я-то чувствовала себя более-менее сносно, а вот мои товарищи еле держались в седлах.
Что за дела творятся в этом городе? — подумала я. Спустя два часа мы все же добрались до главных ворот. Они оказались настежь открыты, и я даже видела, как из них выходили люди, но как только мы подъехали к проему, нас словно кто-то крепко схватил. Наши лошади будто наткнулись на невидимую стену. Они отходили, кружили, переступали ногами, но не продвигались дальше.
Я спешилась и устало побрела к двоим мужчинам в одинаковых синих одеждах, которые только что вышли из ворот.
— Простите за беспокойство, — обратилась я, — не могли бы вы подсказать, как нам проехать в ваш город.
Один из мужчин с огромными голубыми глазами и аккуратной бородкой-клинышком слегка наклонил голову в приветствии и произнес:
